Савелий Хенкин: с передовой — в медицину

При участии доктора Хенкина почти шестьдесят лет назад с нуля создавалось отделение урологии в Республиканской больнице Карелии, которое Савелий Хонанович возглавлял более тридцати лет. По словам дочерей, основную часть жизни отца составляла работа, для него не существовало ни выходных, ни праздников. Вечерами он читал, готовился к операциям, днем пропадал в больнице. Периодически домой приходили пациенты, которых выписывали из отделения, с просьбой оплатить проезд, поскольку у них не хватало денег на билеты. И врач старался помочь всем…

Савелий Хонанович активно участвовал в еврейской жизни, в советское время встречался с единомышленниками для субботних молитв, стоял у истоков создания в Петрозаводске общества «Шалом» и городской религиозной общины.

 

– Савелий Хонанович, откуда корни вашей семьи?

– По материнской линии мои родные — выходцы из села Рудня Смоленской области. Дедушка Нахман был глубоко верующим человеком, возглавлял похоронное братство. Он служил в армии, воевал в Русско-турецкую войну, после чего получил надел земли в Рудне, женился, работал кузнецом — сам построил кузницу. Помню из детства, как он молился, соблюдал еврейские традиции. По легенде, в его доме в Рудне останавливался Наполеон, когда шел по Смоленщине. Бабушка Слава Маркович, которая была моложе деда, вела большое хозяйство. У них с дедом родилось тринадцать детей, все выжили — редкий случай по тем временам. Мои родители проживали в Смоленске, но на лето мы приезжали в Рудню. Первую свою студенческую стипендию я отправил бабушке.

Деда по отцовской линии я не знал. Он рано умер, и бабушка переехала в Смоленск. Мой отец Хонан Савельевич родом из Могилевской губернии, город Мстиславль. Он воевал всю Первую мировую войну, после тяжелого отравления газами был демобилизован. В Смоленске женился на маме Софье Наумовне, так родилась семья Хенкиных. Отец работал портным, мама — портнихой-белошвейкой, шила, чинила белье на дому. Трудолюбивые, простые люди. В 1932 году, когда начался голод, наша семья переехала в Ленинград. Отец и мама говорили на идише, я до сих пор его помню.

 

– Почему вы решили стать врачом?

– С детства я интересовался биологией, медициной. Десятилетку окончил в Ленинграде, вставал выбор профессионального пути. Мой выпускной вечер в школе пришелся на 22 июня 1941 года. Когда прозвучала страшное слово «­война», почти все мальчишки из нашего класса сразу пришли в военкомат. Нас оттуда выгнали, сказав, что очередь еще дойдет, — сначала шла мобилизация взрослых мужчин.

Я поступил в военно-медицинское училище имени Щорса. Там готовили фельдшеров. В первые дни войны нас посылали рыть окопы под Лугой, под Пулково, а в конце августа училище эвакуировали из Ленинграда одним из последних эшелонов. После долгой дороги в теплушках, под бомбежками, мы прибыли в Омск, где проучились девять месяцев вместо трех лет. А в марте 1942 года нас отправили на фронт.

– Какой вам запомнилась Великая Отечественная война?

– Сначала меня послали на Западный фронт, в штаб армии. Там я получил направление в 20-ю армию, которая вела бои под Смоленском, потом держала рубежи под Волоколамском. Тяготы войны я переносил довольно стойко — был энергичным, крепким, здоровым молодым человеком. Однажды прямо передо мной, метрах в пяти, упала мина, начала бешено крутиться. Я все это видел, понимал, что в случае взрыва мне конец. Мина долго вертелась, но так и не разорвалась. В другой раз снарядом убило лошадь, запряженную в повозку с медикаментами, разбился ящик с лекарствами, все кругом разворотило. А я стоял живой, весь мокрый и удивлялся, почему так сильно пахнет медикаментами… Вновь остался жив.

Самое страшное воспоминание: перед наступлением на Ржев человек шесть бойцов, включая меня, находились в блиндаже, когда на него упал снаряд. Я помню только его разрыв, и ничего больше. Когда я очнулся, мне приятель сказал, что я счастливчик, поскольку погибли все, а меня в углу завалило телами. Только случайно удалось вытащить — думали, живых в блиндаже не осталось. Часть двинулась дальше. Но мой приятель заметил, что среди мертвых шевельнулась рука, он остался и меня откопал. Я был тяжело контужен, долго лечился в медсанбате, потом в госпитале в Москве. Последствия этой контузии — дефекты речи, сохранившиеся до сих пор. А поначалу я вообще не мог говорить. Примерно через месяц пребывания в госпитале очнулся ночью оттого, что кричу: «Пить!» Речь стала медленно восстанавливаться. Меня хотели комиссовать, но я воспротивился, снова вернулся на фронт в состав минометного полка. Воевал на Западном фронте, 1-о и 2-м Белорусских фронтах, закончил войну на 1-м Прибалтийском в Кенигсберге.

После войны меня, уже кадрового военного, старшего лейтенанта, направили поступать в Военно-медицинскую академию, я успешно сдал все 11 экзаменов. Но, как известно, в это время в СССР обострились национальные проблемы. Вызвали к руководству вуза и сообщили, что я не прошел медкомиссию. Несмотря на наличие всех подтверждающих справок и документов, мне порекомендовали возвращаться назад в часть.

Начальник отдела кадров медицинской службы армии, генерал Волынкин, к которому я обратился за советом, посоветовал мне увольняться из армии, раз я действительно хотел учиться. Я написал рапорт, в октябре приехал с документами в Первый Ленинградский медицинский институт. К занятиям приступил 15 октября, когда учеба уже была в разгаре, у некоторых студентов шли экзамены. Стал заниматься. Увлекся урологией, организовал студенческий кружок. Кстати, со мной  учился отец известного барда Яков Розенбаум, с которым мы дружили.

Моим проводником в специальность стала педагог С.Н. Лисовская, бывшая княгиня из Молдавии, очень милая, одинокая пожилая женщина. Когда у нее было настроение, она оставалась со студентами после занятий и беседовала на медицинские темы. Именно Лисовская привила мне любовь к урологии, хотя многие товарищи смеялись над моим увлечением. А когда у меня случились почечные колики и княгиня меня вылечила, выбор специальности определился окончательно.

 

– Как в Карелии начался ваш путь в еврейскую жизнь?

– Когда я приехал из Ленинграда, узнал, что религиозные евреи в Петрозаводске есть, а синагоги не было. Я снимал жилье у старого еврея Я.В. Беленького, верующего человека. От него узнал, что в одном из домов по субботам люди собираются на молитву, стал туда приходить. После беседы с музыкантом, преподавателем консерватории Леонидом Бутиром решили, что нужно создать свою «синагогу», выбрали, кого можно к этому делу привлечь. Так появилось общество еврейской культуры «Шалом». Для меня это было важно с внутренней точки зрения: осознавать, что в городе что-то есть свое, родное, еврейское. Пока сил хватало, активно участвовал в еврейской жизни.

 

– Какие ваши качества помогли выстоять во всех сложностях жизни?

– По натуре я добрый человек, старался помогать людям везде, где только можно. Это основное мое жизненное качество. Помимо этого, никогда не лез напролом, не был карьеристом, был честен. Мое главное достижение в жизни — две дочери, Анна и Елена, которые продолжили нашу врачебную династию. Живу после ухода жены с ними, считаю, что такие дети — настоящая награда.

 

– С кем-то из родни, живущей в других городах, отношения поддерживаете?

– Буквально недавно у меня неожиданно отыскались племянницы! Оказывается, наших родственников время разбросало по всему миру, но мода на составление семейной генеалогии нас соединила. Теперь мы общаемся с многочисленными вновь обретенными родными, которые живут в Израиле и Америке, обменялись фотографиями, семейными историями, чувствуем себя очень счастливыми.

 

– И напоследок — как стать настоящим врачом?

– Нужно быть хорошим человеком — это основное. И стремиться к знаниям, совершенствоваться всю жизнь. Если думать только о деньгах, работа станет ремесленничеством.

Наталья ЛАЙДИНЕН, Россия