Лев Свердлин. Игравший сердцем

Сорок пять лет назад, 29 августа 1969 года не стало Льва Наумовича Свердлина. Ему было всего 67 лет. Но сколько важных событий, триумфов, потрясений пришлось пережить Свердлину, который во многом, как говорится, сделал себя сам.

Все-таки к поступлению в столичный ГИТИС будущий народный артист Советского Союза в 1921 году профессионально не был подготовлен. К тому моменту Лев Наумович, родившийся в Астрахани 3 (16) ноября 1901-го, уже знал, что такое тяжелый труд (к нему он привык с детства) и перипетии армейской службы, и даже успел провалиться на экзаменах в школу Вахтанговского театра.

В коллектив прославленного театра Лев Свердлин будет принят в 1937-м и с блеском сыграет роль Багратиона в спектакле «Фельдмаршал Кутузов» В. Соловьева. Так что за первую неудачу Лев Наумович возьмет своеобразный реванш. Да и неудача эта в итоге обернется для Свердлина везением. Шансом встретиться с Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом, ставшим его главным театральным наставником.

Любимцем Мейерхольда он не был. Театровед Александр Петрович Мацкин в посвященной Льву Свердлину статье объяснял это преимущественно «житейско-психологическими мотивами». Скромностью Льва Наумовича (бывшего, между прочим, в мейерхольдовском театре не только артистом, но еще и электриком, и реквизитором, когда в студенческую пору не получал стипендии, которая учащимся не полагалась), его нетребовательностью, постоянными сомнениями в своих возможностях, сыновней преданностью Учителю, который все эти свойства характера Свердлина принимал как данность. Вдобавок, по мнению Мацкина, Мейерхольд одно время не верил в разносторонность таланта артиста. Мацкин предполагал, что тут со Свердлиным злую шутку сыграло его страстное увлечение знаменитой мейерхольдовской «биомеханикой» в частности и «всем комплексом физического воспитания актера» в целом. И Всеволод Эмильевич увидел в этом недостаток в развитии актерского организма Льва Свердлина, «уклон в танцевальную культуру, перевес внешнего над внутренним».

Но, тем не менее, несмотря на противоречивые отношения с Мейерхольдом, Лев Наумович неоднократно подчеркивал, что, «как ни горек был его хлеб» в начале актерского пути, он был счастлив в период сотрудничества с этим режиссером.

И впрямь Свердлин, которого театралы со стажем помнят по подмосткам ведомого Николаем Павловичем Охлопковым (кстати, тоже бывшим мейерхольдовцем) Театра имени Вл. Маяковского (куда Лев Наумович пришел в 1943-м, тогда театр еще носил имя Революции), а кинолюбители — по фильмам Якова Протазанова и Бориса Барнета, Леонида Лукова и Исидора Анненского, Александра Столпера и Марка Донского, заявил о себе всерьез как раз в спектаклях Всеволода Мейерхольда. В «Лесе» А.Н. Островского, где после Игоря Ильинского сыграл Аркашку Счастливцева (который сначала был у него просто клоуном, «ярмарочным забавником», впоследствии же в роли появился «горестный, «чаплиновский» фон, давший ей глубину»). Во «Вступлении» по роману Ю. Германа создал образ Гуго Нунбаха — незаурядного архитектора, вынужденного для того, чтобы свести концы с концами, торговать открытками сомнительного содержания.

Кульминацией роли Нунбаха, у Свердлина из эпизодической превратившейся едва ли не в центральную, становилась сцена в ресторане, где проходила вечеринка с участием Нунбаха и его университетских товарищей. Критики писали о том, с каким отчаянием Нунбах-Свердлин расхваливал свой товар, исступленно утверждая, что он «коммерсант, а не инженер». Восторженно отзывалась пресса и о танце Нунбаха, в котором прорывался наружу «трагичный и наступательный» протест персонажа Свердлина против создавшегося положения. И конечно, об обращенном к бюсту Гете монологе этого «интеллигента-одиночки» с его глубоко выстраданным признанием о мечте вновь «строить небоскребы», а не промышлять порнографической продукцией, и вместе с тем ясным осознанием безнадежности всяческих усилий в условиях «волчьего мира собственничества».

Запись этого монолога сохранилась на радиопленке, благодаря чему и сейчас можно убедиться в справедливости лестных оценок работы Льва Свердлина, у которого монолог Нунбаха звучит так проникновенно, с такой неподдельной горечью, что невольно заставляет при его прослушивании волноваться.

Свердлин принадлежал к той немногочисленной когорте мастеров прошлого, чья актерская манера и сегодня представляется ничуть не устаревшей. Восхищает его безукоризненная дикция. Поражает дар абсолютного перевоплощения (взять, к примеру, его Алитета из фильма «Алитет уходит в горы», полковника Усижиму из кинокартины «Волочаевские дни»). Но более всего подкупают неизменная содержательность и так называемая эмоционально-сердечная составляющая ролей Свердлина.

Особенно явно она проявлялась в положительных ролях, преобладавших в достаточно внушительном послужном списке Льва Наумовича, в устах которого слова о чести, достоинстве, долге кажутся ничуть не пафосными, а наоборот, очень убедительными.

Вероятно, причиной тому — личностное соответствие артиста этим высоким понятиям. Недаром современники Льва Наумовича не раз упоминали о его исключительной порядочности, доброте, отсутствии зависти, что позволяло Свердлину от души радоваться творческим победам и жизненным удачам коллег. Не случайно именно Лев Наумович был первым, кому Александр Лазарев сообщил о появлении на свет его и Светланы Немоляевой сына. А это дорогого стоит.

Молодежь Театра имени Вл. Маяковского конца 1950-х выделяла Свердлина из числа ветеранов труппы. Да и он ей симпатизировал, всячески опекал. Подобным ощущением собственной ответственности за каждого доверившегося ему человека Лев Наумович напоминал своего комиссара Кречетова из фильма «Ночной патруль». Фронтового фотокорреспондента Мишу Вайнштейна из киноленты «Жди меня» — способностью всегда оставаться верным тем, кто ему близок. Тихона из сценической версии «Грозы» А.Н. Островского и Степанова из спектакля «Директор» С. Алешина — умением любить и пронести свое чувство через годы. Свидетельство тому — его прочный и гармоничный брак с актрисой Александрой Яковлевной Москалевой.

Естественно, что Свердлину, для которого столь много значило понятие семьи, пришлась, что называется, впору роль Грегори Соломона в экранизированной Михаилом Каликом пьесе А. Миллера «Цена». Роль балагура и мудреца, скрывавшего за чрезмерной болтливостью свое абсолютное одиночество и искренне не понимавшего, как могли братья Франц так отдалиться друг от друга. В его восприятии разобщенность двух родных существ оказывалась настоящей катастрофой.

«Люди, что с вами стало?» — восклицал по ходу действия герой Льва Свердлина. И эта произнесенная несколько десятилетий назад фраза отчетливо отзывается в нынешнем дне. Равно как и все, что сделал в искусстве этот большой артист.

Майя ФОЛКИНШТЕЙН, Россия

Фотографии из архива 

Музея Театра имени Вл. Маяковского