К тебе я стану прилетать

В поисках потусторонней Сверлии

Уж и мечтать все перестали, что Драмтеатр им. Станиславского перестанет плодить одни скандалы. В самом центре Москвы стоит, на Тверской, даже неудобно как-то. Но вот министр культуры Москвы Сергей Капков решительно назначил сюда одного из самых радикальных, но не зловредных режиссеров — Бориса Юхананова. Капков называет таких своих протеже агентами изменения. Правда, пока не ясно, оправдает ли его надежды Борис Юрьевич с его некассовым уклоном в глубокую философию.

Итак, зазывно сияя огнями, наконец открылся Электротеатр «Станиславский» — так теперь назвали обновленное за 300 млн здание с европейским холлом, где можно за столиками, элегантно попивая кофе, обсудить перспективы развития человечества. Спектаклем открытия стали «Вакханки» Еврипида в постановке Теодороса Терзопулоса, возрождающего актерскую технику античного театра (в его понимании). То есть начали как бы с нуля — с Древней Греции.

В финале жестокой трагедии на подиум вышел сам режиссер. Босиком, в полузабытье бредя по окровавленной сцене, он негромко пел по-гречески погребальную песню, казалось, времен, давно канувших в Лету. Столько в спектакле было стона, хрипа, рыка — а все оказалось вот для чего.

Электротеатр планирует ставить и современные оперы — музыкальным направлением руководит композитор Дмитрий Курляндский. На лето назначен оперный сериал «Сверлийцы» в пяти (!) вечерах. Кроме Курляндского, музыку пишут Борис Филановский, Алексей Сюмак, Сергей Невский, Алексей Сысоев, Владимир Раннев.

По сюжету самого Юхананова, Сверлийский принц отправляется спасать древнюю потустороннюю цивилизацию Сверлию; он, как и все сверлийцы, способен путешествовать во времени и пространстве. Кстати, Юхананов и себя называет резидентом Сверлии…

Музыкальный фрагмент Курляндского уже играли в 2013 году, и футуристическая эстетика столетней давности понравилась не всем. Что ж, недолго осталось до премьеры. Композиторы-то все интересные, но вот дадут ли им развернуться? В новых стенах витают прекрасные идеи, звучат зажигательные слова. Не обернулось бы все это снова сектантством, зрительской скукой и снобским трепом за кофейной чашечкой.

 

Чудесное преображенье короля

Бывает же так: только посмотрела в Электротеатре историю мести Диониса по Еврипиду, а на другой же день в «Новой опере» идет редко исполняемая у нас опера «Король Рогер» Кароля Шимановского, где главный герой — тот же Дионис.

Погружаясь в эту музыку, ты будто впускаешь в себя приятный морок. Сам композитор уловил это ощущение, путешествуя по Сицилии. Отважившись выразить его в музыке, отправной точкой он выбрал... «Вакханок» Еврипида! В опере стихия радости, привнесенная Дионисом в Сицилию XII века, поначалу вызывает у ее правителя Рогера настороженность, но в итоге обращает его в простого странника, не знающего больше никаких преград между ним и солнцем.

Тревожная эпоха модерна тонко вибрирует в музыке Шимановского, и кажется, что это порог жизни и смерти, на который выходят герои оперы. Исполнение концертное, без декораций и особых костюмов. Лишь дивное мастерство хора, певших по-польски Михаила Губского (Пастух), Артема Гарнова (Рогер) и Марины Нерабеевой (королева Роксана), ошеломившей ориентальной колыбельной во втором акте, держит нас во власти звуков.

Не надо быть Мессингом, чтобы догадаться, кто захотел исполнить в Москве «Короля Рогера»: конечно, за пультом стоял главный дирижер Ян Латам-Кениг, подаривший нам еще одно новое сильное впечатление.

 

Маг в черной водолазке

Обожаю московские квартиры-музеи. Квартиру Рихтера на Большой Бронной. Или Гольденвейзера на Тверской. Или Мейерхольда в Брюсовом переулке. Они продолжают дышать своим бесценным теперь временем прошлого.

Таков и двухэтажный особняк на Тверском бульваре, принадлежавший когда-то великой актрисе Марии Ермоловой. Здесь часто проходят встречи людей искусства; зал мест на 70–80 не всегда вмещает желающих.

Едва удалось отвоевать стул и на этот раз: знаменитый театральный художник Сергей Бархин рассказывал о дирижере Евгении Колобове (1946–2003), основателе театра «Новая опера», об их совместных работах — операх «Пират», «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Валли».

Страшная ранимость и вспыльчивость Евгения Владимировича превращала его жизнь в сплошной вулкан, зато на каком нерве у него всегда звучала музыка! Он вообще менял мир вокруг себя. Вот уж был настоящий «агент изменения», и всегда — с выдающимся результатом.

Галина Писаренко, многолетняя прима Музтеатра им. Станиславского и Немировича-Данченко, вспоминала на этом вечере: «Когда он появился у нас в театре, я к тому времени пела здесь уже 20 лет. Все у нас было спокойно, мы честно готовились к спектаклям. И вот я пришла на премьеру «Пирата» Беллини, поставленного Колобовым. И… оказалась в другом театре! За пультом он был как оголенный нерв, как острый луч… Когда он только задумал создать свой театр, за ним в никуда ушли хор, оркестр и семь солистов. Они стали работать в кинотеатре «Зенит», пока Лужков не построил здание в Каретном Ряду». 

Кто же из меломанов не помнит кинотеатр «Зенит»! Я и сама туда сразу поехала на «Евгения Онегина». Не забуду, как в третьем ряду шептались школьники, — наверное, их привели на «Онегина» «по программе». Колобов, в своей черной водолазке, подчеркивавшей его необычайную худобу, не переставая дирижировать, обернулся к ним и гаркнул: «Вы болтать сюда пришли или музыку слушать?» Видели бы вы этих бедолаг — их как громом поразило!

Все спрашивали, почему на вечер не пришла Марфа, дочь Колобова. Оказалось, у нее в этот день родился сын. Второй внук Евгения Владимировича. Но это вот только так, на встрече в близком кругу, можно узнать.

После вечера хотелось задать Сергею Михайловичу какие-то важные вопросы о Колобове. Да разве подступишься! Бархина осадили театроведки: посоветоваться, видите ли, как лучше оформлять обложку журнала «Сцена». Не везет.

 

Хворостовский как дух изгнанья

Не обошлось без громко-светского события. Дмитрий Хворостовский спел в опере «Демон» Антона Рубинштейна — смелом проекте Московской филармонии. Постановка полуконцертная, музыка малоизвестная, у режиссера тут работы по горло — надо же придумать какой-то осязаемый мир; это же не так, как было в «Короле Рогере» — только певцы и оркестр.

Хворостовскому нарастили седые патлы по грудь; на сцену Зала Чайковского, словно шляпки грибов, впечатали два земных полушария. Госоркестр имени Светланова под управлением Михаила Татарникова посадили далеко за исполнителями, которых, наоборот, выдвинули на полпартера вперед, сняв пять-шесть рядов. Жена Хворостовского Флоранс, сидевшая в амфитеатре, не сводила с него глаз. Еще бы: перед залом стоял не просто роковой мужчина и всеобщая мечта, а своевольный дух изгнанья, дух зла, готовый сокрушить любую преграду на ненавистной ему Земле. Страшно все-таки немножко. Но быстро надоедает.

В пару Хворостовскому пригласили чудесное сопрано — Асмик Григорян, хотя ей удавалось развернуться лишь в минуты, когда ее не подавлял маститый партнер. Увы, все страстные слова певец словно бы обращал не к ней, пел в зал, упиваясь всевластием над ним.

К счастью, режиссер Дмитрий Бертман, ожививший вялый ход событий приглашением в спектакль целого табора ярких солистов и хора из своей «Геликон-оперы», не опечалил нас душераздирающей смертью героини. Легкой походкой Тамара — считай, ее измученная душа — поднялась на балкончик, где ангел, подхватив бедняжку на руки, унес ее прочь…

Артистов завалили цветами. А имевшие привилегию проникнуть за кулисы непременно вставали между Хворостовским и Бертманом, чтобы загадать что-нибудь хорошее: ведь оба они — Дмитрии Александровичи. Да и мистическая атмосфера спектакля подсказывала, что самое время пожелать себе самое потаенное.

Ведущая рубрики — Наталья ЗИМЯНИНА, Россия