«Мальчик из Бреста»

Средь крепостных развалин,

Под грудой кирпича,

Уже найдут едва ли

Останки трубача.

Сумевшего немного

Снаряд опередить,

Успевшего тревогу

Отчизне протрубить.

В сырой туманной рани,

Где нарастает бой,

Трубач еще не ранен,

Трубач еще живой.

Над ним пылает воздух,

Под ним земля горит,

А он, живой и грозный,

Трубит, трубит, трубит.

Трубит, пока хоть капля

Дыхания в груди,

И руки не ослабли,

И слава впереди.

Пока не ссохлось коркой,

Судьбой предрешено,

На потной гимнастерке

Кровавое пятно.

Раскатом гулкой меди

На рубеже страны

Он встретил свой последний

И первый день войны.

Средь крепостных развалин,

Под грудой кирпича,

Уже найдут едва ли

Останки трубача.

На яростном рассвете,

Покрыв и стон и плач,

Сыграл свое бессмертье

Неведомый трубач.

Роман Левин «Трубач»

 

Было начало 1970-х, а большая часть двора крепости оставалась не тронутой с тех самых первых дней войны. Разбитая пушка, груды земли, воронки, что-то блестело на земле — может, стреляная гильза, а казалось, что это засыпанная грунтом труба… все, как в стихотворении.

Написал его поэт Роман Левин — «мальчик из Бреста». Так назвал одну из глав своей книги «Брестская крепость» писатель Сергей Сергеевич Смирнов. Чтобы не повторять книгу, коротко, телеграфно… 

Когда началась война, семья Романа Левина жила в Бресте в крепости, где служил его отец. Дедушка и бабушка погибли при бомбежке, а он с матерью и сестренкой попал в гетто. В бараке, откуда всех повели на расстрел, мать велела ему, маленькому, спрятаться под нары за чемоданами. Так он уцелел, а потом бежал, пробирался к своим. Его подкармливали в дороге, прятали русский священник и полька Флория Будишевская… ему было десять лет… О его трагической судьбе рассказывала глава этой замечательной книги, после выхода которой он сразу стал знаменитым на всю страну. В Харьков, где жил Роман Левин, потоком пошли письма — в каждом его звали в свою семью люди, проникшиеся судьбой «мальчика из Бреста». А он работал на заводе, писал стихи, поступил в Литературный институт в Москве на заочное отделение и приезжал сдавать сессии. В один из таких приездов Романа Левина привел в легендарную «Магистраль» ее руководитель Григорий Михайлович Левин. Роман читал стихи, а потом… был долгий вечер и полночи разговоров… и он отправился ночевать к маме Гале, как называл ее Роман. Одинокая старая москвичка растрогала его своим письмом так, что он не мог отказать ей во встрече. И ее квартира стала его домом в столице.

После нашего знакомства Роман часто оставался в нашей семье, когда приезжал в Москву на сессию или по делам. Каждый год он работал в доме творчества писателей в Переделкине, говорил, что там ему хорошо пишется, и мы встречались там, читали, спорили. Ездили вместе отдыхать на Оскол — Роман страстный рыболов.

Его прошлое не давало ему покоя. Он разыскал ров, куда были свалены расстрелянные в гетто. Это место хотели пустить под спортивный комплекс. Начальство не откликалось на призывы увековечить память безвинно погибших, партийные бонзы были непробиваемы. Он боролся и добился своего, а каждый год осенью ездил в Брест, где собирались защитники крепости и… горестно было слушать потом его рассказы о послевоенных судьбах тех, кто не отступил и не уронил чести человека перед наглым фашистским врагом.

Все это говорю потому, что все переживания и чаяния Романа питали его стихи, его правдоискательство часто не приводило ни к какому результату, но он не мог терпеть несправедливость… Да и поэтическая судьба его складывалась непросто. Примеров можно привести множество. Мы часто вместе ходили по редакциям — есть такая черная работа у любого автора. Ни одной книжки Романа Левина не выпустили московские издательства! Почему? Он очень хотел этого, но иногда доходило, как говорится, до смешного. В журнале «Юность» еще при Борисе Полевом редакцией поэзии заведовал Натан Злотников. Подборка стихов Романа Левина провалялась там несколько лет, собрала восемь (!) положительных рецензий и не попала на страницы! Сколько таких примеров, когда бездарные литераторы становились редакторами для того, чтобы печататься и не пускать других.

Случилось в его жизни и настоящее чудо — он нашел отца! Через много лет после войны. Оказывается, его, раненого в первые часы нашествия, успели эвакуировать с госпиталем, и он ничего не знал о судьбе своей жены, сына и дочери, хотя все время искал их.

Когда он собрался уехать с семьей в Германию, я все думал, как он сможет там жить? Как он сможет постоянно слышать немецкую речь? Сможет ли забыть, простить, вычеркнуть прошлое? Не думаю, что это случилось. Его все время тянет на родину. Он каждый год подолгу живет в своем любимом Харькове, и книги у него там выходят.

А на моей полке хранятся его книги — все с автографами, дорогими сердцу.

Михаил САДОВСКИЙ, США