Романтический полет певца революции

«Эй, вы! Небо! Снимите шляпу!..»
В начале ХХ века впервые поднялся в воздух аэроплан. Столетиями казавшийся невозможным полет на крылатой машине вдруг стал реальностью. На ближайшее будущее человечества смотрели с большими надеждами. Казалось, теперь сократятся расстояния, исчезнут национальные границы, таможенные тарифы и, может быть, даже различия языков. Авиация открывала новую эру, в которой люди-птицы устремятся к звездам. Какой волшебный век!
Не удивительно, что летательные аппараты привлекли внимание многих поэтов. Футуристы, «люди будущего», видели в воздухоплавании особый источник вдохновения и верили, что в новой эпохе аэрокультуры поэт непременно должен стать авиатором.
О футуристе Владимире Маяковском в то время ходили легенды. Огромная фигура, громовой голос, широкий шаг, ласковые и веселые глаза. Строки его поэм грохотали, как падающие скалы. 1915 год стал для поэта особенным — он без памяти влюбился в Лилю Брик.
Молодые поэты с энтузиазмом приняли революцию и устремились созидать новую пролетарскую культуру. Тема авиации продолжала развиваться. Вышел поэтический сборник «Лёт», в нем приняли участие более трех десятков авторов, в их числе Брюсов, Маяковский, Мандельштам.
Осенью 1922 года нарком по военным делам Лев Троцкий создает Красный воздушный флот. В голодной, полуразрушенной и малограмотной стране начался авиационный ажиотаж. Маяковский пишет поэму «Летающий пролетарий» и заражает общество романтикой «пятого океана». Повсюду звучат его стихи: «Наш флаг меж звезд полощется, рабочью власть растя, мы — летчики, мы — летчицы рабочих и крестьян!»
Молодая Советская республика рвется к господству над воздухом. Летчик покоряет небо, а поэт становится соучастником грандиозного действа. «Даешь небо!» — скандирует Маяковский со сцены Большого театра.
По инициативе Троцкого в 1923 году было учреждено Российское общество добровольного воздушного флота, или акционерное общество «Добролёт» — прародитель «Аэрофлота». Делают первые шаги будущие знаменитые авиаконструкторы: Михаил Гуревич строит планеры, Семен Лавочкин увлечен аэромеханикой, Михаил Миль исследует автожир, прообраз будущего вертолета. И наконец, в небо поднимается первый советский цельнометаллический самолет.

«Жилистая громадина стонет, корчится…»
В наши дни Маяковский незаслуженно забыт — даже мемориальной экспозиции его московского музея грозит уничтожение. Его вспоминают в основном как поэта, которого никто не любил. В своей нелюбви к творчеству Маяковского признавались многие его современники и даже друзья. Его предавали любимые женщины, его называли певцом неразделенной любви.
Поэт-трибун «себя под Лениным чистил», а Ленин говорил о его стихах: «Тарарабумбия какая-то». Сталин тоже не жаловал новаторскую музу Маяковского — ведь тот воспевал не вождя, а скорее его любимый табак: «Любым папиросам даст фор “Герцеговина Флор”».
Не жаловал своего собрата по перу Есенин. Чуковский назвал его стихи «Везувием, изрыгающим вату». Поэт Кирсанов незадолго до смерти Маяковского хотел «все его рукопожатья со своей ладони соскоблить».
Певец революции — личность противоречивая. Он родился 19 июля 1893 года в грузинском селе Багдади в семье лесничего. Его отец умер нелепой смертью от столбняка: сшивая бумаги, уколол палец булавкой. С тех пор сын терпеть не мог булавок и заколок, он будет дрожать над каждым своим порезом, разглядывать в зеркале каждый прыщик и брезговать дверными ручками. Он всегда носил с собой йод, мыльницу и несколько чистых платков.
Мнительность Маяковского дополнялась болезненностью. К двадцати годам у него не осталось ни одного здорового зуба, мучили головные боли и насморк, а руки были холодные и влажные. Когда он болел, то был очень капризен: без конца мерил температуру, а однажды разбил подряд три градусника.
Обладая внушительной внешностью, поэт был крайне застенчивым и маскировал эту черту показной грубостью: выплескивал на публику опивки чая, посылал ей символические плевки и оскорбления, а в ответ в него летели тухлые яйца.
Одна из слабостей Владимира Владимировича — азартные игры: карты и бильярд. Но ему был дорог только азарт. Проиграв, он смиренно лез под стол и исполнял оттуда, к примеру, песенку тореадора.
Острослову Маяковскому нелегко давалась литературная работа. В поисках нужного слова или рифмы он выхаживал по много километров, а порой опускался до того, что покупал понравившиеся ему рифмы и строчки у знакомых поэтов.
А еще он нежно любил животных, особенно кошек и собак. Подбирал их, бездомных и беспризорных, и пристраивал у знакомых. Однажды принес домой грязного щенка, отмыл и тут же придумал ему имя: Щен. Этот «Щен» станет вторым «я» Маяковского: именно так он будет подписывать свои письма и телеграммы к дорогой Лиличке.
Ему разрешалось многое: фрак, «мотор», домработницы, лучшие санатории, заграничные поездки. Он получал большие гонорары и был в некотором роде советским барином. Разумеется, ему завидовали. И конечно же, обвиняли в продажности и карьеризме. Маяковский был верным другом, и малоизвестен тот факт, что он постоянно отыскивал нищих стариков и помогал им анонимно.

«Мы взлетели, но еще — не слишком…»
Маяковский часто состязался с Есениным в публичном чтении стихов. Выступали по очереди, но восторги зала больше доставались Есенину. Крестьянский поэт обставил пролетарского и в полете на аэроплане. Вместе с Айседорой Дункан они первыми из знаменитостей освоили открывшуюся в СССР международную авиалинию Москва – Кёнигсберг. Маяковский с Лилей Брик были вторыми.
Новый 1923 год Владимир Владимирович встретил в одиночестве. Он переживал личную драму — Лиля, вьющая из него веревки, дала отставку. Но, сменив гнев на милость, решила летом лететь в Берлин — вместе с ним и мужем Осей.
Маяковского называли певцом любви-шторма, любви-полета, а вот покорить небо ему не доводилось, даже на воздушном шаре. Лиля тоже жаждала ощутить, каково оно — летать. 3 июля 1923 года аэроплан «Фоккер» поднялся в воздух. За штурвалом опытный пилот, внизу облака, в крови играет адреналин. Рядом с Маяковским — его Муза, отрада и мучительница. Его чувства к ней, как всегда — мощные, огромные, шумные. Поэт жаждет экстрима, и рождаются стихи:

Мы взлетели, но еще — не слишком.
Если надо к Марсам дуги выгнуть —
сделай милость,
дай отдать мою жизнишку.
Хочешь, вниз с трех тысяч
метров прыгну?!

Приземлившись, пассажиры прокатились по Германии, а для отдыха выбрали Нордерней, на побережье Северного моря. Здесь Маяковский встретил свое 30-летие, был веселым, играл с морем, как мальчишка. Но когда безоблачная летняя идиллия закончилась, его отношения с Лилей покатились под откос.
А потом была весна, отчаянная, опасная весна 1930 года. Вокруг Маяковского — гнетущая атмосфера, откровенная травля. Хандра не отпускала, и началась игра поэта со смертью. Три раза он крутил барабан русской рулетки — три осечки. Но вот настало 14 апреля: «Ваше слово, товарищ маузер!» Маяковский скончался на Лубянке, в своей квартире. Несмотря на вроде бы очевидные причины, его уход — одна из загадок ХХ века.
Лиля Брик прожила еще полвека, до конца своих дней делала маникюр и ела кровавые бифштексы. Прикованная к постели 86-летняя муза поэта написала в дневнике: «Приснился сон: я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: “Все равно ты то же самое сделаешь”». Сон оказался вещим. После двух попыток самоубийства Лиля Юрьевна приняла смертельную дозу снотворного. На ее груди висела цепочка с обручальным кольцом Маяковского.
Они сами выбрали, как закончится их история, но и после смерти их свое­образно соединила идея воздухоплавания.
Станция метро «Маяковская» в Москве напоминает лайнер и украшена мозаичными панно с облаками, птицами, парашютами, планерами и самолетами. Согласно последней воле Лили Брик, ее прах был развеян в поле под Звенигородом.
Наталья ЧЕТВЕРИКОВА, Россия