Странствия безобидного сердца

На грядках господина Рамо

Каждый приезд дирижера Уильяма Кристи в Москву — целое событие. В 27 лет он эмигрировал во Францию из США, не желая воевать во Вьетнаме, и быстро прославился там как знаток музыки XVII–XVIII веков. Его ансамбль «Цветущие искусства» — своего рода академия для тех, кто занимается превращением музыкального антиквариата в драгоценность.

Кристи на пресс-конференциях не раз открывал журналистам разные секретики своих грандиозных успехов. «Мы ищем тех, кто живет или готов жить в нашем мире». «Мы — археологи, ищущие внутреннее пламя». «Голос наших певцов должен быть немного более чем приятен». Кристи считает, что дирижер — это «не только ум, но и страсть, которая заставляет вновь заработать подзабытое произведение». И признается в строгости: «Репертуар требует жандарма!»

Чтобы окунуть слушателей в дымку стародавней Европы, его музыкантам, в том числе певцам, не нужны ни театральный занавес, ни декорации: у нас они обычно преспокойно работают на голой сцене в Концертном зале им. Чайковского.

Но в этот раз ансамбль «Цветущие искусства» выступал в Большом театре. Вот уж где были и занавеси, и декорации, и костюмы. Представление «Рамо, мэтр танца»  включало две вещицы, написанные для увеселения двора Людовика XIV в Фонтенбло. Артисты Театра города Кана, присоединившись к ансамблю, демонстрировали восстановленные танцы той эпохи. Наверное, исторически достоверно, к тому же радуя глаз цветовой гаммой костюмов с преобладанием карминных оттенков.

Как же объяснить, что музыку хотелось слушать с закрытыми глазами? Может, любые шоу уже претят? Или Кристи избаловал нас кристальным изыском?

Кстати, на пресс-конференциях ему в конце неизменно задают вопрос: «Как ваш сад?», ведь он известный в мире садовод. «Я провожу там каждый свободный момент», — отвечает маэстро. То есть или тут возделывает, или там. И все его грядки идеальны и не требуют искусственных цветов, из каких бы дорогих тканей они ни были сделаны.

Посчитали все грехи?

Московская филармония провела IV фестиваль актуальной музыки «Другое пространство». В 2009 году I фестиваль открывали в «Трюме Мейерхольда» — круглом пространстве подвального уровня театра, который здесь предполагалось построить для самого скандального и значимого режиссера. Та идея освоить самые необычные уголки Филармонии на Триумфальной, где в каждом звучало бы нечто авангардное, неслыханное, увы, в прошлом.

Четвертый фестиваль начался в пафосном Зале им. Чайковского грандиозным концертом Госоркестра под управлением Владимира Юровского с непредставимой программой.

Для этого дирижера адреналин — сочинения, которые без него в России отродясь не играли и никогда не сыграли бы. Так и в программе этого вечера — озвученные духовные искания, но не в стертом, пошлом смысле, а буквально: «Телесная мандала» Джонатана Харви (не без влияния буддизма); Симфония № 2 Эдисона Денисова, написанная незадолго до смерти; монодрама «Смерть Ивана Ильича» Джона Тавенера (принявшего православие) — по Л.Н. Толстому, причем по-английски; Pianissimo… Альфреда Шнитке — по рассказу Кафки. Не скажешь, что простенький вечер. К тому же Владимир Михайлович, как обычно, размахнулся часов на пять, да с двумя антрактами.

А что было делать, если завершала концерт мировая премьера совершенно отдельного произведения — масштабного вокального цикла Антона Батагова «Я больше не боюсь» на слова английского поэта, священника, философа, алхимика, мистика Джона Донна (1572–1631). Того самого, что написал «Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол…»

И сколько же мы пережили с музыкой Батагова! Вот, например, в гимне Всевышнему: «Когда ты простишь, подожди, это еще не всё. Ведь есть у меня и другие грехи». Или страстная мольба: «Верни мне мое безобидное сердце».

Слушатели выходили в ночь в ошеломлении: они, собственно, где побывали? В филармонии? Или в храме, объединившем все религии? Такое не каждый день случается.

Ну а самой Филармонии сейчас немножко не до освоения «других пространств» на Триумфальной. У нее открылся филиал — в Олимпийской деревне. Огромный, там пахать и пахать.

Как много вас, Монтекки и Капулетти!

Театр «Новая опера» со всеми своими неровностями, присущими любому поиску, очень приятно удивила. Кто у нас слышал «Ромео и Джульетту» Гуно? Разве что Вальс Джульетты распевают в концертах «легкой классической музыки».

С каким же драйвом начался спектакль! Вот решение проблемы, что делать с вечно статичным хором: здесь он смешан с каскадерами-фехтовальщиками, и с самого начала Монтекки и Капулетти рубятся на сцене так отчаянно, что куда там «Вестсайдской истории»!

Режиссер (он же придумал декорации, костюмы и свет) — бывший страсбургский скрипач Арно Бернар: знает человек толк и в музыке, и в театральных условностях, которые не должны задавить главное — композитора. Ведь музыка у Гуно хороша настолько, что оставалось только удобно развесить уши и довериться дирижеру Фабио Мастранжело.

Партии трудные необычайно. Сознаюсь, с середины спектакля меня грыз противный спортивный интерес: неужели Ирина Костина и Георгий Васильев вытянут спектакль до конца? На таких-то страстях? И вот — успех, огромное впечатление от музыки и, может, главное — от самого сюжета. Кто бы подумал, что эта избитая история еще кого-то тронет?

Вряд ли найдутся не довольные спектаклем. Поди догони теперь «Новую оперу».

Жизнь на восьми миллиметрах

В Москве отметили 90-летие великого скрипача Леонида Когана. Не только концертами. В Музее им. Глинки открылась выставка. Дочь Нина Леонидовна передала в экспозицию уникальные экспонаты. Посудите сами, вот записочка: 172 раза Леонид Коган звонил министру культуры Демичеву, отмечая на листке меленько каждый звонок по часам и минутам, начиная с 9:30. Причина? Хотел купить за свой счет хорошую скрипку! Но тот трубку не брал. И Коган написал письмо, вот из него строка: «Я отдал такое количество валюты, которой хватило бы для создания большой уникальной коллекции скрипок».

Здесь же, в витрине, последнее командировочное удостоверение — в Ярославль, для концерта с сыном Павлом Коганом. Даты 16–21.12. 1982 г.; ставка — 397 руб. 35 коп. До этого Леонид Борисович  выступал в Вене: пять дней подряд солировал в Концерте Бетховена, очень устал. На следующий день по приезде домой отправился в Ярославль на электричке, где и умер со скрипкой в руках 17 декабря 1982 года. Сосед еще сказал контролеру: «Не трогайте, человек задремал».

Самое большое впечатление на вернисаже произвели домашние киносъемки на 8-миллиметровую камеру. Поездки, наряженные маленькие детки-куколки Нина и Павел, зоопарк, детский день рождения; жена Елизавета Григорьевна Гилельс. Цены этому нет.

И весь вечер звучали записи. Ну не было больше ни у кого такого звука, как у Когана, пробирает до дрожи. Недаром именно его попросили записать заставки к фильму «Никколо Паганини». Фильм не помню совсем, а Когана там помню.

Что это был за тишайший человек! Глубокие, выразительные глаза — и никакого упрека во взгляде, хотя имел основания. С ним, как со всяким подлинно великим человеком, возникало ощущение, что он проникается вами, что он весь ваш. Я никогда не понимаю, это действительно так или это минутная дань вежливости. Зато благодаря таким людям я знаю, кто такие индюки, всегда готовые унизить тебя с высоты своего «величия».

Через несколько дней в фойе Большого зала Московской консерватории открыли бюст Леонида Когана работы молодого скульптора Григория Орехова. Как раз слева от Рихтера. Попридиравшись немного, я, чтобы никто не видел, все-таки одобрительно сама себе кивнула головой. Похож, похож на Леонида Борисовича, хоть он и был начисто лишен забронзовелости.

Наталья ЗИМЯНИНА, Россия