Луна над Иерусалимом

От его матери из Норфолка уже два месяца не было писем. Мать написала, что ей предстоит простенькая операция, но по своему обыкновению не указала, какая именно. Она всегда старалась не волновать сына, и хотя он сто раз ей объяснял, что неизвестность беспокоит его куда больше, чем дурные новости, упорно стояла на своем.

Если бы не эти подлые негодяи из еврейского террористического подполья, он бы давно уже отбыл в отпуск. Но после взрыва гостиницы «Царь Давид» в Иерусалиме отпуска отменили, а введенный комендантский час взвалил тягостную ношу патрулирования на плечи британских солдат.

Тяжелые бронированные автомобили колесили по улицам города, и каждый, кто рискнул во время комендантского часа выйти из дома без специального пропуска, сразу оказывался за решеткой. Бронированные автомобили были нужны не для форса, мерзкие негодяи-подпольщики то и дело открывали огонь по патрулям. Когда число убитых солдат перевалило за три десятка, патрули пересадили в машины, от стен которых пули террористов отскакивали, словно мячики от стенки.

Днем выспаться в казарме не было никакой возможности. Солдаты старались не шуметь, чтобы дать возможность отдохнуть товарищам, вернувшимся после ночного дозора. Однако безжалостный солнечный свет, проникающий сквозь шторы, словно усиливал скрип двери или звук осторожных шагов, тотчас разрушая сновидения. Чарли выехал на патрулирование злой и усталый, плохо представляя, как дотянет до утра.

Примерно через полчаса после начала дежурства фары автомобиля высветили человека, спокойно идущего по улице. Он был одет, как одеваются выходцы из восточных стран, в полосатый халат и тюрбан. Чарли уже перестал удивляться пестроте иерусалимской толпы, в Святом городе собрались евреи из разных стран мира, привезя с собой традиционную одежду.

Автомобиль, визжа тормозами, остановился возле еврея, но тот, словно ничего не заметив, спокойно продолжал путь.

– Эй, ты, — крикнул Чарли, открывая дверцу. — Немедленно остановись.

Еврей повернулся. На его лице было написано удивление.

– Предъяви пропуск, — приказал Чарли.

– Какой еще пропуск? — изумился еврей.

Они говорили на дикой мешанине из иврита и английского, каждый знал несколько дюжин слов на языке собеседника, но этого вполне хватало, чтобы понимать друг друга.

– Пропуск, разрешающий хождение во время комендантского часа.

– Комендантского часа? — удивился еврей. — А что это такое?

– Ну, ты дурака из себя не строй, — возмутился Чарли. — Вид у тебя слишком благообразный, чтобы так откровенно врать.

Еврей недоумевающе пожал плечами.

– Но я действительно не знаю, о чем ты говоришь.

«Если врет, то очень натурально, — подумал Чарли. — Вид у него весьма отрешенный, вдруг он и в самом деле не знает про комендантский час? Может, это еврейский монах или затворник, оттого и ходит по ночам. Но все равно, каким бы святым он ни был, без пропуска его место за решеткой!»

– Забирайся в машину, и поехали в участок, — приказал он не допускающим возражения тоном.

– Прошу прощения, — ровным голосом ответил еврей, — но сегодня суббота, и я не могу перемещаться на автомобиле.

– Меня совершенно не интересует, что ты можешь или не можешь, — раздраженно произнес сержант. — Ну-ка, ребята, тащите его в кабину.

Два солдата выскочили из автомобиля, подхватили еврея под локти и одним движением забросили внутрь. Шофер дал газ, и автомобиль двинулся с места.

Чарли не ошибся, оценивая еврея. Это был не кто иной, как раввин Мордехай Шараби, глава ешивы каббалистов «Нагар Шалом». Он родился в Йемене и уже в 19 лет стал раввином. В 24 года ребе Мордехай переехал в Иерусалим и погрузился в изучение аспектов тайного знания. Учение полностью овладело его мыслями, овладело настолько, что он действительно не замечал, что происходит вокруг.

Тем вечером после кидуша и субботней трапезы он по своему обыкновению отправился в ешиву. Домашние не препятствовали раввину, зная, что его путь пролегает в иной реальности, поэтому ничего дурного с ним произойти не может.

Ребе Мордехай медленно шел по улице, размышляя о некой проблеме, связанной с написанием имен ангелов-хранителей. Он не замечал, что вокруг нет ни единого человека, а двери домов заперты. Идти в полной тишине по ночной прохладе было так приятно, что ребе Мордехай инстинктивно убавил шаг. Ему хорошо думалось, до решения проблемы оставалось совсем чуть-чуть, когда визг тормозов нарушил ход его мыслей.

Сержант Чарли оглянулся, увидел, что еврей сидит в зарешеченном отделении для задержанных, и велел шоферу ехать в участок. Мотор взревел, машина двинулась с места и тут же остановилась, точно подброшенная мощным взрывом. Убедившись, что все целы, Чарли приказал покинуть автомобиль. С винтовками наперевес солдаты выскочили наружу, готовые открыть огонь по нападающим. Но вокруг было пусто, лишь мрачная луна светила в настороженной тишине.

– Чарли, — воскликнул шофер после проверки автомобиля, — первый раз в жизни такое вижу: все четыре ската лопнули. Ну ладно один, ну, предположим, два, но чтобы четыре разом! Просто чудо какое-то.

– Чудо, говоришь, — пробормотал сержант. — Я, кажется, понимаю, что произошло. Где задержанный?

Спустя минуту ребе Мордехай Шараби стоял перед Чарли.

– Ваше преосвященство, — вежливо произнес сержант. — От имени армии его величества я приношу вам извинения. Вы можете продолжить свой путь. В качестве сопровождающего с вами пойдет один из моих солдат, чтобы вас не задержал другой патруль. И прошу вас больше так не поступать. Надеюсь, на этом инцидент исчерпан?

Ребе Мордехай молча кивнул.

– У меня к вам личная просьба, ваше преосвященство, — сказал сержант куда менее уверенным тоном. — Моя мама… ей сделали операцию в Норфолке… в общем, писем нет уже два месяца…

Ребе Мордехай задумался на несколько секунд и ответил:

– Не надо беспокоиться, с ней все в порядке.

Это был единственный случай, когда во время комендантского часа еврей без пропуска шествовал по ночному Иерусалиму под охраной британской армии. А письмо от матери сержант Чарли получил через два дня.

Яков ШЕХТЕР, Израиль