Интервью с Аркадием Ининым

– Аркадий Яковлевич, по сравнению с юбилеем пятилетней давности список гостей на вашем торжестве сильно изменился?
– Изменился, конечно, — прежде всего потому, что, увы, люди уходят. Кое-кто из молодых появляется — Макс Галкин, Иван Ургант, Гарик Мартиросян... Но основные — все те же, и они могут прийти или не прийти только в зависимости от того, находятся или не находятся в Москве.
– А в зависимости от изменившихся отношений: ссор, конфликтов?
– Я в этом плане совершенно неинтересный человек — ни с кем в жизни не ругался, ни с кем не ссорился. Может, кстати, оттого и обратная сторона — у меня нет близких друзей.
– Странно. Вы такой общительный и дружелюбный...
– Дружелюбный, да. Но как? Вот, например, мой любимый Арканов. Я его очень люблю и, надеюсь, взаимно, вчера только с ним виделись. Но не могу сказать, что это близкий друг, — у него свои друзья многолетние, с которыми он ходит в баню (и не только на Новый год)... Ну короче: нет у меня такого близкого друга и никогда не было.
– Это повод для сожаления? Или, может, сознательный выбор?
– Жалеть можно о том, что имел и потерял. А я не столько жалею о самом факте, сколько о том, что этого не случилось в моей жизни. Читаю же книги про то, какие бывают друзья, которые в огонь и в воду, и мне бы хотелось испытать такие отношения. Но пока...
– Дружить — особый талант…
– Да. Наверное, я им просто не обладаю.
– …от которого, помимо прочего, многое в жизни зависит. Вы всегда окружены известными людьми, оттого и могло сложиться впечатление, что уж кто-кто, а вы жить, в известном смысле, умеете.
– Если имеешь в виду «ты мне — я тебе» и «свои люди — сочтемся», то это, во-первых, не та дружба. А во-вторых, такой подход, на мой взгляд, возможен в любой деятельности, кроме искусства. Вот я — профессор ­ВГИКа. Ну как я могу по дружбе взять сына моего приятеля на сценарный факультет? Да никогда в жизни! На экономический — да, наверное… А на сценарный — как? А писать кто за него будет?
– Тогда насчет дружбы с режиссером - чтобы заказал сценарий вам, а не кому-то другому?
– Заказать-то он может, конечно: Аркаша, мне позарез нужна история. Ну и что? А потом ни один пограничник с собакой не заставит его снимать фильм, если сценарий ему не понравился… Да, действительно, мне легче (за сорок-то лет в кино!), чем начинающему, который не знает, куда понести сценарий. А у меня полно режиссеров, которым я могу позвонить и сказать: Вася, я написал сценарий, почитай. Это единственное и последнее преимущество. После этого Вася мне отзванивает и говорит: «Аркаша, ты написал хренотень, я это ставить не буду». Или, если это интеллигентный человек, он скажет вежливо: «Аркадий Яковлевич, извините, но это не мое», — как мне говорил Леонид Иович Гайдай. Вот и все! Как режиссер может по дружбе поставить сценарий, который ему не нравится?!
– Вы знаете, я посмотрел вашу фильмографию, она обрывается на 1999 году...
– Ты, наверное, имеешь в виду кино, а я давно уже пишу телевизионные фильмы. И последний телевизионный снят в прошлом, 2012 году… А что написано в Интернете, я понятия не имею. У меня же, в отличие от вас, мастеров этого дела, нет ни твиттера-шмиттера, ни фейсбука, ни ЖЖ — я ничего нигде не читаю, не залезаю в Интернет, как сейчас говорят. То есть Интернетом пользуюсь, но как? Получить сценарий, отправить сценарий — почта. Еще справку могу искать: когда родился Карл Маркс, какова ширина Бруклинского моста... Не более. Поэтому где и на каком году я «заканчиваюсь», просто не знаю. А пишу я постоянно, и фильмы у меня выходят регулярно… Да я сейчас тебе свою фильмографию распечатаю, чтобы ты от меня отстал... 2000 год — «Игрушечный роман», «Собачий вальс»; 2001 — «Неожиданный визит», «Портрет товарища Сталина», 2006 — «Утесов. Песня длиною в жизнь», 2008 — «Мины в фарватере», 2011 — «Маяковский. Два дня», «Люблю, потому что люблю», 2012...
– Ну, извините, Аркадий Яковлевич. Просто посмотрел вашу фильмографию, прочитал, что написали сценарий про любовный треугольник Ленин – Крупская – Арманд, и его никак не поставят. Вот и подумал грешным делом: может, поэтому так нещадно ругаете новые времена и так ностальгируете по советским.
– Так ты думаешь, я ругаю нынешнее время, потому что у меня все плохо?! Значит так, объясняю. Мое неприятие сегодняшней жизни никак не связано с моим материальным и общественным положением. Никак! Я зарабатываю гораздо больше, чем тогда. Я сижу в экранах телевизоров в десять раз больше, чем тогда. Я езжу по всему миру — вон, видишь? (Географическая карта мира в мастерской Инина вся утыкана кнопками. – Ред.). Но! Есть две объясняющие мою печаль байки. Первая принадлежит, по слухам, то ли Михаилу Светлову, то ли Сергею Михалкову: «Сижу в президиуме, а счастья нет!» Почему? Это объясняет вторая байка — про Владимира Солоухина, хорошего русского поэта. Мы в 1970-е годы очень смеялись над этой байкой. Ходит Солоухин в Доме литераторов какой-то хмурый. Его сочувственно спрашивают: «Володя, ты что такой невеселый? Тебе чего, книжку зарубили?» — «Нет, токо шо в «Совписе» вышел четырехтомник». — «А чего ж такой невеселый? Квартиру не дали?» — «Да нет, токо шо дали в высотке на площади Восстания, пять комнат». — «Может, дачу не дали?» — «Да нет, в Переделкине, двухэтажная, токо шо». — «А что ж ты, Володя, такой невеселый?» — «А народ плохо живет!» И мы, повторяю, очень смеялись — вот, мол, зажравшийся писатель печется о народе... А сегодня — можешь верить, можешь не верить, но мне, как и Солоухину, хреново именно оттого, что народ плохо живет. Я не могу видеть нищих стариков, детей наркотических, беспризорников… Не могу видеть жиреющих мерзавцев — в то время как у учителей на хлеб не хватает. А уж если отъехать от Москвы, то вообще ужас… Теперь понятно, почему у меня все хорошо, а я ругаю нынешнюю жизнь. Просто я — совок, советский человек. И живу по принципу, над которым посмеиваются мои друзья, но я верен тому, о чем мы пели в молодости: «Прежде думай о родине, а потом о себе!» Ну, убейте меня — я так устроен, уже не переделаешь.
– Получается, как по Филатову: «Утром мажу бутерброд, сразу мысль — а как народ? И икра не лезет в горло, и компот не льется в рот»?
– Я понимаю, что это звучит иронично, понимаю, что позиция уязвимая. Но уж какая есть. Я, например, ругаюсь вслух с телевизором, когда выступают эти депутаты, эти министры — видно же, что они мерзавцы, негодяи, ворюги. Я кричу им в телевизор: «Что?! О чем ты говоришь?! О каких детях?..» И так далее. То есть меня, наверно, уже лечить надо. Глупость, конечно. Потому что если ты так переживаешь, надо идти на площадь. А я не хожу — только психую.
– Из-за чего психовали последний раз?
– О, дорогой мой, из-за всего! Разве могли мы даже представить себе это чудовищное расслоение общества? Да, при советской власти тоже были подпольные миллионеры, цеховики. Но они боялись, они жрали икру под одеялом, они закапывали золото в огороде. А теперь просто омерзительна эта абсолютная наглость. Вообще, сегодняшнее время — это время бессовестности и бесстыдства. Я прошу большими буквами набрать: ВРЕМЯ БЕССТЫДСТВА И БЕССОВЕСТНОСТИ. Которое проявляется на всех этажах: от ЖЭКа до президентской администрации. Разве могло быть такое при советской власти? Ну, воровали. Но разве могли уворовать целую армию? Целые электрические системы, полгорода труб ЖКХ? Ну как это?.. Нет, мы все знаем, что Карамзин охарактеризовал Россию одним словом: «воруют». Про времена Карамзина не скажу, но все хлопковые короли, которые воровали в Средней Азии, просто дети по сравнению с нынешними ворюгами... Или говорят: дачи секретарей обкомов. Ну да, в хорошем месте, сосновый лес или березовая роща, но деревянная хибара в два, ну три этажа. Сегодня коттедж любого жулика — дворец по сравнению с этой обкомовской «роскошью». Вот эти все вещи просто чудовищны!
– Аркадий Яковлевич, да вы какой-то «Карл Маркс, молодые годы», просто: «призрак бродит по Европе», «мир хижинам, война дворцам»…
– Но что делать, если у меня все это не укладывается в башке! Уже в открытую преподавателям дают взятки за экзамен. Просто староста собирает зачетки... Ну, хорошо — в наше время тоже, наверное, были преподаватели, которые могли за голые коленки или за пять рублей поставить зачет. Но это было исключение, а сейчас — система. Чудовищная рыночная система! Во что мы выродились? А как можно слушать каждый день все эти рассказы с телеэкрана про то, что рыбу не жрать, мясо не жрать, молоко фальшивое, хлеб… Ну как ты хочешь, чтобы я был спокоен? Понимаешь, в чем дело: вот мы смеялись, когда нам коммуняки говорили: капитализм — это неуверенность в завтрашнем дне. Смеялись, потому что нам бы их неуверенность, да? Дом, машина… Сегодня же мы понимаем ужас человека, который потерял работу. При советской власти он получал жалкие 120 рублей. Но он их получал, и у него не было никаких проблем. Дальше. Коммуняки нам говорили: при капитализме все решает золотой телец, денежный мешок. Мы смеялись. Сегодня же видим: так и есть, у всех в глазах — доллары. Коммуняки говорили: человек человеку — волк в капиталистическом обществе. Мы смеялись: да ну, перестаньте, вот у нас Иван Иваныч набил морду Ивану Степановичу… Сегодня же видим, что действительно люди жрут друг друга, а весь этот бизнес — как банка с пауками. Так что получается, увы, коммуняки были правы.
– А в 1991 году, наверное, радовались, когда этих коммуняк скинули?
– Конечно! О чем ты говоришь! Я ждал перемен, как пел Цой — и я вместе с ним. И, конечно же, сидел на кухнях и ругал эту идиотскую советскую власть. И кричал: «Ельцин, Ельцин! Свобода, свобода!» А как же! Конечно, я верил. А сейчас думаю: какой же я идиот!..
– Да, только смысла посыпать голову пеплом не так много — ничего ведь уже не вернуть.
– Да. И я всегда повторяю фразу — не мою, а Владимира Путина, который сказал: «Кто не жалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца, а кто хочет верить, что СССР можно вернуть, у того нет головы». Абсолютно точно!
– Аркадий Яковлевич, а корпоративы, которые устраивают хозяева новой жизни, — ваша история?
– Нет. Меня не зовут, потому что юмористы-разговорники — не тот формат. Там сидят, пьют, орут — нас просто никто не услышит. Но позвали бы — пошел бы, честно.
– Например, на корпоратив «Газпрома»?
– Не задумываясь. Выступил бы и цинично получил деньги...
– И не стыдно было бы? Они же ваши идейные враги, апологет ненавистного капитализма.
– Не апологет, а порождение. Это во-первых. А во-вторых, они — газовики, нефтяники — все-таки что-то делают. А вот чиновники — они же ничего не производят, нахватали взяток — и все… Но, скажем, была бы у нас премьера в каком-то городе. А после премьеры мэр сказал бы: у меня сегодня день рождения — выступите, ребята, денежек заплачу… Я бы пошел.
– А как же принципы?
– Ну, видимо, недостаточно этих самых принципов. Нет, если б это был совсем уж какой-то криминал, если бы, например, сейчас меня позвал Сердюков, я бы не пошел. А просто к каким-то чиновникам пошел бы, выступил... Может, они и воры, но я же не ворую — получаю гонорар за свой труд. А в общем я не образец для подражания. И как родитель часто детей своих обижал, обижаю и, подозреваю, буду обижать, потому что пытаюсь читать им нотации, а это бессмысленно и часто для них обидно.Муж я не положительный тоже. Инке говорят: «Как же вы, наверное, весело живете — муж острит с утра до вечера!» А из меня дома слова не вытянешь. С другой стороны, видишь, пятьдесят три года с одной любимой женой… Но в остальном не образец для подражания, это точно.
– И все-таки сказано с любовью. А есть какое-то качество, за которое вы себя просто ненавидите?
– Ну, это громко сказано, не ненавижу, конечно, но не люблю в себе кое-что… Первое и самое главное — я совершенно не умею говорить «нет», абсолютно! Если бы я был девушкой, я бы просто пропал. Мягкотелый интеллигент, что еще тут скажешь. Но теперь ведь уже меня не переделать и самому не переделаться…
Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ, Россия