Прогулки по «русскому» Талмуду

Реакция последовала незамедлительно. Шимон бен-Шетах, тогдашний глава Синедриона, прислал Хони письмо. Закон есть закон. Что ты себе позволяешь?! За такие дела надо бы вообще гнать из общины. Но Шимон бен-Шетах разводит руками: «Но что я могу с тобой поделать, коль ты своевольничаешь пред лицом Вседержителя. Так сын капризничает перед лицом отца, а тот исполняет его прихоти. И говорит ему: “Отведи меня помыться в горячей воде, ополосни меня в холодной, дай мне семечек, орехов, персиков и гранатов” — и дает ему».
Образец живой сыновней веры.
Шимон бен-Шетах занимал высшую ступеньку в религиозно-социальной иерархии Страны Израиля. Был суров. Правил твердой рукой. Был такой эпизод: царя вызвал и сесть не предложил. Царь (Александр Яннай) — совсем не з­айчик, скорей уж волк. Шимон бен-Шетах отнесся к нарушителю закона с нежностью, восхищением и пониманием.
Потом Хони на семьдесят лет заснул — эксклюзивный был человек. Я об этом тоже рассказывал. На дворе засуха, дождей нет, а Хони уже который год спит себе сном праведника — в прямом, а также и в переносном смысле — и неизвестно когда проснется. Ну и что делать? Стали обращаться к внуку Хони, благо, внук пошел в дедушку — и по этой (дождевой) части тоже.
«Аба Хилкия был сыном сына Хони Гамеагеля, и когда мир нуждался в дожде, посылали к нему мудрецов, и он просил о милосердии, и шел дождь. Как-то раз была у мира нужда в дожде, послали мудрецы пару мудрецов к нему просить о милосердии, чтобы пошел дождь».
Пришли к Абе Хилкии домой — нет его. Нашли в поле: мотыжил землю. Далее описываются поступки потомственного повелителя дождя, которые показались посланцам мудрецов чрезвычайно странными. Сочли бы невежей, хамом, идиотом, но очень уважали и даже трепетали. Скажешь что не так — останешься без дождя: очень даже просто.
Потом они спросили, конечно. Он объяснил.
Почему не ответил на приветствие?
Потому что полагал, что время его принадлежит нанимателю, не мог отвлечься от мотыги даже на скромное «здрасьте».
Почему, идя домой, дрова держал на одном плече, а накидку — на другом? Не боялся плечо занозить?
Потому что плечо — свое, заживет, а одежду одолжил у соседа — боялся дровами порвать.
Почему по дороге шел босиком, а через речку — в обуви?
Потому что по дороге шел — все видел, а в воде не видел: неизвестно, на что наступишь.
Почему не предложил гостям разделить трапезу?
На столе только лишь хлеб, и того мало. Мудрецы, как люди воспитанные, поблагодарили бы и отказались. А он хотел этого избежать: не любил, чтобы его благодарили, тем паче попусту, всячески уклонялся, это не единственный эпизод.
Аба Хилкия — недоверчив, не слишком приветлив, вовсе без политеса, большой оригинал, скрупулезно честен и очень беден. Больше чем беден: даже одежда одолжена.
И это при таких-то способностях. И в голову не приходило конвертировать молитвы в шекели. Не использовал доступ ко Всевышнему.
Потом помолился, и дождь пошел, конечно: куда ему, дождю, деваться?

P.S.
Я, как любитель ходить босиком, читал пассаж о босохождении с особым чувством: это тебе не Подмосковье с мягким грунтом, с нежным касанием стопы полевых и лесных тропинок, деревенских дорог, травы, песка, земли, усыпанной хвоей. Корни, камушки, затвердевший на июльском зное грунт — по сравнению с камнем Страны Израиля это все ерунда, легкий массаж.
Стало быть, стопы у Абы Хилкии были каменные.
Михаил ГОРЕЛИК, Россия