Учитель. Мэтр. Человек

Существенную часть жизни Герц Франк работал в ситуации, когда документальный фильм был пропагандистским орудием с агрессивным авторским текстом и иллюстративной картинкой. Когда Ленин говорил, что важнейшим для нас искусством является кино, он это самое и имел в виду.
Люди старшего поколения помнят, что насильственным приложением к настоящему (художественному) кино было в СССР кино ненастоящее (документальное): с него непременно начинался сеанс. Идеологическая промывка мозгов.

Плакаты советского времени
Комбайн, танк, ракета, домна, парад на Красной площади, чеканили шаг кремлевские гвардейцы у Мавзолея, салют окрашивал ночное небо, били часы на Спасской башне, счастливая доярка держала счастливую корову за счастливое вымя, перекрытый Енисей с длинно- и легконогой балериной радовали глаз, Синявский и Озеров кричали «Го-ол!», поднимался и падал занавес МХАТа, советские ученые демонстрировали пробирку с электроном, неисчерпаемым, как и атом, Краснознаменный ансамбль пел и плясал «Калинку», советские пионеры были самыми счастливыми на свете, мудрые советские вожди говорили слова жизни с высоких трибун, а над всем этим великолепием большого стиля развевался плакат «Слава КПСС!»… Все это сопровождалось непрерывным закадровым текстом. Диктор произносил его весьма специфическим и хорошо узнаваемым, бодрым, омерзительным голосом.
А уже потом шла «Великолепная семерка». На которую, собственно, народ и пришел. В моем ретроспективном пересказе все это выглядит забавно, на самом деле — чудовищно скучно, уныло, бездарно.
Герц Франк был в этом мире марсианином. «Старше на десять минут», фильм, принесший ему всемирную славу, снят в 1978 году. Фильм не то что без авторского текста — вообще без текста. Ни единого слова. Немое кино. Черно-белое. Самодостаточность и торжество чистой визуальности. Снят единым длинным кадром, без монтажных стыков, фирменная техника Герца Франка: десять минут — один кадр. Невероятно.
Скрытая камера. Лицо мальчика в кукольном театре. Ничего больше — буря чувств: заинтересованность, удивление, восторг, страх, улыбка. Отражение невидимой сцены и драмы на лице ребенка.
Если не знать, что фильм снят в СССР, предположить это невозможно. Снимал так, будто советской власти вовсе не существует.
«Высший суд» (1987). Убийца в камере смертника. Психологическая драма. С незримым присутствием Достоевского. С трезвым пониманием зла. С милосердием. День за днем приходил в камеру. Разговаривал. Оператор снимал. Потом камера опустела.
В том, что в России сегодня существует мораторий на смертную казнь, заслуга и Герца Франка. Нечастый случай непосредственного и прямого влияния большого искусства на социальную жизнь.
Как личность Герц Франк в значительной мере сформировался в свободной Латвии. Учился в еврейской гимназии. В Иерусалим приехал с ивритом, за прошедшие десятки лет подзабытым, быстро восстановил.
Выглядел по-другому. Не товарищ — господин. Родом определенно не из СССР, где прожил полвека. Красивый пожилой господин. Западный интеллигент. По всему. Как одевался, как ходил, как говорил. Как видел и как мыслил. С тем естественным уточнением, что при этой условной групповой отнесенности был остро индивидуален.
В Израиль Герц Франк приехал немолодым человеком с мировой славой. Мог бы почивать на лаврах, эксплуатировать и тиражировать прежние достижения. Многие творческие люди, куда более молодые, переместившись в Израиль, продолжали жить рефлексией своего прошлого советского опыта. Впечатляющий пример — «И возвращается ветер» Михаила Калика (1991).
Герц Франк снимает в Израиле принципиально новые фильмы, с новыми темами, с новыми художественными идеями: «Человек Стены Плача» (1997), «Флешбэк» (2002), «Вечная репетиция» (2008).
Главный герой первого из них — котель — Западная стена — Стена Плача. Герц Франк назвал фильм документальной мистерией. Он воспроизводит еврейскую религиозную картину мира: центр мира — Иерусалим, центр Иерусалима — Храм. Котель — видимая репрезентация невидимого Храма. Все это не доктринально и декларативно через авторский текст — жизненный поток выпущен на экран камерой художника.
Мир крутится вокруг Котеля, перед лицом Котеля. Котель придает смысл и структуру всему сущему. Связывает небо и землю. Череда лиц и событий. Серьезных, забавных, ничтожных — и ничтожные приобретают величие в контексте Котеля.
Бар-мицва, хупа, солдатская присяга.
Постоянная — в тысячах лиц — молитва.
Мимолетная улыбка женщины.
Кошка, неторопливо идущая ночью по абсолютно пустой площади, одна перед Котелем.
И как апофеоз — ветер, листающий книгу.
«Флешбэк» — автобиографический фильм, своего рода «Амаркорд». Размышление о прожитой жизни. Одна из глав — автор на операционном столе, открытое, пульсирующее сердце, результат неочевиден, ложась в клинику, договорился с врачами, снимал его приятель, тяжелая, с непредсказуемым результатом операция, при неутешительном исходе у фильма был бы другой финал. И как метафора: и он мне грудь рассек мечом, и сердце трепетное вынул.
«Вечная репетиция» — фильм о театре «Гешер». Это формальные рамки. На самом деле, куда шире. Отнюдь не репортаж о событиях по обе стороны кулис. То есть и это тоже, но лишь как элемент большого и сложного произведения.
Фильм о природе сценического искусства.
О человеке на сцене.
Просто о человеке.
Сцена — преображение жизни.
Камера Герца Франка — преображение сцены.
В сущности, едва ли не все его фильмы — о жизни и смерти. Сгущенное переживание смерти. Трагичность и красота жизни. Пороговые состояния между жизнью и смертью. «Флешбэк» начинается гибелью оператора от снайперской пули — завершается смертью и похоронами жены. В спектаклях «Гешера» множество сценических смертей — в «Вечной репетиции» их вес еще больше. Герц Франк множит и усиливает образы.
Не в последнюю очередь именно благодаря такому напряженному вниманию к смерти — теплота и трепет жизни. «Песнь песней» (1989) — женщина рожает. Интенсивность страдания. Черно-белый фильм. Младенец делает его цветным.
Перед смертью Моше поднялся на гору, и Б-г показал ему Страну Израиля — всю. Непостижимый мистический окоем.
«Вечная репетиция» начинается как бы увиденной разом сверху Страной Израиля — от снегов Хермона до скал Тимны. Тот же мистический окоем.
Контекст и рамки сцены «Гешера».
В одном из интервью Герц Франк вспоминает, как он, маленький мальчик, после урока Торы выходил на ночную улицу, смотрел на звезды. Мир был полон красоты, серьезности и печали. Начальные слова Торы звучали в его сердце. И это детское чувство, этот образ он сохранил и пронес через всю жизнь.
Михаил ГОРЕЛИК, Россия