В жизни у каждого сказка своя

Неделимый Рахманинов

Всю осень не утихали споры о переносе праха Рахманинова из США в Россию. Поводом к скандалу послужили слова пианиста Дениса Мацуева: дескать, могила Рахманинова находится «в ужасающем месте, на ужасающем кладбище под Нью-Йорком». Министр культуры вдруг запальчиво заявил, что американцы «самонадеянно приватизировали» имя великого композитора, эмигрировавшего из России в 1917 году. Упустив, правда, что в СССР Рахманинова оскорбительно называли невозвращенцем, а его музыку — жалким подражательством и выражением реакционных настроений.

Скорее всего, не слишком популярному министру захотелось наконец-то чего-то большого, светлого, красивого, с громкими речами и песнопениями. Правда, ему тут же напомнили, что у него Казанский собор в Петербурге красят чуть ли не масляной краской, в большом Манеже в Москве дважды громили экспонаты выставки, в Новосибирском театре оперы и балета кавардак, а в музеях, включая Эрмитаж, вот-вот отменят охрану… Но, пожалуй, самым убийственным аргументом оказалось то, что в Петербурге до сих пор закатана под асфальт могила Мусоргского.

В итоге против министерской затеи высказалась праправнучка композитора Сюзан-София Волконская-Уонамейкер. Тотчас вскрылось, что министр, оказывается, и не думал прежде всего поинтересоваться мнением родственников…

По мне — так надо сначала озаботиться покаянием перед памятью Рахманинова, не раз и надолго своей родиной оклеветанного. Может быть, даже поставить на печальной полянке далекого кладбища, где-нибудь в уголке, одну из работ Вадима Сидура, чьи работы были осквернены придурками в Манеже. У этого гениального скульптора как раз много сильного о скорби и покаянии.

 

Конкурс загадочной касты

Единственный в России международный конкурс органистов носит имя Микаэла Таривердиева. Это только поначалу все удивлялись: композитор-песенник — и вдруг орган? Мало кто знал, что он писал для этого инструмента вещи дивной красоты и фантазии.

Журналистка Вера Колосова, моя уважаемая коллега, изящная красавица-блондинка из профессорской семьи, однажды взяла у Таривердиева интервью. С той поры они не расставались. А после ухода композитора из жизни Вера придумала ему другую: организовала конкурс, где обязательно звучат сочинения, написанные Микаэлом Леоновичем (как она обычно быстро произносит, Микэлёнычем).

Этой осенью прошел уже девятый! За 16 лет конкурс разросся: его первый тур теперь проходит отдельно в Европе, отдельно в США, отдельно в Москве, и лишь затем избранные участники стекаются в Калининград, где соревнуются в Кенигсбергском кафедральном соборе. Вот такой размах!

Слушая молодых органистов, я все думала, на какие лишения они себя обрекают. Дома такой инструмент не поставишь. Зато они — особая каста, загадочные для меня вдумчивые труженики, вечно копирующие какие-то ноты, ждущие своей очереди поиграть в каком-нибудь храме. Они жутко много всего изучают, и пианисты — просто мотыльки по сравнению с ними. Я знаю, как рьяно органисты умеют заниматься не только ночами, но и в 4–5 утра, голодать и чревоугодничать, перелетать пол земного шара и тут же садиться за инструмент. Устроился надежно на длинной лавке спиной к залу, взял первый аккорд — и всё, ты уже демиург!..

Может, именно в силу своей исключительности органисты с радостью объединились вокруг красивой идеи, достойного человека, неунизительного проекта, не подразумевающего мучительных компромиссов с совестью. Так что как-то на редкость у Веры Таривердиевой всё сложилось. У нее с детства была любимая песня — «Маленький принц» Таривердиева. А там, помните, поется: «В жизни у каждого сказка своя». Вера свою придумала, выстрадала, выстроила.

В этот раз было 20 участников из десяти стран. Выиграла конкурс 18-летняя японка Икуё Миками, студентка Тулузской консерватории. Вера как опытный организатор концертов теперь никогда не упустит ее из виду. Вы не представляете, как это важно для молодых музыкантов

 

Хаосу вопреки

Во время московских прослушиваний конкурса состоялась презентация нового органа в Гнесинской школе. Идея была замечательна: должны выступить члены жюри, выдающиеся мастера. И исторический концерт состоялся! Гнесинка окончательно выстояла в борьбе за старинное здание на Знаменке, на правительственной трассе, ведущей прямиком в кремлевские ворота. Зуб на это владение точило немало охотников. Как отстоял свою школу ее директор Михаил Хохлов — немыслимо представить; ее выпускнику Евгению Кисину пришлось даже обращаться к президенту.

Михаил Сергеевич, пианист, дирижер, педагог, здесь всего второй директор. Потому что первый, Зиновий Исаакович Финкельштейн, возглавлял ее более 40 лет, со дня основания в 1946 году. Ему теперь открыт здесь памятник — скульптурный горельеф с подсветкой. Это нечто будто голографическое, выходящее из стены, словом, настоящий вечный, не убиваемый дух этого дома. Сколько же надо достоинства, чтобы выдерживать агрессивно наступающий хаос, да еще столько лет?

Вторая такая же героиня — директор музыкальной школы имени Танеева в Чистом переулке Гугули Ревазишвили. Она боролась за родовой дом семьи Танеевых, старинный особняк на Старом Арбате, с начала 2000 годов. Кто только не покушался на лакомое местечко в престижном районе! Гугули Георгиевна превратила полудеревянный домишко в европейские хоромы — с наборным паркетом, креслами, обтянутыми светлым шелком. Это ей еще знаток Арбата Сигурд Оттович Шмидт посоветовал, считая, что цвет очень важен для мироощущения. В каждом классе — рояль «Ямаха». В уютной мансарде — библиотека. На месте бесхозных гаражей — большой оркестровый класс.

…Везет же мне на уникальные концерты. Вчера присутствовала на инаугурации органа, сегодня слушаю, как осваивают свой свеженький концертный зал юные танеевцы. Скрипач Нико Закрадзе блестяще заканчивает торжество «Чардашем» Монти. Интересно, где и когда в следующий раз я услышу Нико? Может, уже совсем старенькая, буду сидеть в партере и мучительно вспоминать: где же я его уже видела? Какое-то знакомое лицо…

 

Пируэт Печорина

Если о последних оперных постановках Большого театра писать довольно грустно, то новый балет «Герой нашего времени» неожиданно оказался более чем достойным марки ГАБТа. Три рассказа Лермонтова — «Бэла», «Тамань» и «Княжна Мери» — это три разных исполнителя Печорина и три совершенно разных женских характера. В «Бэле», кроме того, эффектна этническая составляющая с черкесскими плясками; Печорин же поутру разминается у балетного станка… Разность, несовместимость культур выявлены остроумно, до тоски убийственно, как не сделаешь и в драмтеатре. В «Тамани» — другая тональность: героя окружают инфернальные персонажи, включая жирную старуху (артист с накладками-«толщинками»), смешную и зловещую. Дуэт Печорина с одурманивающей его Ундиной снова поразительный.

Действие «Княжны Мери» происходит в замечательно воссозданном курзале допотопных времен с резными «деревянными» опорами потолка, со старинными тренажерами. Следуя благородной европейской тенденции, постановщики заняли в спектакле трех инвалидов-колясочников, играющих роль героев войны. Как известно, танцевальные турниры таких артистов проходят давно, и вот — как оказалось, таланты выявлены не зря.

Музыка 32-летнего Ильи Демуцкого, по его словам, ближе к традиционной, но с новаторскими элементами. Она благозвучна и полна настроений. Композитор явно старался никого не раздражить, в первую очередь и без того нервничающего директора театра. Еще пара месяцев, и мы узнаем, на какие награды будут номинированы хореограф Юрий Посохов и режиссер Кирилл Серебренников — мотор, придумщик, провокатор, признавшийся, что впервые работал с таким тонким инструментом — гениально двигающимися артистами.

На спектакле я встретила целую стайку актеров из серебренниковского «Гоголь-центра» — столь колоритные зрители заметны сразу. Да, оказалось, от молодого радикального «Гоголь-центра» до седого солидного Большого театра рукой подать.

Наталья ЗИМЯНИНА, Россия