Векслер: с музыкой по жизни

– Климентий Иосифович, откуда ваша любовь к музыке?

– Мои родители не были музыкантами-профессионалами. Отец — из обеспеченной семьи, по своей воле решил уйти в детский дом в силу своих прогрессивных взглядов, считал, что нельзя жить на всем готовом. После окончания ремесленного училища — профшколы металлистов стал комсомольским вожаком, рано вступил в партию. До конца жизни был убежденным большевиком, передовым коммунистом, чуждым любых религиозных проявлений. Перед ­войной мы переехали в Новосибирск, где папа трудился партсекретарем Западно-Сибирской железной дороги, много ездил по окрестным населенным пунктам и деревням. К сожалению, он рано ушел из жизни, я мало знаю о его родных.

Музыкальная линия — из маминой семьи Потаповских-Лившиц. Мама любила музыку, но сама учиться возможности не имела, поскольку в семье было десять детей. Зато музыкантами стали ее братья: Борис Лившиц, виолончелист, работал в Петроградской консерватории на кафедре камерного ансамбля, потом стал концертмейстером в Малом оперном театре. Он принимал участие в моей судьбе: приходил, слушал, как я играю, иногда мы музицировали вдвоем. До сих пор помню благородное и проникновенное звучание его виолончели.

Другой мамин брат, скрипач-виртуоз Михаил Лившиц, работал в Императорском оркестре Петербурга. У него в жизни случилась удивительная история: однажды, еще в 1920-е годы, он поехал на гастроли в Китай, пережил там головокружительный роман с колоритной красавицей намного старше себя и принял решение остаться в Харбине. С тех пор о нем, увы, ничего не известно.

Так что первое знакомство с музыкой состоялось дома. Мама в раннем возрасте заметила мою музыкальность и подвигла начать учиться играть на скрипке. В музыкальной школе у меня сразу определили абсолютный слух, отличное чувство ритма, и я начал заниматься. Мама всегда верила в меня как в музыканта.

– Как происходило ваше дальнейшее музыкальное развитие?

– Война застала нас в Новосибирске, который в некотором смысле стал в те годы культурной столицей России. Именно туда эвакуировали заслуженный коллектив России — Академический симфонический оркестр Ленинградской филармонии, где дирижировал Е.А. Мравинский, Театр драмы имени А.С. Пушкина, Театр юного зрителя, Квартет имени Глазунова... Потом в Новосибирск стали приезжать из разных городов крупные музыканты.

Моим первым учителем был Иосиф Аронович Гутман из Киева. Вместе со мной учился приехавший из Одессы Эдуард Грач, нынешний профессор Московской консерватории, народный артист СССР, — мы дружим и творчески взаимодействуем с 1942 года. Он часто приезжает с концертами в Петрозаводск, и я с удовольствием прихожу его слушать вместе со студентами.

После войны наша семья вернулась в Ленинград. Учебный год в разгаре, окружающие считали, что идти на прослушивание в музыкальную школу при консерватории бесполезно. Но мы с мамой все же пошли, я сыграл, и меня взял в свой класс профессор Вениамин Иосифович Шер. Шестнадцать лет мое становление происходило под его руководством: десятилетка, консерватория и аспирантура. То, что Шер учил любить музыку в себе, а не себя в музыке (он часто вспоминал К.С. Станиславского!), чувствовать скрипку, виртуозно владеть звуком и всеми штрихами, — это одно, но я постоянно видел перед собой его глаза, ощущал его отношение ко мне и ко всем студентам.

Мне повезло в жизни, что я учился у таких выдающихся педагогов, музыкантов! Это удивительные люди — добрые, сердечные, искренние, такова была их природа. В первую очередь они научили меня человеческим отношениям.

– Как вы оказались в Петрозаводске?

– Все получилось случайно. У меня в музыкальной школе был друг, скрипач Юра Аранович — мы сидели за одной партой, постоянно общались вне классов. Характер у него был крайне неуживчивый. В процессе учебы в консерватории он умудрился поссориться со своими учителями — выдающимися музыкантами И.А. Мусиным и Н.С. Рабиновичем. В итоге оканчивал консерваторию «от себя» на год раньше и уехал главным дирижером филармонического оркестра в Петрозаводск. После чего стал приглашать меня в Карелию. В 1956 году я приехал, стал солистом филармонии, начал преподавать в музыкальной школе, в училище.

А Юра через два года уехал сначала в Ярославль, потом в Саратов, в Москву, в Израиль…. Он был абсолютно непредсказуемый и очень талантливый человек. 

– Карельская консерватория создавалась при вашем непосредственном участии. Расскажите об этом, пожалуйста.

– Группа молодых талантливых музыкантов создала в Петрозаводске особый микроклимат, который в итоге дал возможность открыть консерваторию, хотя никто изначально в идею не верил.

Мне удалось создать при музыкальном училище ансамбль скрипачей, мы выступали с серьезными программами, концерты с нашим участием регулярно показывали по телевидению. Я был охвачен идеей консерватории, писал об этом статьи в газеты, разъяснял необходимость наличия в республике непрерывного цикла музыкального образования. Нам повезло — удалось увлечь этой идеей Георгия Ильича Лапчинского, авторитетного музыканта, автора книг о многих карельских композиторах. В городе его уважали и ценили как прекрасного музыковеда, интересного, выдающегося человека — он в годы войны сражался танкистом, вернулся с фронта без ноги, ходил на протезе. Мы с ним, а также со знаменитым басом Виктором Каликиным и другими исполнителями в составе творческой бригады музыкального лектория филармонии ездили по всему Северо-Западу России, выступали в домах культуры.

Дело с открытием консерватории в Петрозаводске решилось во многом благодаря личным контактам Лапчинского в обкоме партии. Здание, в котором мы находимся сегодня, строилось как общежитие для машиностроительного техникума и было возведено уже до четвертого этажа. Когда Георгий Ильич пробил решение открыть консерваторию, нам выделили это строение, не слишком приспособленное.

– Как у вас складываются отношения с современными студентами?

– В консерватории немало талантливых ребят, хотя у нас порой шутят, что петрозаводские студенты — «третьего сорта», так как здесь часто оказываются те, кто перед этим не смог поступить в консерваторию в Москве, а затем — в Петербурге. Бывает так, что на первый курс ребята поступают с диагнозом «профнепригодность», а к четвертому раскрываются как музыканты, проявляют свою индивидуальность, выступают с сольными концертами. Среди них много лауреатов различных конкурсов.

Лучших я стараюсь настраивать на подвиги в виде сольных концертов, как некогда меня — Вениамин Иосифович Шер. У них после выступлений появляется чувство удовлетворения — они тоже вносят свой вклад в пользу для будущих поколений. Очень важно, чтобы контакты с молодежью были человеческими. Одно дело — обучить правильно выполнять техническую задачу, совсем другое — найти подход к душе. Если это удается, постепенно появляется все, что нужно, включая технику.

– Как происходило ваше еврейское осознание?

– К еврейскому осознанию я пришел уже довольно зрелым человеком, стал осознанно изучать тему. Это произошло уже во время работы в Карелии. В детстве или в школьные годы никаких возможностей обсуждать такие вопросы не было, это слабое место в воспитании нашего поколения. 

Когда мы учились вместе с Сергеем Слонимским, Юрой Арановичем, Марком Эрмлером, не задумывались о национальном вопросе, нас объединяла любовь к музыке. Со случаями антисемитизма я лично не сталкивался, о таких историях узнавал больше по рассказам, слухам.

Моя дочь Елена Векслер с прошлого года живет в Беэр-Шеве, внук Антон отслужил в израильской армии, сейчас учится и работает. Много в Израиле и других родственников. Кроме того, на Святой земле продолжают трудиться многие мои ученики и коллеги.

– Передались ли вашим детям музыкальные гены вашей семьи?

– Да, мои дети очень музыкальны, это интересные, творческие люди. Старший сын Леонид — заслуженный артист Российской Федерации, концертмейстер первых скрипок в симфоническом оркестре Мариинского театра у Гергиева. Младший, Алексей, талантливый скрипач, учился в Центральной музыкальной школе при Московской консерватории в классе Эдуарда Грача, затем у профессора Изабеллы Головиной, сейчас работает и живет в Москве, гастролирует как солист. Таким образом, музыкальная династия Векслеров продолжается. Самое главное — передать детям и внукам человеческие качества, то, что я воспринял от своих учителей.

Беседовала Наталья ЛАЙДИНЕН