Жидовка и цыган

В середине ноября 1941 года Гитлер предпринял вторую атаку на Москву. С трех направлений — севера, юга и запада — на столицу нагрянула армада танков, самоходных орудий, полевой артиллерии, авиации, пехоты. Самое опасное направление — Можайское. Здесь на лесной опушке за городком Звенигородом, что в 70 километрах от Москвы, стояла наша батарея. Точнее, ее единственное уцелевшее орудие с половиной артиллерийского расчета: наводчиком Сеней, заряжающим Андреем — сибирскими парнями, кадровыми артиллеристами. С ними осталась и я, санинструктор Майя, москвичка-доброволец, вчерашняя десятиклассница. Последний приказ эвакуированного в тыл тяжелораненого комбата: отстреляв последний снаряд, пробиваться к Москве.

...Последний отстрелян, подмоги не жди. Но как оставить врагу боеспособное орудие? Нашу 122-миллиметровую мортиру весом в несколько тонн силами двух человек (я не в счет) за собой не потащить. Перемещали ее на четырехконной упряжке. Напуганные мощной артиллерийской канонадой, бомбовыми взрывами, лошади словно взбесились, ржали нелошадиными голосами, бились в истерике, стараясь сорваться с привязи. И сорвались, умчались в лесную чащу.

С душевной болью, взорвав орудие миной, двинулись в путь. 30-градусный мороз пробирал до костей, солдатская шинелька не спасала. Это еще полбеды. Вышли из леса на открытую поляну — злая пурга ударила в лицо, сбивала с ног. Уцепились друг за дружку. Парни вооружены трехлинейками; мне, солдату мирной профессии, оружие не положено. Но в кармане ватных брюк лежит браунинг, отобранный у пленного немецкого офицера. Миниатюрный, красивый, словно игрушка, на крайний случай, для себя.

...Подняв воротники шинелей, завязав тесемки шапок-ушанок, шли, порой спинами наперед, по неширокой, кем-то наезженной протоптанной дороге. И вдруг увидели перед собой тулуп. Огромный тулуп без головы, без ног медленно двигался по дороге. Переглянулись удивленно: мистика ­какая-то! А «тулуп» остановился, выложил в снег на обочине дороги два объемистых свертка и принялся размахивать длиннющими рукавами, словно делал физзарядку.

Мы поравнялись с «тулупом». Заглянув в воротник, я ахнула: молоденькая черноглазая девушка, совсем ребенок.

– Да брось ты это барахло! — возмутился Семен.

Она застенчиво улыбнулась:

– Мальчики мои, двойняшки.

– Идешь откуда?

– С под Клина.

– Куда?

– Не знаю... — смутилась она. — В Москву, наверное.

Парни взяли детей, я — под руку «тулуп». И мы двинулись дальше. Не шли — плелись. Непомерного размера валенки, которые беженке ссудили в какой-то деревеньке, тянули к земле, не позволяя прибавить шаг. Мы торопились, но не бросить же женщину с младенцами на произвол судьбы!

Неожиданно из леса выскочил конь, запряженный в сани. Мы преградили дорогу.

– Куда едешь? — строго спросил Семен.

– В Москву. — С облучка саней спрыгнул на дорогу молодой цыган.

– Возьми с собой ее и детей, — попросила я.

– Ее? — переспросил цыган. И, отогнув воротник тулупа, уставился женщине в лицо: — Жидовка?

– Жидовка, — подтвердила она несмело.

– Тогда возьму! — Сбив в санях смерзшееся сено, удобно усадил женщину и детей и, лихо выкрикнув «по-ш-ёл!», на ходу вспрыгнул на облучок.

... Мы перешли линию фронта на ближайших подступах к Москве. Через несколько дней я прочла во фронтовой газете заметку о том, что молодой цыган перевез через линию фронта женщину с двумя младенцами и вместе со своей многочисленной семьей отправил в Ташкент.

Цыган и еврейка... Два народа, обреченных Гитлером на «окончательное уничтожение».

Майя НЕМИРОВСКАЯ, 

гвардии сержант, Россия

От редакции журнала «Алеф»

Коллектив редакции Международного еврейского журнала «Алеф» от всего сердца поздравляет наших дорогих фронтовиков и постоянных авторов «Алефа» — гвардии сержанта Майю Александровну Немировскую и ее мужа, капитана III ранга Владислава Иосифовича Шницера с 70-летней годовщиной Великой Победы. Будьте здоровы, благополучны и счастливы. Вы это заслужили!

С любовью и уважением, Лариса Токарь, главный редактор журнала «Алеф»