Стать гражданином мира

Это может быть ваша история, но стать гражданином мира мечтают не все. И правда, о чем тут мечтать? Как известно, самый первый в мире космополит и автор термина, Диоген, сидел в бочке в непробиваемой уверенности, что никому ничего не должен. С другой стороны, можно при желании и помечтать. Так, немало поклонников у другого самого первого в мире космополита — признанного — Стоика. Он считал за людей, кроме себя, все человечество, а потому блуждал по миру в традиционно (для древних греков) непробиваемой уверенности, что таки должен, причем всем. Многим импонирует и самый святой в мире космополит — святой Августин. Он был по долгу службы поскромнее, а потому за людей, то бишь сограждан, почитал только тех, кто любит Б-га. Правда, повстречаться с ними надеялся уже не в этом мире.

Впрочем, мечтать приятно, но вовсе не обязательно: исторически сложилось, что космополитизм приходит к нам и без приглашения. Одна из самых знаменитых жертв подобных посещений, симпатичный философ и ученый сефардского происхождения XVIII века Спиноза за свою жизнь сменил, после недолгих уговоров инквизиции, не одну и не две европейские страны; не удивительно, что границы не будили в нем тягу к патриотизму. Собственно, космополитов история узнала с давних пор немало: евреи, интеллектуалы, капиталисты, пролетарии, масоны, сочувствующие загнивающему Западу, зеленые, синие, голубые, разные. В основном, именно разные. Историю двух таких наших современников — политика Даниэля Кон-Бендита (Daniel Marc Cohn-Bendit) и актера Гада Эльмалеха (Gad Elmaleh) — вы уже примерили на себя.

Гад, понимая, что с таким именем (к слову, «радость» в переводе с иврита) надо идти в юмористы, отправился, как нередко бывает, в политики, точнее, с отцовским благословением в Канаду — грызть гранит политической науки. Много, правда, не нагрыз: сбежал на свой страх и риск во Францию — получать совсем другой диплом и пробовать свои силы в деле, которое считал призванием. А вот Даниэль в свое время политические науки усвоил на ура, более того, снискал настоящую славу среди студентов, во многом благодаря собственным прогрессивным взглядам. И дело было даже не в повальном увлечении то ли коммунизмом, то ли анархизмом, которое он в то время разделял; скорее роль сыграл тот факт, что Кон-Бендит никак не признавал ни запретов, ни авторитетов. И считал нужным отстаивать столь, казалось бы, очевидно ошибочный взгляд на вещи с задором и энергией.

Даниэль предпочел французскому паспорту немецкий с целью избежать призыва в армию. В правительстве после событий 1968-го (яростный антимилитаристский, в частности студенческий, протест, лицом которого и стал «Дани Лё Руж») решили закрепить успех. Таким образом, романтический побег из страны, организованный возлюбленной сразу после всенародной забастовки, наравне с самой забастовкой остается, по словам Кон-Бендита, самым ярким и счастливым воспоминанием о родине. Зато у Эльмалеха с Францией, когда пришло время, отношения сложились более дружелюбные: после неизбежных мытарств в поисках новоявленным выпускником первой работы он добился известности собственными шоу одного актера.

Эльмалех шутит, снимается в кино и сам снимает кино, пишет сценарии, танцует, поет, снова снимается и снова шутит. Он удостаивается премий, заводит романы то ли с актрисами, то ли с принцессами, снова и снова, а тема собственных отношений с сыном вдохновляет на шедевры юмористического жанра. Пока Гад с восторгом говорит о работе с кумирами — Вуди Алленом, Стивеном Спилбергом, братьями Коэн, Даниэль, прошедший путь от красных до зеленых, строит и перестраивает Евросоюз — от партий французских, немецких, а также вне партий. На родине это имя до сих пор окружено ореолом славы и революции, а попрекать его больше всего любят двумя другими национальностями. И француз, и немец, и еврей — право слово, перебор. Впрочем, Кон-Бендит так и не растерял привычку расширять границы дозволенного и в принципе вообразимого, великодушно предоставляя желающим придраться достойный ассортимент поводов.

Как самые знаменитые, так и никому не известные космополиты поражают воображение готовностью бороться за свои убеждения (что в первую очередь предполагает их наличие, вспомните Диогена), сильнейшим стремлением к свободе (гонения такому стремлению, пожалуй, способствуют, как и другим проявлениям стоицизма), непомерной способностью любить (святой Августин, к примеру, прежде чем стать святым, изрядно страдал от этой самой непомерности). Их путь подходит не всем, но их идеи властвуют над достойнейшими умами, а мир богат, широк и разнообразен. Даниэль, чья родная страна в этом году на одной с ним волне — волне спасения человечества путем переговоров (Всемирная конференция по изменению климата COP 21 пройдет в Париже осенью), — всю жизнь считал себя европейцем, а ярко выраженные национальные черты, по его мнению, отлично дополняют друг друга.

При этом Кон-Бендит остается евреем; он чужд религии и бесконечно близок всему тому сложно выразимому, что приходит с исторической памятью. Космополитизм другого поколения, космополитизм без предрассудков, безусловно, свойственен и личности Гада Эльмалеха. Он чувствует себя как дома в самых разных уголках мира: в Канаде и Марокко, Швейцарии и Америке, во Франции и в Израиле (хотя и вынужден иногда, как кот Леопольд, призывать жить дружно). К Земле обетованной Гад испытывает особое, можно сказать, профессиональное чувство: ведь то, что говорят с израильской сцены любители пошутить, вряд ли возможно услышать где-нибудь еще. Но кто знает, где и когда на чей пример вам повезет натолкнуться и кому послужить примером.

Яна НАХИМОВИЧ, Париж