Семейное предание

Про разводы, конечно, написано в святой Торе, но кто и когда в Красных Окнах разводился? Как становились рядом под хупой, так и оставались вместе до самой могилы. Хорошо это или плохо, не нам судить. Возможно, поборники просвещения и найдут в такого рода ортодоксальности признак неволи человеческого духа, но так уж повелось испокон веков в Красных Окнах. И Мордехаю даже в голову не приходило, будто можно будет попробовать еще раз с другой девушкой. Да он и не собирался, его выбор должен был оказаться точным и безошибочным.

Явившись как-то раз на очередные смотрины, Мордехай, к вящему удивлению свата, вдруг остановился посреди двора, не дойдя до квартиры кандидатки.

– Послушай, — спросил он свата, — а кто эта девушка?

– Какая? — недоуменно переспросил сват. — Где ты видишь тут девушку?

– Да вон, подметает двор.

– А-а-а, — презрительно протянул сват. — Это товар не для тебя. Бедная сиротка. Держат ее из милости. Мать твоей девушки, — тут он облизнулся, словно ему в рот неведомо откуда попала большая конфета, — очень добрая, очень праведная женщина. Приютила сиротку, дала ей кров и стол. А та ей по хозяйству помогает. Обрати внимание, Мордехай, дочки обычно характером похожи на мать. И твоя невеста, — тут он снова растянул губы в сладкой улыбке, — тоже будет праведницей.

– Ты мне зубы не заговаривай, — коротко ответил Мордехай, — а лучше познакомь с этой девушкой.

– Да ты что, обалдел?! — вскинулся сват. — Зачем тебе эта дурнушка? У нее ни приданого, ни красоты. Так, бледное создание среднего пола.

Мордехай положил руку на плечо свата и придавил его к земле.

– Понял, понял, — залепетал сват, пытаясь высвободиться. — Хочешь себе плохо, делай себе плохо.

Свадьбу сыграли через два месяца. Никто в городке не мог понять, что нашел в этой Бейле красавец Мордехай. Но прошло полгода, и вдруг у кумушек словно глаза раскрылись. А может, это Бейле расцвела под ласковым светом мужниного обожания.

Мордехай в жене души не чаял. Если бы мог носить ее на руках, носил бы целый день. Все в ней его умиляло: и как она говорит, и как одевается, и как морщит лоб во время молитвы.

– Большое чудо сотворил для меня Всевышний, — не уставал повторять он.

К концу первого года замужества Бейле превратилась в красавицу. Правда, кроме посетительниц женской половины синагоги ее красотой никто насладиться не мог, ведь одевалась она скромно и старалась как можно меньше выходить из дома. Но что есть красота? Молва, пустословие. Досужие разговоры делают женщину красивой или превращают в уродку. Если кумушки местечка в один голос начнут утверждать, будто краше Златы нет никого на свете, то дурнушка Злата станет всем казаться царицей Савской.

Когда Бейле забеременела, Мордехай совсем потерял голову. Он ходил за ней, точно за малым ребенком. Не давал поднимать тяжести, кормил деликатесами, баловал обновками и каждый день выводил на прогулку. Гулять в Красных Окнах, прямо скажем, негде. Но Мордехай, честно выполняя совет врача, битый час расхаживал с женой по кривым улочкам городка.

Когда настало время родов, он поселил в доме повивальную бабку. Заранее, чтобы его Бейлечке не пришлось даже минуты оставаться одной в такое опасное и волнующее время.

Роды прошли легко и успешно, мальчик хоть и крупный, но вышел легко, не мучая мать. Стали готовиться к обрезанию. Не доверяя местным моэлям, Мордехай выписал специалиста из самой Одессы. И врача заодно пригласил, мало ли что… сами понимаете. Пир начали готовить уже на второй день после родов; столько еды, будто Мордехай собрался пригласить на обрезание весь городок. А возможно, так он и собирался сделать, но Всевышний решил иначе. 

На пятый день после родов мальчик заболел, а на восьмой день скончался. Вместо того чтобы радостно танцевать на пиру после обрезания, почерневший от горя Мордехай шел рядом с женой на кладбище. В руках он сжимал маленькое тельце, завернутое в белый саван.

– Не огорчайся, — утешали его старики. — Ты еще молодой, и жена твоя, дай ей Б-г здоровья, совсем девочка. Будут у вас еще дети.

Так и получилось. Через год Бейле снова родила мальчика. Он умер через неделю после родов. Следующей родилась девочка. Бедняжка скончалась спустя десять дней. Умирала тяжело, задыхаясь, посинев от беспрестанного плача.

Мордехай и Бейле постарели лет на двадцать. Густые каштановые пряди Мордехая засверкали ранним серебром. Волос Бейле никто не видел, она не снимала платка даже при муже, но не по возрасту глубокие морщины залегли возле поджатых губ.

Когда умер четвертый ребенок, Бейле выбежала в ночной рубашке из дома и бросилась в сугроб. Стояла середина зимы, вьюжный, морозный тевет* царил на улице. На крышах, на заборах, на плетнях лежал хрусткий, прихваченный холодом снег. Тихо и глухо было на заснеженной улице, никто не услышал, как Бейле мягко рухнула в сугроб. Только Мордехай спустя несколько минут почувствовал неладное и бросился искать жену. Отыскав ее в сугробе, он схватил Бейле и, словно овечку, одним движением взвалил на плечи.

– Пусти меня, пусти, пусти! Если Б-г не хочет моих детей, пусть и меня забирает обратно. На что такая жизнь?!

Мордехай отнес жену в спальню, напоил горячим бульоном, заставил выпить валерьянки. Когда Бейле заснула, он долго смотрел на ее бледное лицо с дрожащей синей жилочкой у виска, а потом отправился к раввину ребе Дову.

– Так-так-так, — пробормотал раввин, выслушав рассказ Мордехая. — Так-так-так.

Он помолчал несколько минут, а затем предложил:

– В следующий раз ты обмани.

– Кого? — удивился Мордехай. — И зачем?

Больше всего он поразился тому, что раввин говорил о следующем разе с такой спокойной уверенностью, будто для него, ребе Дова, этот вопрос был совершенно ясным. Но Мордехай, вспоминая произошедшую полчаса назад сцену, вовсе не был уверен, что ему удастся уговорить Бейле еще на одну попытку.

– Если родится девочка, — объяснил раввин, — скажешь всем, что родился мальчик. А если мальчик — назовешь его девочкой.

– А потом, — тупо спросил Мордехай, не понимая логику раввина. — Что будем делать потом?

– Вот потом и поговорим, — закончил разговор ребе Дов.

Пятый ребенок родился у них спустя полтора года. На сей раз в комнату роженицы была допущена только повивальная бабка, которой строго-настрого было приказано молчать и не задавать никаких вопросов. Приказ щедро подкрепили деньгами, поэтому бабка ничего не сказала, когда Мордехай, узнав, что Всевышний послал ему девочку, громогласно объявил о рождении мальчика.

Поздравляли его сдержанно, с опаской. Да и как иначе вести себя с человеком, похоронившим четверых новорожденных младенцев?..

Первую неделю Мордехай не выходил из синагоги, поручив домашние дела своей сестре. Он молился как полоумный, яростно раскачиваясь и с такой силой ударяя руками о стену, что на острых крошках известки оставались кусочки кожи.

Закончив молитву, он приступал к учению и не поднимал головы от Талмуда, пока не наступало время следующей молитвы. Все эти дни никто не видел его спящим или обедающим. Наверное, большую часть недели Мордехай провел в посте и раскаянии, словно в Судный день.

Вернувшись в субботу вечером домой, он опасливо поднялся на крыльцо и долго стоял, не решаясь постучать. Вдруг дверь распахнулась. На пороге возникла Бейле. Мордехай осторожно поднял глаза и посмотрел на жену. Сияющие глаза Бейле говорили лучше любых слов.

После исхода субботы к Мордехаю пришли соседи. Еще раз поздравили, еще раз пожелали счастья, выпили лехаим** за здоровье новорожденного.

– Так завтра обрезание? — спросил один из соседей. — Моэля ты уже пригласил?

Мордехай от неожиданности поперхнулся водкой. Он ведь совсем забыл про обрезание! Всю жизнь прожив не таясь, не умея врать и лукавить, Мордехай упустил из виду эту немаловажную деталь.

–Э-э-э, — промямлил он, не зная, что сказать. — Э-э-э…

–Что, желтушка? — пришел на помощь догадливый сосед.

–Да-да, — с облегчением воскликнул Мордехай. — Я как раз собирался пойти к раввину. Спросить, как быть дальше.

– Хорошее дело, — соседи тут же засобирались по домам. — Посоветоваться с раввином всегда полезно. Хотя случай и без того понятный, каждое третье обрезание откладывают из-за желтушки, но пусть раввин решает. На то он и раввин.

– Так-так-так, — ребе Дов выслушал Мордехая. — Так-так-так. Тяжело врать?

– Тяжело, — вздохнул Мордехай.

– Это с непривычки, — улыбнулся ребе Дов. — Ну да ничего, для спасения жизни можно ввести в заблуждение соседей. Объяви всем, что раввин велел отложить обрезание из-за болезни ребенка.

– А потом что? — уточнил Мордехай. — Ведь обрезание нельзя надолго откладывать.

– Надолго нельзя, — согласился ребе Дов. — Приходи через месяц.

Следующую неделю Мордехай провел в обычных делах и заботах. Каждую минуту он ждал посыльного из дому с тревожным известием, но — хвала Всевышнему — снова наступила суббота, а девочка и не думала болеть. Она быстро набирала вес и, судя по внешнему виду, чувствовала себя прекрасно.

Ночью Мордехай проснулся от звука рыданий. Бейле стояла у окна и, прикрывая лицо полотенцем, содрогалась от плача.

– Б-же мой, что случилось? — сердце Мордехая зашлось. Он две недели с ужасом ожидал этого момента, и вот он наступил.

– Ничего, — сквозь слезы ответила Бейле. — Спи, ничего не случилось.

– Но почему ты плачешь? — Мордехай подошел к жене.

Она подняла к нему свое залитое слезами лицо и слабо улыбнулась:

– От счастья. Я плачу от счастья.

Спустя месяц Мордехай явился к раввину.

– Что будем делать? На меня уже смотрят с подозрением!

– В субботу утром, — спокойно произнес раввин, — ты объявишь в синагоге, что ошибся. У тебя родился не мальчик, а девочка. И ей уже давно пора дать имя.

– Ребе! — вскричал Мордехай. — Кем же я буду выглядеть в глазах евреев. Разве можно перепутать мальчика и девочку?!

– Ради спасения жизни ребенка, — очень серьезно ответил раввин, — и не такое можно.

В субботу Мордехай поднялся на возвышение посреди синагоги, ударил рукой по перилам и во весь голос объявил всем о своей ошибке. К его удивлению, этот поступок никого не удивил. Наоборот, прихожане восприняли его как ловкую хитрость, умелое спасение от дурного глаза.

Девочка спокойно росла, радуя родителей, и через год Бейле родила мальчика. На сей раз обрезание сделали, как положено, на восьмой день. А уж пир Мордехай закатил такой, что его долго вспоминали в Красных Окнах! Много было вина выпито, много добрых пожеланий высказано, много пролито счастливых слез.

С тех пор Бейле рожала почти каждый год, и все дети росли здоровыми и крепкими, словно умершие старшие браться и сестры взяли на себя полагающиеся им болезни и лихоманки. Дела Мордехая шли как нельзя лучше, он выстроил на главной улице Красных Окон большой каменный дом и зажил в нем всей своей огромной семьей.

Девятого ребенка он назвал Давидом. Когда тот вырос, женился на девушке из Одессы по имени Двойра и перебрался в большой город. Их единственную дочь назвали Ирой, у нее родились два сына-близнеца, один из которых — автор этих строк Яков, а второму дали имя в честь дедушки Давида, сложившего голову в Харьковском котле.

Яков ШЕХТЕР, Израиль

______

* Месяц еврейского календаря, обычно выпадающий на декабрь-январь.

** Лехаим, дословно: «за жизнь» — традиционный еврейский тост.