Свет хасидского подполья
Из историй реб Мордехая Йоэля
Окончание
После кончины Алтер Ребе молодые хасиды начали приглашать пожилых и «заслуженных» хасидов, которые еще застали и видели раби Шнеур Залмана на праздновании 19 кислева — в день его освобождения из царской тюрьмы. Они сажали их во главе стола, и те рассказывали, что они помнят и что видели у Алтер Ребе.
Прошли годы, и в живых не осталось никого из хасидов, кто мог бы рассказать о величии раби Шнеур Залмана из Ляд. Тогда молодые хасиды нашли одного очень старого еврея, который удостоился чести видеть Ребе. Его посадили во главу стола и попросили рассказать, что он знает о нем.
Этот еврей был человеком простым и не знал толком, что сказать. Он выпил лехаим и начал вдохновенно говорить: «Ой, из дос гевен аид!»… («Ребе, о! — вот это был еврей!») И каждый раз повторял это предложение все громче и громче, пока не начал плакать, продолжая говорить: «Ой, из дос гевейн аид!..» Присутствующие хасиды впоследствии рассказывали, что это было лучшим описанием Альтер Ребе, которое они когда-либо слышали.
Один еврей, услышавший о величии Магида из Межерича, пришел послушать его учение и был так поражен, что усомнился: человек это или святой ангел. Он подошел к Магиду и потрогал его за рукав, и лишь нащупав под рукавом руку, понял: это и вправду человек.
Хасиды рассказывают, что Фрейдке, дочь Алтер Ребе, была праведной и возвышенной души женщиной. Отец очень любил ее. Часто Алтер Ребе произносил философские комментарии из хасидского учения специально для нее. Не раз случалось, что когда сын Ребе, Дов-Бер, хотел послушать какое-то хасидское учение от своего отца, он просил свою сестру Фрейдке, чтобы та попросила отца произнести философский трактат на эту тему.
Когда Алтер Ребе скончался, Фрейдке сказала, что хочет быть похоронена рядом с отцом, чтобы и после смерти быть возле него. Когда хасиды услышали ее просьбу, несмотря на то что знали о ее величии, подумали, что не совсем уместно хоронить женщину рядом с Алтер Ребе. Но решать ничего окончательно не стали. Прошли годы, и перед ее кончиной хасиды услышали, как она шепчет из слов молитвы: «Б-г мой, душа, которую Ты дал мне, чиста. Ты сотворил меня, Ты создал меня и ты вдохнул ее в меня...* Татэ, ду варст?! От бин их! (Папа, ты ждешь? Вот я!)» И на этих словах она скончалась… Тогда хасиды поняли, что она действительно должна быть похоронена рядом со своим отцом, раби Шнеур Залманом.
Жаль, что на бумаге невозможно воспроизвести голос моего дяди в тот момент, когда он описывал, как раби Рашаб благословлял студентов: «Изучай Тору, молись с чувством и служи Всевышнему!» Его голос повышался и заканчивал благословение на высокой ноте.
Что я вам скажу... Хасиды, когда они слышат слова Ребе, то обращают внимание на каждую подробность, повторяя ее. Малейшая деталь интересна и важна. Такое отношение, понятно, вытекает из глубокого уважения и внутренней связи, которая существует между хасидами и Ребе.
В противоположность этому все остальные... Я иногда сочувствую им: им не хватает понимания и ощущения этих тонких нюансов. Они и понятия не имеют, как прелестны и любимы для хасида слова Ребе или наблюдение за тем, как Ребе ведет себя.
Дядя Борух просит меня быть его кадишем
У моего дяди Боруха были длинные пейсы, он завязывал их узлом над головой и сверху покрывал кипой. Я удивлялся, почему он так делает, ведь в Хабаде так не принято. Впоследствии я узнал, что однажды дядя сильно заболел воспалением легких, и его жизни угрожала опасность. Тогда он принял на себя обязанность никогда не стричь пейсы у висков.
У моего дяди и тети никогда не было детей. Я, их племянник, был самым младшим в семье, меня любили больше всех. В моих глазах то, что они меня любили, было чудом. Глядя на все глазами ребенка, я думал, что так как своих детей у них нет, то они должны завидовать нашей семье. Они же проявляли к нам и в особенности ко мне бесконечную любовь. Дядя и тетя часто говорили мне: «У нас ведь своих детей нет — так что ты будешь нашим кадишем».
Эта фраза стала для меня чем-то вроде их завещания. В день их йорцайта** я делаю все, что положено в день йорцайта родителей и говорю по ним кадиш.
В дни моего детства материальное положение нашей семьи, как и у всех вокруг, было крайне тяжелым, так как отец зарабатывал недостаточно, чтобы обеспечить всех нас. Я ел мало, был очень худым и считался слабым ребенком. Мой дядя Борух был шойхетом, и у него в доме всегда было мясо и другая еда. Поэтому дядя и тетя всегда старались заманить меня к себе домой и накормить. Я же чувствовал, что своим приходом к ним как бы заявляю: «Я голоден, я пришел к вам поесть...» Поэтому я стеснялся бывать у них.
Мне помнится, что дядя пытался убедить меня прийти к ним домой. Однажды он спросил меня: «Почему ты никогда не приходишь нас навестить?» Я ответил: «Что это вдруг я приду к вам просто так? Если мне что-то понадобится, тогда приду». Дядя сделал мне выговор, сказав: «Что, только когда тебе что-то понадобится, тогда ты придешь?! А почему бы тебе не зайти просто так — навестить нас, поинтересоваться, как у нас дела?» Позже я понял, что сделал ошибку, и с моей стороны это выглядело наглостью — так неуважительно ему ответить.
Тетя моя была чутким человеком. Она понимала, что я стесняюсь приходить к ним поесть, и поэтому, когда я бывал у них дома, вела себя крайне осторожно, стараясь подать мне еду так, чтобы это выглядело максимально естественно и чтобы я не почувствовал, что она это делает специально для меня. Так, например, когда она готовила мне яичницу, всегда делала ее из двух яиц. В те времена это считалось настоящим излишеством. Понимая, что если я узнаю, что яичница сделана из двух яиц, то скажу, что одного яйца мне достаточно, она выставляла меня из кухни: «Что ребенку делать на кухне возле плиты, выйди-ка отсюда!» А если я удивлялся, что яичница такая большая, и говорил, что не хочу есть яичницу из двух яиц, она говорила: «Ну… иногда встречаются большие яйца».
Когда отца арестовали, мне было семь лет. На все это время дядя с тетей взяли меня к себе. Никогда не забуду, как дядя самоотверженно заботился обо мне. Несмотря на то что он был ослаблен после болезни, когда я просыпался ночью от голода и плакал, он вставал с кровати, подносил мне кружку с водой негел-васер*** для омовения рук и лепешку с изюмом, как я любил. Точно так же он заботился обо всех остальных моих потребностях.
Когда отца освободили, я вернулся домой. Наше материальное положение оставалось тяжелым, и так как дядя был шойхетом и у него в доме всегда было мясо, которое он получал от забоя скота и птицы, его жена, тетя Роза, приносила нам мясо каждую неделю. Мама отказывалась брать у них мясо, говоря, что денег заплатить у нее нет, а брать бесплатно она не хочет. Но тетя отвечала ей: «Я не прошу у вас никакой платы, но если тебе так уж хочется заплатить, то когда у тебя будут деньги — заплатишь!»
Иногда дядя Борух сам приносил нам мясо. Мы жили тогда на втором этаже, а дяде было тяжело подниматься по ступенькам, но он прилагал все усилия, чтобы убедить моих родителей, что делает это от всего сердца и чтобы они приняли от него мясо. Мама каждый раз записывала, сколько мяса она получила, и когда наше материальное положение, слава Б-гу, улучшилось, заплатила за все.
Чтобы дать читателю почувствовать, насколько нам было финансово тяжело в те дни, приведу один эпизод из нашей жизни, о котором мама как-то рассказала мне. Во время войны, когда отец болел, наше материальное положение было ужасным. В доме царил голод. В те дни мать достала на рынке несколько сырых яиц для отца. Я, пятилетний ребенок, попросил у матери, чтобы она дала одно яйцо мне. Мама с болью в сердце объяснила мне, что это яйцо необходимо отцу. А когда папа поправится, то сможет вернуться к работе, начнет зарабатывать, и тогда мы сможем купить много яиц…
Спустя какое-то время я тоже заболел, и мама опять достала яиц — на этот раз для меня. Но из-за болезни у меня вообще не было аппетита. Мама сидела у моей кровати и умоляла меня съесть яйцо. И тогда тетя Роза припомнила маме с упреком предыдущую ситуацию, сказав: «Когда он так просил тебя дать ему яйцо, ты ему не дала, а сейчас умоляешь его, только он не хочет!» Да, тяжелые были времена. Слава Б-гу, что наши читатели не представляют себе, о чем идет речь…
Раввин Гиллель ЗАЛЬЦМАН, США
Продолжение следует
_____
*Молитва, которую ежедневно произносят утром.
**Йорцайт — это годовщина смерти по еврейскому календарю. Дети в память о родителях отмечают их йорцайт прочтением в синагоге молитвы Кадиш.
***Мойте руки перед молитвой.
Комментарии:
Гость
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!