Польская ромашка

Вопреки ожиданиям белорусских партийных вождей, направлявших создателей фильма, бурная волна зрительского интереса к нему довольно быстро улеглась, в то время как идейно не выдержанное танго получило устойчивую популярность и до сих пор сохраняется в репертуаре мастеров русского шансона.

Что же касается оригинального исполнения юной Эдиты Пьехи, певшей «Ромашку» за кадром, режиссер В. Корш-Саблин сделал все, чтобы помешать последующему распространению шлягера: он был намеренно разорван игровыми эпизодами. Сегодня подобная мстительность кажется странной. Но речь-то о конце пятидесятых, причем пережитых в условиях белорусской специфики. Для понимания этих обстоятельств нам придется немного углубиться в историю.

Действие фильма происходит в 1933 году в Виленском крае Польши. Коммунистический нелегал Андрей Метельский неумышленно проваливает секретные явки. В руки врагов попадает также документ, удостоверяющий его личность. Полицейские, сочтя, что он утонул в реке, докладывают об этом окружному прокурору — главному кинозлодею. Ненавидящий коммунистов, тот решает устроить против них масштабную провокацию.

Бывшему актеру Ермаловичу, превратившемуся во внештатного полицейского, он поручает внедриться в коммунистическое подполье под видом Метельского и, подтолкнув его вожаков к проведению протестного шествия, выдать зачинщиков. Причем сделать это публично — чтобы ославить самого Метельского как полицейского провокатора.

Организаторы шествия арестованы. Метельский же, спасенный рыбаками, оказывается своим среди чужих и чужим среди своих. Загнанный в угол, после ряда приключений, включавших эпизод в ресторане, он решается на неординарный шаг. Явившись в суд, где Ермалович от его имени обличает жертв собственной провокации, он называет себя и стреляет в лжесвидетеля из пистолета.

Арестованный, он сам теперь предстает перед судом, выносящим ему смертный приговор. В конце герой все же получает частичное помилование — маршал Пилсудский дарует ему пожизненное заключение, причем накануне Метельскому даже позволяют обвенчаться в костеле с невестой.

Впервые посмотрев «Красные листья», я, простой советский пионер, хотя и не разобрался до конца в хитросплетениях сюжета, был целиком на стороне героя. Пересмотрев фильм сейчас, понимаю, какую развесистую клюкву изготовили его создатели.

Первым намеренным лукавством был перенос реальных событий 

1935–1936 годов, легших в основу сценария, в более ранний период. Дело в том, что весной и летом 1933 года (время основных событий фильма) гитлеровский режим еще не успел «во всей красе» утвердиться в Германии. А польское государство во главе с его создателем Ю. Пилсудским считалось едва ли не главным врагом СССР. Сталин не мог простить полякам победы в войне 1920 года и руками обученных ГПУ «партизан» и подпольщиков пытался отторгнуть у них отошедшие по мирному договору западные земли Белоруссии и Украины.

Но к 1935 году все изменилось. Быстро окрепший нацистский режим показал, откуда исходит главная угроза. Относительно слабое польское государство, не желавшее войти в сферу немецкого влияния, представлялось теперь не только санитарным барьером, но и возможным союзником против звереющего нацизма. В связи с этим тактика действий польского коммунистического подполья была изменена в сторону консолидации с другими силами, в том числе легальными социалистическими и даже католическими. Об ожесточенной борьбе с «пилсудчиками», не в последнюю очередь нацеленной на отторжение части польской территории, речь уже не шла.

22-летний коммунист-подпольщик Сергей Притыцкий (прообраз Андрея Метельского), действовавший в Виленском крае в конце 1935 – начале 1936 года, был занят не столько объединением сил, которым в недалеком будущем предстояло с оружием в руках противостоять нацизму, сколько борьбой с бывшим товарищем — комсомольским инструктором Яковом Стрельчуком.

Яков, разочаровавшись в целях и методах работы коммунистического подполья, пошел на сотрудничество с властью. Выдав полиции нескольких представителей движения, он стал открыто изобличать арестованных в суде. Между тем Притыцкий, то ли выполняя им же инициированное решение подпольщиков, то ли на свой страх и риск приступает к подготовке акта возмездия. Но польская полиция вновь переигрывает коммунистов.

Вооруженный мститель, сумевший проникнуть в зал судебного заседания, хотя и попадает несколькими выстрелами в свидетеля Стрельчука из пистолета, но цели не достигает: тот защищен пуленепробиваемым жилетом. Зато раненный охраной Притыцкий сам оказывается на скамье подсудимых, после чего отправляется на пожизненное заключение в мрачную тюрьму г. Равича.

Превратить эту цепочку провалов в романтическое зрелище было, конечно, непросто. Но где не пропадали мастера соцреализма! События были сдвинуты в более суровое, почти «партизанское» время, когда ­война с «панами» шла не на жизнь, а на смерть. Тем более что и сам маршал был еще жив. Его кинодвойник предстает одновременно и жестоким, и трусливым. На просьбу представительной делегации отменить смертный приговор молодому человеку, убившему провокатора, опозорившего его имя, президент отвечает отказом. Но, испугавшись протестных шествий под окном дворца, в последний момент все же смягчает приговор. Общеизвестно, что реальный Пилсудский вовсе не отличался жестокостью своего восточного соседа, в принятых решениях был тверд и никого не боялся.

Не лучшим образом выглядят в фильме другие представители власти — полицейские, судьи, тюремщики. Прокурор же, который по польским законам был служащим окружного суда и хотя бы в силу этого не мог руководить полицейской спецоперацией, предстает в фильме кем-то вроде руководителя областного управления советского ГПУ. Кстати, предшественником изображенного в столь ядовитых тонах прокурора был выдающийся польский интеллигент и патриот, выходец из России Ольгерд Константинович Кричинский, на свое несчастье оставшийся в 1940 году в Вильнюсе и впоследствии расстрелянный НКВД.

Отвратителен и сыгранный Михаилом Жаровым отставной майор пан Шипшинский. Ресторан, где певица Ядвига поет вспоминаемое нами танго, предстает пристанищем негодяев, сама же она — прокурорской любовницей с замашками падшей женщины. Понятно, что простой народ задыхается от притеснений и несправедливости в этой ужасной стране. Сталинский приговор был повторно вынесен ей в 1958 году и создателями «Красных листьев»: такая Польша, по их мнению, не имела права на существование.

Зачем это делалось? С началом массовой реабилитации множество несправедливо осужденных и выселенных с родины бывших польских граждан начали возвращаться в родные края. В своих рассказах они не стесняясь сравнивали капиталистический «ад» довоенной Польши и коммунистический «рай» предвоенного и послевоенного СССР. Не без их влияния в среде белорусской интеллигенции начали возникать оппозиционные настроения. «Вы вздумали сочинять басенки о панском прошлом? — тотчас отозвалась власть. — Вот смотрите на это прошлое!» И на дорогостоящей импортной пленке, с участием кинозвезд, собранных по всей стране, в режиссуре классика белорусского соцреализма на экраны выходят «Красные листья».

Но, как говорится, нет худа без добра. Замечательное танго о белой польской ромашке в какой-то степени примиряет меня с этой коммунистической кинофантазией родом из детства. И не о Польше ли, растерзанной в сентябре 1939 года двумя подружившимися диктаторами, пела Эдита Пьеха:

Белая несмелая ромашка полевая,

Ты лежишь измятая 

на мокрой мостовой,

Ветер завывает, тучи собирает,

Фонари качает над твоею головой. 

Скошена и брошена холодною рукою,

А вокруг туман и пьяные глаза.

Счастье мое, где ты? 

Пепел сигареты,

Мертвые букеты 

и бездушная слеза…

Автор этой лирики — замечательный поэт-песенник, представитель народа, некогда составлявшего добрую треть населения тех мест, где происходит действие «Красных листьев», Яков Айзикович Хелемский (1914–2003). За свою долгую творческую жизнь он написал тексты к десяткам популярных песен золотой поры советской эстрады, в том числе в соавторстве с М. Блантером, Б. Мокроусовым, Э. Колмановским и другими классиками жанра. Большинство их входило в репертуар Марка Бернеса. Автором мелодии «Ромашки» был композитор Николай Николаевич Крюков (1906–1961), музыка которого звучит во множестве фильмов, в том числе в таких шедеврах, как «Броненосец “Потемкин”», «Попрыгунья», «Сорок первый» и «Идиот».

Пусть же растоптанная войнами и депортациями польская ромашка время от времени напоминает нам о горькой правде тех лет и двух людях, оставивших нам красивую песню — на мой взгляд, куда более правдивую, чем фильм, давший ей жизнь.

Николай ОВСЯННИКОВ, Россия