Григорий Поженян. Светящийся уголек

Проясним национальные корни нашего героя. По отцу — армянин, по матери — еврей. Соединение двух самых рассеянных по миру народов. Отец — Михаил Арамович Поженян, стопроцентный коммунист, «красный директор», строил Харьковский тракторный завод. В 1937 году был арестован как «враг народа». Но повезло: вернулся домой из лагеря живым и после смерти Сталина реабилитирован. Мать — еврейка, и бабушка — еврейка, которая часто говорила внуку: «Единственный человек, с которым можно договориться, — это ты сам».

«Мама моя по-еврейски не знала ни слова, — рассказывал Поженян. — Во время погромов ее спас в Умани мой будущий отец. Он тогда был командиром партизанского отряда. Когда отец на ней женился, мой дед приехал, удивленный, почему сын женился не на армянке, а на еврейке. Дед плохо говорил по-русски. Бабушка ни слова не понимала по-армянски. Но они стали играть в домино. Когда дед уезжал, то сказал: «Не знаю, почему говорят плохо про евреев. Чудная бабка! Кормит вкусно! Молчит и проигрывает мне в домино».

Мать — врач по профессии, кандидат медицинских наук, когда узнала, что сын погиб на фронте (что оказалось неверной информацией), ушла на фронт и вернулась в звании майора с орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги». Воспитывала маленького Гришу няня, которая всегда упрекала мать Поженяна в том, что та была вечно занята: «Нешто любимому дитю дают переночевавший чай?..»

Любимое дитя родилось 20 сентября 1922 года в Харькове. Обычное советское детство. После школы — морская служба и война. Прошел всю войну. Начал краснофлотцем, закончил капитан-лейтенантом. Награжден многими орденами и медалями — «За Одессу», «За Севастополь», «За Кавказ», «За Белград», «За Заполярье», всего 27 правительственных наград. Но это не все: Поженян был представлен к званию Героя Советского Союза, но Золотую Звезду не получил: пока наградные бумаги шли наверх, Поженян отличился, сбросив за борт политработника — помполита, зануду и труса. Его не утопили, конечно, просто немного проучили, но все равно ЧП. А Григора (еще одно прозвище Поженяна) вычеркнули из списка героев. Следует заметить, что Григорий Михайлович мог пойти под ревтрибунал, но отделался гауптвахтой.

Тут надо сказать о характере и темпераменте Поженяна: мужественный и отважный человек, а еще с обостренным чувством справедливости. Соответственно, драчун, легко пускал кулаки в дело. Кипение кровей? В одном из интервью Поженян признавался: «Я человек русский, чувствую себя абсолютно русским. Но я становлюсь армянином, когда дурно говорят об армянах. У меня мама еврейка, и, когда говорят плохо о евреях, я начинаю ненавидеть всех антисемитов. Я перевел много стихов Тараса Шевченко, я знаю лучшие украинские песни. И когда при мне говорили дурно об украинцах, то я не просто протестовал, я бил рожу…»

Это в быту, а на фронте Поженян с врагом сражался безжалостно. Описывать военные подвиги не будем, это удел военных историков. Наградой Поженяну были не только ордена и медали, но и боевые ранения в обе ноги, в голову и в руку. Кстати, о руке. Уставая от бесконечных рейдов в тыл врага, от изнуряющей тело и душу опасности, Поженян мечтал (молодой человек, почти мальчишка!), чтоб его ранило: «Но куда? В грудь или в голову — опасно. В задницу — стыдно. И я решил отдать левую руку. Вот, думаю, меня демобилизуют, и я, не маленький смуглый Уголек, как звали меня в разведке, а высокий голубоглазый блондин, морской офицер, прогуливаюсь в белом кителе с пустым рукавом, а лучше так — моя левая рука в черной блестящей перчатке. А?!»

Романтически настроенный молодой человек. Он еще и стихи начал писать на войне. После госпиталя и демобилизации приехал в Москву поступать в Литературный институт. И конечно, был принят как участник войны. Поступил в 1945 году, окончил в 1952-м и дважды подвергался исключению из института. И опять из-за своего взрывного характера. Не об этом ли говорят написанные Поженяном строчки:

 

Я с детства ненавидел хор —

согласный строй певцов,

и согласованный напор

отлаженных гребцов.

И общность наклоненных спин,

И общий водопой…

Когда в 1949 году в Литинституте прорабатывали «безродного космополита» Павла Антокольского, студент Поженян вступился за него и обратился к собравшимся: «Ребята, это же наш учитель, что вы несете!» А они несли злобу, клевету и вешали ярлыки, действуя в духе сталинского времени. В итоге Поженяна выгнали из Литинститута с формулировкой: «За пособничество в организации беспринципной групповщины на семинаре бывшего руководителя, ныне разоблаченного эстета и космополита Антокольского».

А потом еще раз Поженян подвергся институтскому остракизму, о чем с печалью писал позднее в маленькой поэме «Черствые колокола»:

 

Сам я, видимо, виною:

недомолотый войною,

ждал, невелика цена:

за утраты и увечья

чье-то слово человечье.

Мне сказали жестко: «На!..»

А потом пришла бумага

из отцовского Гулага.

а потом — та боль жива.

Несговорчивый сызмальства,

я ослушался начальства,

и меня — на жернова…

 

Послевоенное трудное время для молодых героев и воинов, прошедших ужасную войну и достойно защитивших родину. Все они — Поженян, Бакланов, Гудзенко, Липкин и многие другие (называю только литераторов) — с трудом приспосабливались к новому послевоенному времени, возрождению сталинской империи и культу личности.

Изгнанный из Литинститута Поженян завербовался котельщиком на Кенигсбергские верфи, плавал и моряком и однажды от тоски послал свои стихи в «Калининградскую правду». Их напечатали, несмотря на темную биографию автора — «ученик разоблаченного эстета и космополита».

В газете стихи похвалили и, как вспоминал Поженян: «Я вышел из редакции и очень серьезно напился». А протрезвев, решил: надо продолжать писать, это призвание.

Первая книга стихов «Ветер с моря» вышла в 1955 году. Затем вторая, третья, и вот уже Поженян — профессиональный поэт, и основная тема творчества — «и соль, и боль, и синь морей». Стихи заметили и отметили, в частности, признанный мэтр Юрий Олеша каждое письмо к Поженяну начинал словами: «Дорогой бочонок поэзии!» Сначала в «бочонке поэзии» собирались военные воспоминания, лирика и морская тематика, но с годами Поженян становился все глубже, сосредоточеннее и философичнее, хотя до конца свой юный романтизм так и не изжил.

Но главное — рука не холодела, а трепетала от творческого горения. Помимо стихов, Поженян написал более 50 песен, а одна из них — «Два берега» — побила рекорды популярности. Однажды произошел смешной эпизод: Поженян пошел в баню, и там какой-то мужичок ухватил у него шайку и, намылившись, запел: «Мы с тобой два берега у одной реки…» Поженян вспыхнул от гнева: «Шайку забрал да и еще и песню мою поешь!» На что похититель резонно ответил: «Шайка, может быть, и твоя, а с песней загибаешь. Все мы — пока в бане — композиторы…»

А еще Поженян активно работал в кино, писал сценарии, один из них превратился в фильм «Жажда» — о жизни в осажденной Одессе. Добавим и роман, который Поженян писал в последние годы: «И вот я вышел в город без левой руки…» Рассказывая о жизни Григория Михайловича, нельзя не затронуть тему увлечений: бильярд, вино и женщины. Неплохая триада? Бильярдистом Поженян был отменным и в трудные годы зарабатывал на жизнь, искусно гоняя шары по биллиардному столу. Глазомер разведчика: раз и в лузу! Вынимай шар!.. Пристрастие к вину? Это далеко не редкость. Многие жители России являются поклонниками Бахуса. Ну а женщины!.. Как-то один интервьюер поднял эту тему, и Поженян чуть не подпрыгнул на стуле: «Женщины! Б-же мой, да без них действительно невозможно существовать! Выше них ничего нет!»

Конечно, в жизни Поженяна были и жены. Последняя, которой он очень гордился, — молодая и красивая Елена Филиппова. В доме в Переделкине был создан почти музей. Картины друзей, в основном корабли и моря, маски, кораллы, коллекция ножей и кортиков. А еще коллекция бутылок.

Кто-то может подумать, что Поженян — поэт и моряк, веселый друг (сотни друзей), искатель приключений, и все у него на старости лет было в ажуре (выражения «в шоколаде» не употреблю, оно для Поженяна не годится). Никакого ажура, одно беспокойство. Как патриот и интернационалист, Поженян мучительно переживал войну в Чечне, состояние умов в российском обществе, действия политиков, воцарившуюся в стране ложь, лицемерие и фальшь, подковерные страсти и интриги — все это не мог принять Поженян, для этого он был слишком прямодушным.

Иногда ему казалось, что жизнь, за которую он сражался в войну, кончилась. Один раз его уже похоронили тогда, в лихую годину, о чем свидетельствовала мемориальная доска о погибших в Одессе. Погибнуть от рук врага — это в философском плане доблесть. А вот погибнуть от рук хулиганов и подонков — это полная нелепость. Но вот Поженян чуть не погиб именно так: в мирном 2000 году на него напала группа мерзавцев и зверски избила. «Я четыре года жил как трава», — вспоминал потом Григорий Михайлович. В конечном счете, он выжил. Но смерть была уже рядом: он умер 20 сентября 2005 года в день своего 83-летия.

За пять лет до своего ухода Поженян написал стихи «Сыну», стихи как завещание о том, как жить: «уповать на Б-га» или «искать в глазах сподвижников пощады»? Может быть, помогает спастись «наклон спины» и «пустой зрачок»?

Григорий Поженян — светящий Уголек после исторических пожарищ на земле России…

Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия