Старая сказка

Увидев, от кого пришло сообщение, я содрогнулся. Писал мой одноклассник Александр Гарбуз:

– Яник, привет! Как ты?

Мы особенно сблизились в восьмом классе и продолжали дружить до конца десятого. Три школьных года — это как два десятилетия взрослого человека. Столько в них вмещается, полжизни потом вспоминаешь, иногда с радостью, но чаще с огорчением. То неправильно сделал, там упустил, тут не поспел, не так сказал, неточно объяснил. Эх, если бы молодость знала…

Мы вместе учились играть на гитаре, вместе откупоривали первые в жизни бутылки дешевого вина, курили на переменах в школе за спортзалом, готовились до потемнения в глазах к выпускным экзаменам. После школы мы разошлись, он хотел стать летчиком, но сумел поступить только в училище технического обслуживания авиации или что-то в таком роде, подробности уже уплыли из моей памяти. Я уехал в институт на другом конце Союза, за годы учебы мы встретились раза четыре, а потом разбежались почти на три десятилетия.

В один из вечеров на экране компьютера вдруг всплыло уведомление Skype: Александр Гарбуз посылает вам свою контактную информацию. Я немедленно ответил, и разговор пошел так, словно мы расстались только вчера. Выяснилось, что Саша давно демобилизовался в чине майора, а теперь сидит по контракту в Ливии, на техобслуживании военных самолетов.

– Они тут бешено ненавидят Израиль и евреев, — писал он. — Я вчера обучал летчиков навигационным правилам. Среди них есть одно, названное по имени его изобретателя Вассермана (фамилию я мог перепутать, эта беседа по Skype состоялась лет шесть тому назад). Один из курсантов, сверкая глазами, спросил, уж не еврей ли автор данного правила. Я ему спокойно объяснил, что да, он еврей, но, не зная этой науки, ты просто не вернешься домой.

Курсант схватил листки с формулами, которые я раздал им перед началом занятия, бросил на пол и стал яростно топтать ногами.

– Как же ты отыщешь дорогу обратно на аэродром? — спросил я его.

– Аллах поможет! — отрезал курсант.

– Вот так они и воюют, — написал я Саше.

И он тут же отозвался.

– Они врут. Нет у них настоящей веры в Аллаха. Все эти псевдорелигиозные фанатики мечтают только об одном: посмотреть у меня на лэптопе порнографические фильмы. Очередь целая образовалась, все в чалмах и с бородами. Чего стоит такая вера?

Он помолчал с минуту. А затем написал:

–Я уже третий раз в Ливии. На моей родной Украине для меня нет работы. В общей сложности я провел тут около двух лет. Насмотрелся и наслушался. И ты знаешь, возненавидел арабов.

– Ну, нельзя же так, огульно, — ответил я. — Есть среди них умные, тонкие люди. Должны быть, их же сотни миллионов, много народу.

– Может, и есть, — написал Саша, — да только мне они не попадались. Я имею дело с недалекими жуликоватыми торгашами, не умеющими держать слово. Тут все зиждется лишь на страхе и силе. А больше всего боятся Каддафи. Только он ухитряется держать в узде эти дикие племена.

– Слушай, — спросил я, — а тебя не загребут за такие разговоры и вообще за контакт с Израилем? Засекут, с кем ты переписываешься, и заметут как сионистского шпиона.

– Ты не представляешь, какие они тупые, — написал мой друг. — Им до такого вовек не допереть.

– Странно, у нас тут вполне сообразительные арабы.

– Тоже сравнил! Ваши палестинцы — евреи арабского мира. Но главное, Skype — абсолютно защищенная программа. Чтобы ее взломать и отследить контакты, нужны мозги, которые в окрестностях Триполи не водятся.

Мы продолжали такую переписку довольно долго. Ему было скучно в Ливии, а я с интересом общался со старым школьным другом. Спустя несколько лет, оказавшись в Одессе, я навестил Сашу. Он жил неподалеку от своего прежнего, хорошо знакомого мне дома. Его отец, механик на сухогрузе Одесского пароходства, уходил на шесть-семь месяцев в загранку, мать, врач, днями пропадала в больнице. Саша рос под присмотром бабушки, и в его пустой квартире постоянно собиралась наша компания: послушать музыку, проявить фотографии, поиграть на гитарах.

Саша познакомил меня с женой, лет на двадцать моложе его.

– Ириша, — представил он симпатичную девицу, больше годящуюся ему в дочери. — Любимая жена.

– Видно, что ты немало времени провел на Востоке, — пошутил я.

Мы немножко выпили и вдвоем отправились гулять по парку. Посаженный на наших глазах и с нашей помощью — ох уж эти уроки природоведения! — он за прошедшие годы успел превратиться в лес. Мы шуршали опавшими листьями, вдыхали горьковатый запах осени и говорили без умолку.

– Знаешь, — на прощание сказал Саша, — вот я украинец, военный, пусть отставной, а ты еврей, израильский писатель. Между нами бездна, но мы понимаем друг друга с полуслова.

– Саша, мы же выросли вместе, сидели на соседних партах, получили одно и то же образование!

– Нет, нет, — замотал он головой. — Дело совсем не в этом. Просто мы с тобой нормальные люди, а нормальные люди из любой страны понимают друг друга. Вот если бы нам всем объединиться…

– Ты, похоже, решил создать Интернационал нормальных людей, — пошутил я.

Но мой друг не помнил этого рассказа Бабеля, а может, вообще его не читал, и шутка повисла в воздухе.

Спустя несколько месяцев, а может, и больше, я вышел на его Skype просто потрепаться от нечего делать. В Одессе он говорил мне, что снова собирается в Ливию, это было уже после свержения Каддафи. И я хотел узнать из первых рук, какая обстановка в Триполи. Он не ответил, и я занялся чем-то другим. Вдруг айкон на панели заморгал, я развернул Skype.

– Это Ирина. Саши нет.

– Привет, Ирина! А когда он будет? — спросил я.

– Его уже не будет. Его больше нет.

Я несколько секунд оторопело смотрел на экран, а потом бросился в расспросы.

Саша скончался в Ливии от разрыва сердца. Так ей сообщили. Прислали цинковый гроб и его вещи. Что произошло на самом деле, она не знала. Знала только, что на сердце он никогда не жаловался. Но что можно было сделать, да и какая уже разница, от чего он погиб?! Спасибо, хоть его привезли, есть куда приходить. А Сашин аккаунт в Skype она сохранила для памяти. Иногда заходит сюда и плачет. Как сейчас…

И вот это сообщение в «Одноклассниках». Какой-то шутник решил позабавиться, не зная, что того, за кого он себя выдает, уже нет в живых. Пока эти мысли носились в моей голове, высветилось еще одно предложение.

– Яник, я же вижу, что ты у компа. Ответь.

– Привет, Саша, — написал я. — Как твои дела?

– Очень плохо, — написал мой собеседник. — Хуже не бывает. Ты же знаешь, где я.

По моей спине поползли мурашки.

– Скажи, — написал я, — ты помнишь, где мы в школе на большой перемене прятали сигареты?

– Проверяешь, да? — тут же последовал ответ. — В дупле дерева, напротив раздевалки. Третий тополь от края.

Это мог быть только Саша. Кроме него и меня ни одна живая душа на свете не знала о дупле в старом тополе.

– Так у тебя там есть выход в Интернет? — еле написал я дрожащими пальцами, с трудом попадая на нужные клавиши.

– Тут ко всему есть выход, только окно не открывается. А сегодня меня пустили. По делу.

– Какому делу?

– Твой отец передает привет. Он тебе очень благодарен.

У меня перехватило дыхание. Мой отец скончался два года тому назад, вскоре после смерти Гарбуза.

– За что благодарен, Саша?

– За кадиш. Ты его вытянул.

– Как он там?

– Уже лучше. Уже почти хорошо.

– Он больше ничего не просил передать?

– Больше ничего. Сказал: ты умный, поймешь сам.

Я с трудом перевел дыхание. Легкие судорожно втягивали воздух, словно после километровой пробежки.

О чем еще его спросить? Ведь оттуда будущее наверняка открыто. О чем или о ком спросить? И вдруг я понял, что не желаю ничего знать заранее. Не хочу. Не выдержу такого знания.

– А тебе будет лучше? — наконец выговорил я. — Есть надежда?

– Наверное. Только не знаю, когда. Жизнь я прожил кое-как, словно черновик писал. В общем, гордиться нечем, заслуг почти никаких. И наследника не оставил, некому за меня молиться. Ладно, Яник, окно закрывается. Не говорю до свидания, мы еще не скоро встретимся. Прощай, дружище.

Минут пять я просидел в ступоре, а затем быстро принялся за дело. Нажав prt scr, сохранил скриншот с разговором в Dropbox, затем напечатал его, сбросил файл на флешку и скопировал в My documents.

Наступило время вечерней молитвы, надо было бежать в синагогу. По дороге я на все лады крутил случившееся, пытаясь понять, что же со мной произошло. Это было выше разума и не поддавалось никакому здравому объяснению.

Молился я дольше обычного, сосредоточеннее и глубже, да и только. Я не услышал голоса, и в моей голове сами собой не возникли необычные мысли на тему случившегося. Ничего не произошло, просто ничего.

Вернувшись домой, я вытащил из принтера лист с распечатанным скриншотом. Разумеется, он был девственно бел, а сами файлы, сохраненные на флешке, в Dropbox и My documents, исчезли бесследно.

Я вошел в Skype на Сашин аккаунт с намерением написать ему несколько слов. Мало ли, вдруг окно снова откроется? Последняя оставленная в чате запись была от Ириши.

– Саша, Сашенька, как ты там? Хоть приснись, хоть привидься… Саша, Саша, Саша…

Я закрыл Skype и долго ходил по комнате, не в силах унять мелкую дрожь. Лицо покойного друга стояло перед моим мысленным взором, словно живое. Чем я мог ему помочь? Только молиться о том, чтобы всемилостивый Господь упокоил его бедную душу.

Отец сказал — я умный и все пойму сам. Мертвые не ошибаются, значит, я умный. Однако до сих не понял. Саша пообещал, что мы не скоро встретимся, значит, время еще есть. Может, и пойму. Должен понять. Пойму…

Яков ШЕХТЕР, Израиль