Мозаика прожитых лет

В нынешнем году Кириллу Ковальджи исполнилось 85 лет. Свой юбилей он встретил в расцвете творческих сил: все еще секретарь СПМ, главный редактор журнала «Кольцо А», руководитель клуба поэзии в ЦДЛ, автор новых книг стихов и прозы. Своеобразным итогом творческой работы писателя стала книга «Моя мозаика, или По следам кентавра» (М.: СПМ, «Academia», 2013) —своеобразные сплав, казалось, несоединимых, но здесь вполне гармонично звучащих жанровых экзерсисов: наблюдения и зарисовки, короткие эссе и рассказы, воспоминания и портреты, серьезные мысли о культуре, искусстве, политике.

На страницах книги читатель встретит размышления о писателях, давно ставших классиками: Маяковском, Есенине, Блоке, Цветаевой, об ушедших коллегах по литературной работе: Окуджаве и Ахмадулиной, поэтах Марке Лисянском и Льве Озерове, замечательных современниках — философе Григории Померанце, поэтессе Зинаиде Миркиной и многих-многих других.

Один из очерков К. Ковальджи посвятил своему учителю, поэту Евгению Долматовскому, автору слов легендарной песни «Любимый город», человеку противоречивому, умеющему приноравливаться к веяньям суровой эпохи, но, когда это потребовалось, защитившего своего ученика от посягательств бездушной репрессивной машины. Писатель вспоминает, как, будучи студентом Литературного института, он вместе с товарищами выпустил рукописный журнал, который был объявлен «подпольным» и «идейно порочным». Шел 1952 год, еще был жив Сталин, волны репрессий накатывали одна за другой. Но Долматовский выбрал единственно возможную линию защиты, говорил о «легкомыслии составителей» и «беспомощности текстов». В результате Евгений Аронович сумел повернуть дело так, что студенты отделались небольшим дисциплинарным наказанием. Ковальджи до сегодняшнего дня сохранил благодарность учителю.

«Начинается легенда…» — очерк, посвященный Юрию Левитанскому, — не жизни поэта, а его смерти. На основании своего дневника 1996 года Ковальджи с документальной точностью воспроизводит последние часы жизни поэта, резко выступившего против войны в Чечне на собрании интеллигенции в московской мэрии. 

Особое место в книге К. Ковальджи занимает очерк «Еврейский мальчик между Сциллой и Харибдой». На первый взгляд он может показаться небольшой рецензией на книгу израильского писателя Шамая Голана «Последняя стража». Но это не так: текст наполнен гораздо более серьезным смыслом. Сциллой и Харибдой юного скитальца Хаймека, в годы войны прошедшего все круги ада, стали Германия и СССР, а Итакой — Израиль. При этом, говорит Ковальджи, Одиссей, боровшийся с мифическими чудовищами, был взрослым, сильным мужчиной, а Хаймек — беззащитным ребенком.

Книга израильского писателя вызвала у Ковальджи не только литературные ассоциации, она разбудила тяжелые воспоминания детства: «Я с острой бессильной болью думал о страшной еврейской судьбе: я видел опять, как в оккупированной Одессе осенью 1941 года по улице нескончаемым потоком шли евреи — здоровые поддерживали немощных стариков, матери толкали впереди себя коляски, у всех были пожитки — узлы, сумки, чайники в авоськах… Евреи шли медленно, покорно, и они, и одесситы на тротуарах думали, что евреев ведут в загородные бараки (слово «гетто» еще не знали). Евреи шли долго, час или два. Всех их в поле расстреляли».

Книга «Моя мозаика» не просто о том, что писатель знает, она и о том, в чем он абсолютно уверен, и задача его — рассказать людям, «как это было». Кирилл Ковальджи — человек надежный, и ему хочется верить безоглядно.

Леонид ГОМБЕРГ, Россия