Все, что было…

Ассоциация московских авторов (АМА), объединившая большую группу музыкальных талантов новой волны от Бориса Прозоровского до Александра Цфасмана, выдавала такое количество продукции, что московские типографии не успевали печатать ноты произведений, в считанные дни становившихся хитами сезона.

Дмитрий Покрасс, сравнительно молодой человек, был к тому времени личностью широко известной: его «Марш Буденного» 1920 года (другое название «Мы — красные кавалеристы») уже несколько лет гремел по всей стране и, по словам легендарного маршала, был одной из самых любимых в народе песен. Теперь Дмитрий заведовал музыкальной частью недавно открывшегося в столице театра художественных миниатюр «Палас», расположенного на Страстной площади. Там, в кипучей артистической среде, окружившей молодого композитора, состоялось его знакомство с восходящей звездой московских театральных подмостков — красавицей Ольгой Вадиной. Не влюбиться в такую девушку, обладавшую к тому же ярким меццо-сопрано, неженатому молодому человеку с горячим южным темпераментом, каковым был в ту пору Дмитрий, оказалось совершенно невозможным.

Настоящей фамилией Ольги была Данилевская* (а не фон Рутт, как порой указывается в справочно-биографических изданиях). Она происходила из проживавшей в Петрограде небогатой дворянской семьи, которую покинула в 17-летнем возрасте незадолго до революции, решив сделаться театральной актрисой. Свою дворянскую фамилию она скрыла под сценическим псевдонимом, выбор которого был по-детски бесхитростен: Ольга использовала для него отцовское имя — Вадим.

Начавшиеся в столице империи революционные «преобразования» и потеря работы привели ее в пока еще относительно спокойную Москву — к госпоже Е.Н. Рассохиной, с 1892 года руководившей «Первым театральным агентством для России и заграницы». На дворе стоял 1917 год, и даже на таких, как Ольга, никому не известных опереточных звездочек, в московских театрах ощущался голод. С помощью Рассохиной она оказывается в заметно поредевшей труппе театра «Комедия» (бывшего театра бежавшего в Грузию А.Ф. Корша). Со своим типично романсовым голосом, страстью к сцене и незаурядным обликом томной русоволосой красавицы она быстро находит себе место в заметно обновившемся творческом коллективе.

К началу 1920-х годов ее знают и ценят как певицу такие популярные композиторы новой волны, как Борис Фомин и Борис Прозоровский. Последний создает быстро завоевавшее успех у публики Содружество артистов Театра Корша «Павлиний хвост»**, куда в числе других приглашает Ольгу Вадину.

Нет сомнений, многие известные люди добивались в ту пору благосклонности Ольги, но, получив отказ, впоследствии сделали все, чтобы не оставить истории следов своего увлечения. Понять их можно: в середине 1920-х Ольга стала женой личного протеже Ленина — американского концессионера и скупщика российского антиквариата (для дальнейшей перепродажи по согласованию с большевицким руководством страны) Арманда Хаммера, от которого вскоре родила сына Джулиана, а затем вместе с ними перебралась за океан.

Дмитрий Покрасс такой след оставил. На изданных в 1923 году и переизданных в 1925-м нотах своей песни «Все, что было» он поручил напечатать посвящение, не скрывающее его нежных чувств: «Моей любимой Олечке Вадиной». Очевидно, и Ольга какое-то время симпатизировала молодому музыкальному руководителю популярного театра, бывала в его семье. Дмитрий знакомит ее со старшим братом Самуилом, в том же году перебравшимся в Москву из родного Киева. И — внимание! — этот маститый композитор, романсы которого еще до революции исполнял баян русской песни Юрий Морфесси, тотчас на собственные средства издает романс «Жизнь — одно мгновенье» с рекламным подзаголовком: «Из репертуара Ольги Вадимовны Вадиной».

К сожалению, до отъезда в Америку Ольга не удосужилась запечатлеть свой голос на отечественных патефонных пластинках Музтреста. Очевидно, материальный достаток, наступивший вместе с замужеством, охладил желание дополнительных заработков, сопряженных к тому же с острой конкурентной борьбой и преодолением бесчисленных бюрократических препятствий. Известности же ей и без пластинок было не занимать. Но все же жаль, что мы никогда не услышим, как эта неординарная женщина исполняла посвященную ей песню Покрасса-младшего «Все, что было»:

Все равно года проходят чередою,

И становится короче жизни путь…

Не пора ли мне с измученной душою

На минуточку прилечь и отдохнуть?

Все, что было сердцу мило…

Между тем, когда осенью 1928-го после годового перерыва, вызванного рождением ребенка, она пришла на сцену Театра Дома печати, лучшие времена для цыганских романсов и песен подобного рода были уже позади. Новая экономическая политика энергично сворачивалась, репертуарный режим все более ужесточался. АМА доживала последние дни: уже в апреле следующего, 1929 года Борис Прозоровский сделался безработным обитателем маленького подмосковного местечка, а еще через год отправился на строительство Беломорканала.

Не знаю, пела ли в Америке Ольга Вадина, сразу по приезду брошенная Хаммером, песни Прозоровского и Покрасса. Помогал ли ей, в самый разгар экономического кризиса оказавшейся почти без средств к существованию с маленьким ребенком на руках, проживавший там и хорошо зарабатывавший Самуил Покрасс? Хочется верить, что так и было: в сущности, оба брата были не только исключительно талантливые, но и очень отзывчивые к чужой беде люди.

Что же касается песни «Все, что было», то в СССР она весьма быстро оказалась в черном списке Главреперткома. Ноты изымались из библиотек и магазинов, многотысячные тиражи беспощадно уничтожались. Публично исполнять и записывать ее было запрещено. Сохранил же песню для потомства проживавший в Бухаресте и на радость европейцам лихо распевавший о том, что «только ты, моя гитара, прежним звоном хороша», самый знаменитый из румынских подданных — Петр Лещенко. В 1938 году песня «Все, что было» в его исполнении вышла на пластинке рижской фирмы «Беллокорд-Электро», а на следующий год, с присоединением к СССР восточных территорий Польши, пластинки певца вместе с тысячами польских и белорусских владельцев этих изделий, не пересекая государственной границы, вполне легально обосновались на советской земле. В 1940-м их ряды пополнили бесчисленные поклонники Петра Лещенко из Бессарабии, Северной Буковины и бывших прибалтийских государств. Таким образом, песня Дмитрия Покрасса и Павла Германа «Все, что было» получила на родине второе рождение, на этот раз патефонное.

С тех пор она радует нас своей зажигательной мелодией и типично русским фатализмом, удивительным образом переданным двумя еврейскими авторами, имена которых большинству слушателей скорее всего неизвестны. Но при этом сама песня кажется такой же народной, как и другие бессмертные шлягеры лещенского репертуара — «Чубчик кучерявый» и «Стаканчики граненые». Впрочем, народности такого рода можно лишь позавидовать.

Николай ОВСЯННИКОВ, Россия

____________

*Об этом свидетельствует хранящаяся в Российском государственном архиве литературы и искусства анкета, лично заполненная героиней настоящей статьи в 1917 г. для агентства Рассохиной.

**Для «Павлиньего хвоста» в расчете на вокальные данные О. Вадиной композитором написан целый песенный цикл.