Полина Гельман. Герой Советского Союза

– Стать летчицей я решила в последних классах школы, — вспоминала Полина. — Мы жили тогда в Гомеле. Окончила в аэроклубе школу планеристов, прыгала с парашютом с самолета, освоила курс самолетовождения и стала подумывать об авиационном институте. Отчаянной была девчонкой, впрочем, как многие мои сверстницы: стреляла из винтовки и пулемета, сдавала нормативы на ­военно-спортивные значки. Знали: войны с фашистами не избежать, и готовились к ней.

Проблема будущего решилась сама собой. Летом 1938-го во время тренировочного полета на самолете аэроклуба инструктор приказал мне выполнить пилотажную фигуру «штопор». Следовало отжать от себя педаль. Увы, мои ноги не доставали до нее. Я нагнулась и стала отжимать педаль руками... Когда все слова, которые инструктор успел высказать, кончились, он выкрикнул: «Чтоб я тебя здесь больше не видел!» И, видимо, сжалившись надо мной, посоветовал: «Подрасти, если сможешь...»

Обидевшись на инструктора, а заодно и на всю авиацию, я уехала в Москву и поступила на исторический факультет МГУ, о чем впоследствии никогда не жалела: история, общественные науки — мое истинное призвание.

Но летать я все же стала. Хотя и не летчицей — подрасти мне не удалось,  — а штурманом. Ему педали не нужны. Командуй: налево, направо, вверх, вниз, бомбы по целям сбрасывай, а придется — из пулемета «шкаса» строчи. Острый глаз, способность ориентироваться в непроглядной тьме, сплошной облачности, крепкая рука и мужество — все это штурману важнее его роста. К тому же медкомиссии и в голову не пришло измерять мой рост: шла война.

Я и мои университетские подружки, такие же добровольцы, оказались в Энгельской летной школе, где Герой Советского Союза Марина Раскова руководила формированием и подготовкой женских авиаполков. На личном опыте Марина Михайловна знала, что в авиации женщина не уступает мужчине.

Наш авиационный полк был оснащен самолетами ПО-2. Немцы прозвали их «рус-фанер». Однако этот «небесный тихоход» с каркасом из деревянных планок, обшитых фанерой и перкалью, пропитанной эмалитом, придававшим ткани не только прочность, но и легкую воспламеняемость, с открытыми кабинами, плексигласовым козырьком, неспособным защитить экипаж от пуль и непогоды, наводил на немцев ужас. Приглушив мотор, словно тени, подползали машины в темное время суток к цели и сбрасывали по ней свой бомбовый груз. Не зря жизнерадостных и симпатичных девчат 46-го Гвардейского авиаполка немцы прозвали ночными ведьмами.

Боевые задания порой выполнялись на пределе человеческих сил. В полете шла напряженная работа, ведь бомбить нужно было не по «земному шару», а точно по цели.  Вообще же любой боевой вылет на войне — поединок со смертью, а на «рус-фанер» он, из-за технической неоснащенности машины, становился поединком с наземными и воздушными силами противника. Его прожектора буквально ослепляли нас. Загруженный горючим и бомбами (мелкие брали в кабину и бросали вручную), ПО-2 превращался в пороховую бочку, способную мгновенно воспламениться от любого осколка или пули. Что и произошло однажды с четырьмя нашими машинами, погибли сразу восемь летчиц... Среди них и моя закадычная школьная подруга Галя Докутович. Ее именем я назвала свою дочь.

Мотор в 100 лошадиных сил ограничивал скорость до 100 километров в час. Пересекая уплотненную зенитным огнем линию фронта, мы вынуждены были болтаться над ней на своей пороховой бочке по 10–15 минут: туда и обратно. Вернувшись, заправлялись бомбами, горючим — и снова на цель. Порой по 10, а в длинные осенние и зимние ночи и больше вылетов за линию фронта. А всего на моем боевом счету их 860 при боевом налете 1058 часов, 113 тонн бомб, сброшенных по вражеским целям.

Коллектив нашего полка был интернациональным. Впервые о том, что я — еврейка, мне напомнила в конце войны полковой комиссар Евдокия Рачкевич: «Полиночка, мы отправили на тебя представление, ты будешь единственной женщиной Героем Советского Союза еврейской национальности».

Год спустя, летом 1946-го, по дороге в институт (я поступила на отделение испанского языка иняза) увидела на стенде «Правду» с Указом Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя многим воинам, в том числе и нескольким моим однополчанкам. Своей фамилии не нашла. Разумеется, огорчилась. Прочла вторично. И не поверила глазам своим! Просто слова «Гвардии старший лейтенант Гельман Полина Владимировна» в одну строку не уместились, оборвались на «Ге», а окончание «льман» оказалось на следующей.

Окончив институт, долгое время преподавала. Читала лекции на Кубе. Защитила диссертацию, получив ученую степень кандидата экономических наук и звание доцента. До выхода на пенсию в 1990-м работала на кафедре политэкономии в Институте общественных наук, читала лекции на испанском языке для студентов из Латинской Америки, Испании.

Счастливо сложилась моя личная жизнь. Муж — Владимир Колосов, кадровый военный, был мне преданным и любящим другом. Дочь Галина — историк, научный работник Финансовой академии; внук Коля — студент Московского юридического института. В штурмовом авиаполку воевал мой младший брат Ким Гельман-Виноградов. После войны он стал заведующим кафедрой в Историко-архивном институте, профессором.

...Нашу беседу прервал телефонный звонок. Разговор шел на испанском, и я, разумеется, ничего не понимал.

– Из Буэнос-Айреса, — пояснила Полина Владимировна, повесив трубку. — Там состоится презентация моей книги «О боях-пожарищах и друзьях-товарищах». — И вдруг по-женски озабоченно всполошилась: — Да в чем же я поеду? Похудела, надеть нечего!

Беседовал Владислав ШНИЦЕР, капитан 3 ранга, Россия