Свет хасидского подполья

Отрывки из книги.

Продолжение, начало в № 1058.

Хасидские речи в синагоге

Во дворе большой синагоги, расположенной в Старом городе, было дополнительное здание, называвшееся «Синагога рава Йехезкии» — по имени рава Йехезкии Кайкова, молившегося в ней. Рав Йехезкия Кайков был раввином бухарских евреев, учеником раввина Симхи Городецкого, который послал его в ешиву «Томхей Тмимим», находившуюся в то время в Полтаве и Невеле.

В 1950-х годах, когда усилились гонения на хасидов Хабада, Йехезкия был арестован и сослан в Сибирь. В его синагоге проходили молитвы в соответствии с текстом (порядком молитвы), принятым хасидами Хабада. Там изучали книги «Тания», «Ликутей Тора» и др. Эта синагога считалась хабадской синагогой Старого города. В те годы только старики могли позволить себе свободно приходить молиться в синагогу. Габай синагоги мулло Або был «государственным служащим». Если в синагогу приходил кто-то из молодежи в возрасте до восемнадцати лет, он выгонял его оттуда палкой.

По субботам после предвечерней молитвы, когда на улице темнело и внутри синагоги тоже было темно, мы осмеливались тайно туда проникнуть, остерегаясь, чтобы случайно не наткнуться на мулло Або. С необычайным удовольствием мы слушали, как хасиды напевали задушевные хасидские мелодии. После этого слушали Рахмиэл Хадаш (или, как все его называли, реб Рахмиэл дер Алтер), который произносил наизусть статью из «Ликутей Тора».

Когда нам не везло и староста обнаруживал нас в синагоге, мы все бежали к реб Берлу Гуревичу (его называли Берл-столяр), который прятал нас от него и угощал компотом, оставшимся с третьей трапезы.

Еще одна возможность зайти в синагогу была у нас во время чтения Теѓилим в Шаббат меворхим**(как принято у хасидов Хабада). Из-за того что миньян для чтения Теѓилим проходил, как принято, рано утром, стукачи еще не успевали появиться в синагоге, и мы могли позволить себе «незаконно» почитать Теѓилим в миньяне. Я до сих пор помню приятный, сладостный распев, с которым реб Берл-столяр читал Теѓилим вслух.

Мой дядя Борух Духман

Одним из хасидских старейшин в Самарканде был мой дядя Борух, который был женат на тете Розе, сестре моей матери. Реб Борух был шойхет. Его отцом был реб Дов-Бер Духман, а дедом — известный хасид реб Мордехай Йоэл, который был близок к праведному раввину Айзику из Гомеля, ученику Альтер Ребе. Он воспитывался у него. Реб Айзик же был и его сватом.

У моего дяди было три брата: Исроэль Ноах, который уехал из России в 1930-х годах и осел на Святой земле; Залман, который эмигрировал из России в 1946 году через Польшу и поселился в Нью-Йорке, и Хаим-Авраам, который остался в Советском Союзе и большую часть своей жизни прожил в Омске. Недавно обнаружилось, что у них была еще и сестра, о которой мы ранее ничего не знали. Ее потомки живут сегодня в Торонто, они вернулись к иудаизму и стали хасидами Хабада.

Мой дядя Борух жил в деревне Медведь Ленинградской области, где занимался шхитой. Впоследствии он переехал в Харьков, а во время войны, как и другие хасиды Хабада, бежал в Самарканд, где оставался с нами, пока не получил в 1957 году разрешение на выезд в Святую землю.

После Второй мировой войны в Самарканд приехал и его брат Хаим-Авраам, о котором упоминалось выше, но в начале 1950-х — в период «дела врачей», когда усилились гонения на евреев и, в частности, на хасидов Хабада, он вернулся в Омск, где проживал ранее. Там он и провел последние дни своей жизни.

В те годы, когда оба брата жили в Самарканде, мы удостоились услышать множество хасидских историй и высказываний, ведь они многие годы провели в доме своего деда, реб Мордехая Йоэля, который рассказывал им разные истории с употреблением выражений и высказываний — все, что он сам слышал от своего учителя реб Айзика из Гомеля!

При этом и реб Мордехай Йоэл, и мой дядя Борух, а также его брат Хаим-Авраам — все они обладали феноменальной памятью. Они старались передавать хасидские истории максимально точно. Поэтому рассказы, дошедшие до нас, были много раз проверены и абсолютно точны. Они до такой степени точно пересказывали свои истории, что, когда появлялась непонятная подробность и их просили пояснить, они отвечали: «Я не знаю, так я слышал от моего деда, Мордехая Йоэля». Поэтому каждая история, рассказанная ими, была ценной среди хасидов Самарканда.

Мой дядя, реб Борух, рассказывал, что когда он был мальчиком младше 13 лет, то спал у своего деда, реб Мордехая Йоэля. Часто, проснувшись под утро, видел, что его дед уже встал и занят изучением Торы. Когда реб Мордехай Йоэл замечал, что его внук проснулся, то подходил и укрывал его, приговаривая: «Спи, мальчик. Маленький мальчик должен спать…» Но по достижении возраста бар-мицвы, если он продолжал спать после шести утра, дед будил его, говоря: «Вставай, вставай! Как еврей может так допоздна спать?!»

Когда мой дядя был маленьким, однажды, вернувшись из хедера, он сказал: «Я так голоден! Что у нас на обед?» Когда бабушка ответила, что приготовила гречневую кашу, мой дядя пришел в восторг и сказал: «Ой, грикинэ каше из майн лебен!» («Ой, гречневая каша — это моя жизнь!») Его дед, реб Мордехай Йоэль, сделал ему выговор: «Это — твоя жизнь? Ты живешь ради гречневой каши?! Еврей должен жить для более высоких идеалов».

Из историй реб Мордехая Йоэля

Реб Ѓилель Паричер, как известно, считался человеком, глубоко разбирающимся в хасидизме. Он был б-гобоязненным и святым человеком, духовно близким с Ребе Дов-Бером и Ребе Цемах-Цедеком. Известно, что однажды Цемах-Цедек выразился, что у него есть два с половиной хасида, и из его слов было понятно, что раби Ѓилель и есть полхасида. Когда святого Ребе спросили, неужели он на самом деле назвал реб Ѓилеля только половиной хасида, тот ответил: «Вторая половина его — это Ребе!»

Реб Ѓилель Паричер строго и тщательно соблюдал законы Торы, до такой степени, что, когда ему предоставлялась возможность бывать в гостях и даже у Ребе Цемах-Цедека в Песах, он приходил туда со своей посудой.

Но и это еще не все — он ставил свою кастрюльку в кухне у Ребе на кирпич. Когда хасиды обратились к нему с вопросом: «Реб Ѓилель, на кухне у Ребе вы ставите под свою кастрюлю кирпич?!», то реб Ѓилель им ответил: «Из тарелки Ребе я ел бы без малейшей тени сомнения, так как праведников Всевышний бережет от греха, но из другой тарелки — не знаю…»

Реб Айзик из Гомеля был старше реб Ѓилеля примерно на пятнадцать лет и был человеком огромных знаний, постоянно занимающимся изучением Торы. Он уделял много времени молитве и полностью посвятил себя служению Всевышнему. Реб Ѓилель же много времени проводил в поездках, так как по повелению Ребе Цемах-Цедека он ездил время от времени в колонии округа Херсон, где жили простые евреи, и обучал их идеям хасидизма.

Рассказывают, что реб Ѓилель спросил однажды Ребе Цемах-Цедека, какой смысл обучать высоким концепциям хасидизма простых неученых евреев, ведь они все равно многого не понимают. Но Ребе велел реб Ѓилелю продолжать, так как их душа слышит и понимает. Будучи человеком б-гобоязненным, стремящимся выполнять заповеди наилучшим образом, реб Ѓилель брал с собой нескольких приближенных к нему учеников, чтобы и в дороге у него была возможность молиться в миньяне.

Однажды реб Айзик из Гомеля и реб Ѓилель из Парича сидели на хасидском застолье. Несмотря на то что Ѓилель, как я уже упоминал, был младше Айзика, реб Айзик попросил его сказать что-то из хасидского учения. Реб Ѓилель ответил ему: «Да разве я настолько умен и уделяю много времени учебе?» (ведь реб Айзик считался человеком потрясающих знаний, с острым умом, постоянно занимающимся Торой).

И вот что ответил ему реб Айзик: «Это ничего не значит, я ведь родился таким, а не работал над собой». Сказал ему тогда реб Ѓилель: «Разве я молюсь сосредоточенно и долго?» Дело в том, что реб Ѓилель часто разъезжал и не мог молиться подолгу, так как старался молиться вместе с миньяном. И реб Айзик ответил ему: «Ну, что ж делать, если у меня есть свободное время?»

Реб Ѓилель не уступал: «Разве я оказывал услуги Ребе?» — тут реб Айзик уже не мог оставаться равнодушным. Он встал, выпрямился и сказал по своему обычаю с напевом, прикрыв глаза, чтобы сосредоточиться: «Спасибо Тебе, Господи, что ты удостоил меня прислуживать нашему Ребе в течение девятнадцати лет!..»

Однажды реб Мордехай Йоэль строил праздничный шалаш — сукку — для реб Айзика. Когда он покрывал крышу срезанными ветками, реб Айзик попросил его добавить еще веток хвои, чтобы накрыть плотнее, так что реб Мордехай Йоэль даже удивился. Почувствовав это, реб Айзик сказал: «Я покрывал праздничный шалаш у Алтер Ребе, и когда тот увидел, как я покрываю, сказал с распевом, как он говорил всегда, когда дело касалось вещей, связанных со святостью: «Плотнее! Гуще!» Я спросил его: «Но ведь нужно, чтобы сквозь крышу были видны звезды?» А Ребе продолжал: «Еще плотнее!» После чего реб Айзик развел руками, говоря: «Я иначе, по-другому, не могу!»

Раввин Гиллель ЗАЛЬЦМАН, США

Продолжение следует