Как зашагал рожденный ползать

Что ж удивительного, если сказочный крокодил (никакого другого в силу климатических условий в России обитать не могло) именно в 1917 году зашагал по петроградским улицам вместе с революционными солдатами и матросами. Речь конечно же идет о герое одноименной сказки 1916 года Корнея Чуковского. Все мы помним, как он «по улицам ходил, папиросу курил, по-турецки говорил». Опубликованная в детском приложении к журналу «Нива» под названием «Ваня и Крокодил», она всего за несколько месяцев получила такую популярность, что разгуливающее по Петрограду пресмыкающееся с наступлением революционных событий сделалось героем любимого военного марша того времени «Дни нашей жизни».

Правда, в угоду ритмике музыкального произведения крокодилу пришлось сменить пол, и теперь «по улицам ходила / большая крокодила, /она, она / голодная (в др. варианте «зеленая») была!» Революция — дело серьезное; марш, под который шагает вооруженная толпа, — отнюдь не детская песенка. Так что, хотите не хотите, а героиня революционного марша, пусть она и крокодила, — это уже не сказка, а самая что ни на есть историческая реальность.

Конечно, всякая реальность воспринимается людьми порой с прямо противоположным знаком. Вот и композитор, на музыку которого в Петрограде, а затем по всей России запели песенку о «зеленой крокодиле», очевидно, не был в восторге от того, что произошло с частью мелодии его марша. Благодаря изысканиям Майи Розовой теперь мы знаем о нем достаточно для того, чтобы так судить. Автора популярнейшего марша «Дни нашей жизни» звали Лев Исаакович Чернецкий. Он родился в Одессе в 1880-х годах и происходил из известной еврейской семьи с прочными музыкальными традициями, давно проживавшей в этом городе.

В 1910 году, когда в местной типографии Б.Л. Андржеевского были напечатаны ноты его марша, Чернецкий служил капельмейстером 15-го стрелкового полка, расквартированного в Одессе. С началом Первой мировой войны в составе полка участвовал в боевых действиях. К сожалению, судьба полкового капельмейстера после распада императорской армии неизвестна.

Полное отсутствие упоминаний о нем в советских источниках (включая «Служебно-строевой репертуар для оркестров РККА» генерал-майора С.А. Чернецкого, земляка и, очевидно, родственника Льва Исааковича) говорит в пользу того, что автор «Дней нашей жизни» не изменил царской присяге. Вполне вероятно, он вместе со своим бывшим командиром Владимиром Сигизмундовичем Вейлем участвовал в Белом движении и, если остался жив, скорее всего эмигрировал. Можно не сомневаться лишь в одном: в годы Гражданской войны мелодия его марша продолжала вдохновлять бойцов по обе стороны фронта.

С окончанием смуты «крокодилья» часть истории знаменитого марша имела литературное и отчасти идейно-политическое продолжение. Разруха и голод, охватившие значительную часть страны в 1920–1921 годах, привели к тому, что даже верные союзники большевиков первых дней революции и в годы Гражданской войны, балтийские матросы, выступили с резкими протестными требованиями. Противостояние быстро переросло в вооруженный мятеж.

Вскоре после его подавления, расстрела наиболее активных участников и карательных акций против ряда крестьянских выступлений в поддержку кронштадтских моряков в Москве и Петрограде получила широкое распространение первая ласточка самиздата — фантастический рассказ Михаила Козырева «Крокодил». Под видом «председателя Прищеповского совета Степана Аристарховича», с помощью Учека, ведущего борьбу с якобы появившимся в уезде крокодилом, писатель-сатирик вывел тогдашнего хозяина Петрограда Г. Зиновьева.

В напугавшем провинциального чиновника крокодиле современники легко узнавали ныне давно забытого генерал-майора А.Н. Козловского, который, согласно паническим жалобам Зиновьева, якобы захватил зимой ­1921-го Кронштадт и вот-вот отберет у него власть над северной столицей. Степану Аристарховичу приходится также вести войну с неизвестным питерским матросом, забредшим в его владения. «Он «громко распевал <…> песенку о том, как ходила по улице какая-то «крокодила», и что из этого вышло. Особенность его исполнения заключалась в том, что заканчивая каждый куплет, он на полминуты останавливался, выделывал такой жест, словно вылавливал что-то в воздухе, и, выловив, сочно преподносил каждый раз новое, но всегда одинаково малопечатное слово…»

В дальнейшем автор в иносказательной форме высмеивал трусливо-провокационное поведение Зиновьева, жестокое подавление мятежа (веселый матрос был собственноручно расстрелян Степаном Аристарховичем), бегство в Финляндию генерала Козловского (крокодил неведомым образом исчез) и расправу с забастовщиками и крестьянами, поддержавшими кронштадтское выступление, после чего «всякая охота к восстаниям у белебеевских контрреволюционеров» была отбита.

Из рассказа Козырева видно, что зимой 1921-го марш Л.И. Чернецкого с «крокодильим» текстом снова был взят на вооружение кронштадтскими матросами, имевшими на этот раз явно контрреволюционные намерения. Поэтому, как только первые мероприятия нэпа позволили немного успокоить обстановку в стране, власти решили не оставлять бесхозной полюбившуюся народу мелодию и официально признать ее своей, советской. И вот на фабрике Пятилетия Октября довольно большим по тому времени трехтысячным тиражом выходит граммофонная пластинка с записью марша «Дни нашей жизни» в оркестровом исполнении. Правда, на всякий случай на этикетке перед фамилией автора издатели «забыли» поставить хотя бы один инициал. Поскольку самым известным сочинителем маршей в то время был перешедший на сторону большевиков родственник Льва Исааковича С.А. Чернецкий, владельцам пластинки в ненавязчивой форме предлагалось его-то и считать автором знаменитого марша.

На этот советский фокус, имевший целью навсегда похоронить «не нашего» автора, а заодно и скомпрометировавший себя участием в кронштадтском восстании «крокодилий» текст, со свойственной ему язвительностью отозвался Михаил Булгаков. В опубликованной в 1925 году фантастической повести «Роковые яйца», действие которой перенесено в 1928 год, крокодилы (вместе со своими «собратьями» змеями и удавами) снова оказываются «по ту сторону» фронта.

На решительный бой с наступающими на Москву гадами направляется огромная воинская армада, причем «пронесся слух, что впереди шеренг на лошади, в таком же малиновом башлыке, как все всадники, едет ставший легендарным 10 лет назад, постаревший и поседевший командир конной громады». Всякий, кто прочитал повесть Булгакова, ни секунды не сомневался: под командиром подразумевался Семен Михайлович Буденный.

Но так же хорошо, как это, читатели знали: любимым маршем красного командарма все эти годы был знаменитый «Марш Буденного» 1920 г. (другое название «Мы — красные кавалеристы»), сочиненный Дмитрием Покрассом на стихи Анатолия д’Актиля специально для Первой конармии. Ясно, что именно он должен был звучать из рядов конников, проходивших через столицу для участия в судьбоносной битве. Но Булгакова-сатирика то ли покидает чувство меры, то ли он решает на свой лад отомстить советским приватизаторам «Зеленой крокодилы».

В его изображении буденновские воины поют издевательски перефразированные строки «Интернационала». Помните: «…ни Б-г, ни царь, и не герой./ Добьемся мы освобожденья/ своею собственной рукой»? А у Булгакова: «…ни туз, ни дама, ни валет, / побьем мы гадов, без сомненья, / четыре сбоку — ваших нет…»

Распевать в преддверии исторической битвы подобные вирши могло лишь полностью разложившееся, с уголовным душком воинство, не способное победить не только капиталистических, но и обычных гадов. В повести так и происходит: ни конники, потерявшие три четверти состава, ни поддерживавшие их с воздуха газовые эскадрильи не смогли остановить их продвижение. Змей и крокодилов одолел «неслыханный, никем из старожилов никогда еще не отмеченный мороз», грянувший в ночь с 19 на 20 августа и продержавшийся двое суток.

Разумеется, «Роковые яйца» сразу угодили в список запрещенной литературы, а крокодилы и прочие гады — в привычный для традиционного сознания образ врагов рода человеческого. Не поздоровилось не только М. Козыреву с его «Крокодилом», но и К. Чуковскому. В конце 1920-х гг. Н.К. Крупская объявила войну «чуковщине», в ходе которой его «Крокодил» и «Муха-Цокатуха» то и дело подвергались запретам. Даже марш Л.И. Чернецкого как виновник появления идейно не устойчивой «Зеленой крокодилы» больше ни на пластинках, ни в нотах не переиздавался. Зато все новые и новые «враги народа» стали, извиваясь по-змеиному, каяться и плакать крокодильими слезами.

Так ли уж стара эта история?

Николай ОВСЯННИКОВ, Россия