Сквозь закоулки памяти
«Чебуречная находилась в полуподвале… И хотя приходилось стоять, но было это не в тягость. Публика там собиралась без претензий, приносили с собой «запить». Разливали чекушку под мраморной выщербленной стойкой в стакан, принесенный с собой, и пускали по кругу…» Это из книги Славы Полищука «Диптих» (Нью-Йорк: StoSvet Press, 2014).
«Чебуречная на Колхозной жива по сей день, водка там теперь продается в разлив», — сообщил я в письме художнику и эссеисту Славе Полищуку.
«Первое детство я провела на Колхозной, — пишет в предисловии к книге поэт и издатель Ирина Машинская, — и именно в эту чебуречную мы тайно ходили с моим первым другом и братом, дедушкой Исааком. Я хорошо помню эти подпольные — подстольные — стаканы, ибо и стоя в полный рост, я находилась более или менее под столом».
Вот ведь как получилось: мы вышли из одной чебуречной, — кто-то теперь в Нью-Йорке, а кто-то в Москве, кто-то в Тель-Авиве или Дюссельдорфе… Новый век на дворе.
Презентация книги, организованная журналом «Стороны света» и одноименным издательством, с успехом прошла в Нью-Йорке. «Диптих» — воспоминания о двух людях, совершенно разных, никогда не пересекавшихся друг с другом. Один из них, Олег Вулф, известный поэт и прозаик; другой — Алексей Афанасьев, талантливой художник. Их объединят лишь безвременный уход из жизни. Да еще, пожалуй, то, что оба они необыкновенно дороги автору книги.
«Как прорваться через память с ее подвалами и закоулками к ясному и простому порядку слов?» — сокрушенно спрашивает автор. Это и в самом деле непросто. История нескольких лет знакомства (дружбы?) с Олегом Вулфом представлена в виде осколков воспоминаний, казалось бы, незначительных, если рассматривать каждый в отдельности, но вместе создающих вполне убедительный мозаичный портрет одного из своеобразных литераторов русской эмиграции начала XXI века. Полищук приводит произведения Вулфа, в том числе и немаленькие по объему, такие, например, как «Танцовщица из Малагуры», к которым автор воспоминаний имеет, как ему кажется (и не без оснований), непосредственное отношение. Вулф частенько отсылал товарищу «только начало стихотворения, отрывок текста». «Я был допущен в мастерскую», — свидетельствует Полищук. Редкий случай творческого взаимодоверия двух самобытных, оригинальных мастеров!
И снова мы в чебуречной…
«В тарелку помещались три-четыре чебурека. Я брал чебурек за один конец, нижний, и, придерживая другой рукой за середину, склоняя голову, надкусывал верхний конец. Горячие надутые бока нагревали пальцы, если дело было зимой. Под откусанной хрустящей верхушкой открывалась нежная изнанка стенок чебурека, по которой стекал бульон, скапливался в нижней половине, где плавал кругляк густо перченого фарша».
Небольшая история о заурядной московской закусочной, занимающая чуть более трех страниц в книге небольшого формата, могла бы стать жемчужиной в антологии «физиологических очерков» пресловутой эпохи застоя!..
С таким же «проникновением в образ» Полищук рассказывает о картинах Марка Ротко, выдающегося американского художника, безвременно ушедшего в небытие. Он подробно говорит о технической стороне работы мастера, и перед читателем вдруг открывается рукотворная бездна, из которой уже не выбраться, и проще, кажется, остаться в ней, как, собственно, и случилось с Ротко.
Несомненно, «Диптих» отражает трагические стороны миросозерцания художника, его тихий, но неизбежный разлад с внешним миром. Неслучайно в оформлении использована гравюра Славы Полищука «Клетка» из серии «Плач Иеремии». В конечном счете, это поиск: что есть «тайна появления осязаемой прозрачной тишины, остановки того, что мы в своем неведении называем временем, начала той единственной жизни, которая открывается художнику в самый последний момент его неверия и отчаяния».
Леонид ГОМБЕРГ, Россия
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!