Интервью с Германом Ханом
В его кабинете все на своих местах. Здесь нет вычурной роскоши и вызывающего пафоса. Здесь порядок и дисциплина — все подчинено работе. Лишь любовно расставленные фотографии близких выдают наличие легкого налета сентиментальности у хозяина этого кабинета. Досужие слухи о повышенной жестокости и авторитарности разбиваются вдребезги при его появлении: интеллигентного, немного стеснительного, с тихой размеренной речью и взвешенным подходом ко всему, в данном случае к каждому произнесенному слову.
«В шестнадцать лет я перестал стесняться того, что я еврей!»
Мой папа — металлург, он занимался проблемами каменного литья, тогда это было модной темой. Наша профессорская семья в советское время отличалась от других семей приличным доходом, но моему дворовому детству это никак не помешало. Кстати, мама всегда работала, она преподавала в школе. И еще с нами жила мамина мама — моя бабушка, она приехала в Киев из еврейского местечка и работала до последних своих дней швеей. Она говорила и писала на идише. Мама, в отличие от папы, тоже неплохо знает идиш. С самого раннего детства я понимал, что я еврей. В семье эта тема всегда культивировалась, но это не было проявлением какого-то национализма, просто мы довольно часто об этом говорили. Где-то в третьем классе я впервые столкнулся с проявлением бытового детского антисемитизма. «Жиденок, жидок!» — кричали мне мальчишки. И это способствовало моей самоидентификации. Когда мне исполнилось шестнадцать и вокруг началась массовая эмиграция, вот тогда я и начал осознанно ощущать себя евреем и, кстати, перестал этого стесняться. Тема отъезда в нашей семье в те годы тоже периодически возникала. Папа был ярым его противником, у него на тот момент было почти все, к чему люди стремились годами и не всегда достигали: хорошая должность, он был членом партии, в целом его все устраивало. А вот мама как раз склонялась к отъезду. У меня еще есть старший брат, так вот он с ранних лет хотел уехать из страны, причем хотел жить только в Америке, что благополучно осуществил в 1977 году в возрасте 21 года. Сейчас он живет в Англии, состоявшийся и состоятельный человек.
Мы жили в самом центре Киева, наш район назывался Евбаз. В нашем дворе была многонациональная компания: евреи, ассирийцы, русские, украинцы. И я постоянно болтался на улице. Какая уж тут учеба! Мои родители всячески старались заставить меня нормально учиться, но сделать это им ну никак не удавалось. Они меня и ругали, и лупили, и стыдили, но ничего с этим нельзя было поделать. Почему я плохо учился? Для меня это до сих пор загадка! В этом смысле некоторые из моих детей, не испытывая большого стремления к учебе, полностью пошли по моим стопам… (Лукаво улыбается. – М.Х.) Кстати, я школу вообще-то никогда не прогуливал. Просто относился к ней, как к клубу, куда ходят общаться с друзьями, читать книги, развлекаться, но только не учиться.
«Слесарь второго разряда — мои профессиональные университеты»
В нашей семье существовало определенное правило, которое мне прививалось с детства: человек должен трудиться. Все всегда были чем-то заняты. Я же к окончанию школы не хотел ничего, кроме как эмигрировать. Но чтобы осуществить свою мечту, мне не хватало одного из двух: образования или профессии. На семейном совете было принято решение двигаться в профессиональную сторону. В качестве возможных вариантов рассматривались: ювелир, зубной техник и пр. Но ювелир как минимум должен уметь рисовать, а я не умел. Зубной техник — вообще не про меня. И тогда возникла идея стать слесарем-инструментальщиком. У них все горит в руках, и они неплохо зарабатывают. Оба аргумента железобетонно сработали. В этот момент наши с отцом отношения были непростыми, да и мама постоянно капала на мозги, что я бездельник, ничего не хочу. Все это меня, естественно, напрягало, и я вышел на работу.
В Киеве тогда был завод нестандартного оборудования, который сотрудничал с Академией наук, и, не без помощи отца, в скором времени я вышел туда на работу. Меня быстро определили учеником слесаря-инструментальщика в цех. Наш цех был не совсем обычным, всего в нем было человек пятнадцать, из них процентов семьдесят — евреи. Сотрудники цеха делились на несколько групп: кадровые рабочие, отстоявшие по двадцать пять лет у станка, евреи, ушедшие с оборонных предприятий, ожидавшие окончания срока допуска, и молодежь, ждавшая разрешения на отъезд. В первую группу входил мой наставник по фамилии Бронепольский, которого все звали дядей Петей. Это был двухметровый человек, полноватый, с неизменной папиросой в зубах и с громовым голосом, которым он кричал на весь цех, обращаясь ко мне: «Гарик, кимм а хер!» («Иди сюда», идиш). Кстати, в нашем цеху почти никто не пил, играли в домино, в шахматы, и все это в перерывах, а в основном все были заняты работой. Там я проработал ровно год, полгода — учеником слесаря, а потом мне присвоили второй разряд. Так я и работал до следующего лета в должности слесаря-инструментальщика второго разряда. Этот период жизни я могу смело назвать моими университетами.
«Его на этот оборонный завод нельзя, посмотрите его пятую графу!»
На следующий год по совету родителей я поступил в техникум, где впервые в жизни столкнулся с бытовым антисемитизмом. В основном в группе учились люди, приехавшие из деревень. В нашей группе из тридцати человек городских парней было всего пару человек. Слова «жид» и «еврей» звучали постоянно. Не то чтобы они всегда меня имели в виду, но все же эти слова речитативом отдавались мне в уши. Кстати, мне было легко и интересно учиться в техникуме, и я окончил его с отличием, а потом решил поступить в Московский институт стали и сплавов (МИСиС). После техникума проблем с поступлением не было, и я благополучно начал учиться. В Москве сначала я жил у своей тети, а потом родители сняли мне комнату у одной пожилой женщины, в районе метро Новослободская. Первый курс после обучения в техникуме показался мне очень тяжелым. Мне приходилось много заниматься, ходить на факультативы, чтобы догнать сверстников, которые поступили в МИСиС сразу после окончания десятого класса. Но зато первую сессию я сдал почти на все пятерки, с одной четверкой. Это было моим первым триумфом, особенно в глазах отца! Обо мне написали в институтской газете, которую я с гордостью привез с собой, приехав на каникулы. Вот тогда уже меня встречали дома, как народного героя.
Студенческая жизнь мне нравилась, с первого курса я был старостой и занимался общественной работой. Именно в институте я захотел стать лучшим и всячески к этому стремился. А вот в школе, наоборот, круче было быть худшим, поэтому, наверное, я и вел себя подобным образом. Вообще я стараюсь всегда себя трезво оценивать. Первые свои деньги я начал зарабатывать уже на третьем курсе, еще до легализации подобного бизнеса. Тогда я впервые в жизни ощутил все прелести финансовой независимости. Эти годы для занятия бизнесом были не самыми спокойными, скорее, совсем не спокойными, пару раз я был почти на грани неприятностей, связанных с правоохранительными органами. Но срабатывал какой-то элемент везения.
При моем распределении после окончания МИСиСа пятая графа сыграла свою роль. Мне очень хотелось попасть на какое-нибудь оборонное предприятие, а учитывая, что по шкале баллов в дипломе я вполне попадал под такое престижное по тем меркам распределение, то был уверен, что буду работать именно там. Но… Я помню, как во время распределения вместе со всеми стоял под дверью кабинета декана и ждал своей очереди. Кто-то оттуда выходил, кто-то заходил, и я слышал, как вызывали студентов с высокими баллами и спрашивали, где человек хочет работать. И вот в какой-то момент я, слегка придержав ногой дверь, услышал такой диалог: «Хан — 4,7! Его можно распределить на Ленинградский завод по строительству подводных лодок». И в ответ: «Его на этот оборонный завод нельзя, посмотрите его пятую графу!» На этих словах я вошел в деканат, не дожидаясь приглашения, и произнес с легким раздражением в голосе: «Распределяйте куда хотите, я все равно никуда не поеду. А по поводу пятой графы можете расслабиться!» Мне показалось, что всем членам комиссии в этот момент стало очень неловко. И повисла долгая пауза, на которой я хлопнул дверью и вышел.
С помощью папы мне сделали вызов на работу из Киева с неизвестного мне доселе завода. Естественно, папа хотел, чтобы я продолжил работу в металлургии. Однако у меня были совсем другие планы на жизнь. Я был полностью поглощен бизнесом, мне это нравилось, и ничего другого я уже не хотел. Советская зарплата в сто двадцать рублей по сравнению с моими шестьюстами в день мне была абсолютно неинтересна. Единственное, что меня огорчало, — я не знал, как сказать об этом папе. Я приехал на пару дней в Киев и решился для начала на разговор с мамой. Рассказал ей, что снимаю квартиру в Москве, все у меня нормально. Но мама, советский человек, никак не могла понять, как можно жить без прописки. Кстати, вот так без прописки в Москве я прожил восемь лет. Первую квартиру я купил на Ленинском проспекте в сталинском доме, рядом с Черемушкинским рынком.
«Прошло уже более двадцати лет, а мы до сих пор работаем вместе»
В конце 1980-х произошли серьезные изменения в области уголовного права и законодательства. А у мамы на генетическом уровне очень остро развито предчувствие опасности. Она сильно за меня переживала, и у меня снова появились мысли об эмиграции. Для принятия судьбоносного решения мне всегда важно опираться на какую-то внутреннюю философскую мотивацию. Для отъезда в Америку необходимы были какие-то особые побудительные мотивы, а я не понимал, что я там буду делать. Крутить баранку, работая в такси, не имело смысла, а идти снова учиться мне не хотелось из-за возраста, к этому времени мне было уже под тридцать лет. И вот тогда я внутренне придумал себе ту самую философскую мотивацию отъезда. Она состояла в том, что я еду в Израиль, иду там служить в армию и дослуживаюсь до ранга офицера. Выехать тогда уже было просто, и я без проблем получил разрешение. Однако решил ненадолго с отъездом повременить. К этому времени мы с партнером продали наш совместный бизнес, деньги у меня были, к тому же я периодически занимался какой-то посреднической деятельностью, кого-то сводил, кого-то с кем-то знакомил. Короче, в этот исторический для меня момент я жил в свое удовольствие с мыслями о предстоящем отъезде.
И вот однажды теплым мартовским днем 1989 года я шел по улице Архипова и возле синагоги встретил человека, круто изменившего мою жизнь. Кстати, на этой улице я оказался совершенно случайно. У меня был знакомый автомобильный мастер, у которого я обслуживался, его основным местом работы была станция технического обслуживания машин наружного наблюдения, которые принадлежали КГБ. Так вот этот сервис и находился прямо напротив синагоги, в неприметном дворике. Я обычно звонил своему мастеру, договаривался о ремонте, и он назначал время. Для него ремонт моих «жигулей» был халтурой. В тот памятный день я как обычно отдал машину мастеру, который попросил погулять пару часов, пока они что-то там поменяют. Сначала я от нечего делать зашел в синагогу, потом решил просто пройтись и вдруг увидел, как навстречу мне идет Миша Фридман. Мы когда-то учились в одном институте, но особо не общались, так, кивали друг другу при встрече и все. А тут, узнав друг друга, обрадовались. Он, как выяснилось, шел по каким-то делам в Министерство черной металлургии, которое тогда находилось на площади Ногина, и у него тоже случайно образовалось свободное время, которое он также решил скоротать, прогулявшись до синагоги. Мы зашли в ближайшее кафе, выпили кофе, потом еще немного посидели в его машине. После окончания института прошло уже пару лет, и мы просто по-приятельски делились своими успехами. Я тогда и предположить не мог, как эта встреча перевернет всю мою жизнь.
Миша рассказал мне, чем он занимается, я ему — чем занимаюсь я. В тот момент у него была идея, связанная со швейным бизнесом, и Мише очень хотелось ее реализовать. А я как раз только продал свой швейный кооператив и предложил свою помощь. Мы обменялись телефонами и начали общаться. С Мишей у нас было много общего: воспитание, семья, культурные пристрастия, одинаковое образование, все это нас быстро сблизило. Мы начали сначала дружить, а потом и сотрудничать. Прошло уже более двадцати лет, а мы до сих пор работаем вместе.
«Национальность при приеме на работу — фактор не решающий, но и не лишний»
За годы совместной с Михаилом Фридманом работы чего только не было — мы спорили, ругались, но у нас никогда не случалось идеологических разногласий и серьезных конфликтов. Я всегда признавал и признаю по сей день Мишино лидерство в наших отношениях. В бизнесе он талантливее меня, я это понимаю, ничего с этим не поделаешь. Хотя по натуре я тоже лидер. Люди, которые со мной работают, прислушиваются к моим советам, и чаще всего они оказываются правильными. Главное в бизнесе — выбрать правильных партнеров.
Я бываю очень разным в зависимости от ситуации. Меня никогда никто не кидал, не подставлял, поэтому у меня изначально есть доверие к людям. Увольняю я сотрудников нечасто, в основном за непрофессионализм. Хотя, если тщательно проводить отбор при принятии на работу, не придется никого увольнять. Показателей для приема сотрудников на работу для меня много, и их сложно расставить по степени важности. Это и профессионализм, и опыт работы последних лет. Национальность для меня, естественно, не является решающим фактором, но при прочих равных условиях этот лишним не будет. Хотя мне нередко приходилось либо увольнять, либо понижать в должности сотрудников евреев из-за непрофессионализма. Кстати, если посмотреть на семью через призму бизнес-отношений, это долгосрочные отношения с правильно выстроенной иерархией. Здесь важно все заранее оценить и продумать.
«Нельзя выносить наружу несогласованность, что присутствует внутри нас, ведь это — показатель нашей слабости»
Я не могу себя назвать сентиментальным человеком, хотя, когда смотрю фильмы про войну, нередко на глаза наворачиваются слезы. Мой любимый фильм — «Крестный отец», я его регулярно пересматриваю. Первую часть романа «Крестный отец» я прочитал еще в детстве в журнале «Иностранная литература». Он произвел на меня сильное впечатление. Может быть, это связано с тем, что я вырос в таком районе Киева, где были перемешаны традиции различных национальностей. Евбаз в предвоенные и послевоенные годы считался криминальным местом. Вдоль узких улочек стояли двухэтажные домики, где на первых этажах были какие-то лавки, магазинчики, а на вторых жили люди. Это был особенный, довольно закрытый мир, где можно было продать и купить практически все. Конечно, в 1970-е годы, когда я рос, всего этого уже не было, однако атмосфера прошлого еще присутствовала. Герои этого фильма и книги близки мне своими поступками, в них есть своя логика, существует свой свод правил с четким представлением того, что хорошо и что плохо. Самым поучительным моментом мне кажется фраза одного из героев, обращенная к сыну, о том, что нельзя выносить наружу несогласованность внутри нас, ведь это является показателем нашей слабости. Именно с этого момента и начинаются у героев фильма проблемы. Это все мне близко и понятно. Мне нравится не бандитская сущность фильма, а свод правил и законов, по которым живут его герои.
«Благотворительность дает мне душевный покой»
Сначала я начал заниматься благотворительностью из сострадания, из понимания того, что у меня есть что-то, чего нет у других, и желания поделиться частью заработанного. Я стал помогать еврейскому детскому дому, потом в Киеве мы с братом купили здание и открыли в нем детский сад при местной синагоге. И уже после этого появился системный подход к благотворительности, которого я придерживаюсь и по сей день. Мне это дает сознание того, что я причастен к некоторым позитивным и правильным вещам. Мне трудно это выразить словами. Благотворительность дает мне душевный покой. Помощь людям входит в часть моей социальной ответственности. Чтобы потратить деньги на благотворительность рационально, нужно этим заниматься. Я надеюсь, что в будущем у меня появится такая возможность.
P.S. У меня всегда были мечты о том, чтобы моя жизнь сложилась нестандартно. Я всегда знал, что моя судьба будет сильно отличаться от судеб других людей. Сейчас это так, а потом — посмотрим!
Записала
Марина ХИЛЬКЕВИЧ, Россия
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!