История «опальной поэмы»

Бывшие киевляне помнят, что М. Бажан, П. Тычина и М. Рыльский выделялись среди украинских поэтов своим вниманием к еврейской культуре, дружили с Давидом Гофштейном, Львом Квитко, Абрамом Кацнельсоном. Переводили их стихи, поддерживали творческие контакты с Е. Адельгеймом, М. Пинчевским, Н. Забарой и другими. Еврейским писателям М. Бажан посвятил эссе «Великий еврейский писатель» и «Слово на людской надии» (о Шолом-Алейхеме). Владея идишем и ивритом, Бажан читал произведения писателя в оригинале и написал вступительную статью к отлично изданному на Украине собранию сочинений Шолом-Алейхема. Бажан писал: «…Между народом и писателем существует крепкий, вечный союз; поэтому писатель является для своего народа и слугой, и жрецом, и пророком, поборником правды и справедливости. Для своего народа таким писателем был Шолом-Алейхем». Микола Бажан посвятил эссе «Товарищ свитлого дня» Д. Гофштейну, содействовал изданию произведений Л. Квитко.
В годы Великой Отечественной ­войны Бажан участвовал в работе комиссии по расследованию зверств немецко-фашистских оккупантов. На следующий день после освобождения Киева (7 ноября 1943 года) вместе с поэтом Саввой Голованивским и режиссером Александром Довженко Бажан пришел к Бабьему Яру. Они долго стояли и смотрели невидящими от слез глазами на гору недогоревших трупов, на вдавленные в песок очки стариков и детские ботинки…
А через несколько дней М. Бажан впервые читал стихотворение «Яр» — первое стихотворение на эту тему в ­отечественной литературе. Вот перевод последних четырех строк:

За Бабий Яр нет меры искупленью.
И меры мести не изобрести.
Будь проклят тот,
кто Яр предаст забвенью.
Будь проклят тот,
кто скажет мне «прости».

По отношению к «безродным космополитам» поэт-академик М. Бажан вел себя достойно и за это подвергался обвинениям в антипатриотизме со стороны «интернационалистов». Близким друзьям Бажан говорил: «Как мне надоели эти антисемиты».
Абрам Кацнельсон выделял из произведений Бажана на еврейскую тему поэму «Дебора» из поэтического цикла «Уманские воспоминания». Пророчица Дебора описана в Танахе. Она подняла своих соотечественников на борьбу с завоевателями. Жена и друг поэта Нина Владимировна Бажан говорила, что замысел этой поэмы родился в тот день, когда поэт впервые стоял над страшными обрывами Бабьего Яра.
В сентябре 1968 года поэма «Дебора» была опубликована в республиканском журнале «Вiтчизна». В ней рассказывается о далекой юности поэта, об искусстве выдающегося украинского режиссера Леся Курбаса, который со своим театром «Кийдрамте» приехал в 1921 году в Умань. Именно этому талантливому основателю театральной студии удалось вернуть к жизни девушку, над которой издевались бандиты атамана Стецюры. Молодой Микола Бажан хорошо знал эту молоденькую девушку в те годы, был одним из ее друзей по студии. Поэма начинается и заканчивается трагическим видением гибели Деборы вместе с тысячами евреев, расстрелянных в одном из яров Умани.
…О дальнейшей судьбе Раи Файнштейн, памяти которой Бажан посвятил поэму, он ничего не знал. Слышал только, что и она погибла от рук фашистов.
Автор надеялся, что «Дебора» ­войдет в сборник «Уманские воспоминания». Многие читатели писали автору: «Низкий поклон за “Дебору”». Но скоро со всякого рода недоговоренностями, натяжками выступили критики, молча поощряемые высшими партийными органами, увидевшими в имени Дебора библейские аллюзии. Как шутил Бажан, его обвиняли в «украинском буржуазном сионизме». Под различными предлогами поэму не печатало ни одно издательство. Зная о препятствиях, чинимых распространению поэмы, Петр Осадчук метко назвал ее «опальной поэмой». А писателю Семену Жураховичу во время одной из последних встреч Микола Платонович с болью говорил: «Вот чего уже не придется дождаться, так это увидеть “Дебору” в книге».
Уманский поклонник поэта Николай Комарницкий, увидев в «Вiтчизне» посвящение Рае Файнштейн, написал Бажану, что Рая не погибла, а живет в Москве с дочерью, зятем и внуками и что он выслал ей журнал. Раиса Борисовна ответила Комарницкому: «Читаю, перечитываю “Дебору”. Пусть в этом произведении есть вымысел, но оно раскрывает некоторые страницы моей жизни как общечеловеческие. В моей памяти, моей душе возникают образы дорогих, любимых товарищей по студии и образ милого, неуклюжего подростка с длинными нервными пальцами, ощущение его незаурядности, которое меня не покидало. Я старше его на пять лет. Курбас и мой отец никогда не встречались. Отца моего убили в 1919 году на моих глазах. Кантором он не был».
Бажан в письме Комарницкому с волнением писал: «Прочитал Ваше сообщение о Рае, я и обрадовался и растерялся. Что делать? Писать ли ей письмо и извиниться, что написал в повести «Памяти» — то есть стихи, посвященные уже мертвым? Или ничего не писать?..»
За перепиской последовала встреча в начале 1971 года. «Это была душевная встреча, — писала затем Раиса Борисовна. — Это мгновенье, когда Бажан стоял по одну сторону закрытых дверей, а я с другой, и мы оба знали, что сейчас увидим друг друга, это мгновенье словами не передать. Это удивительное событие в нашей жизни — встреча через полстолетия, встреча, в основе которой самые благородные чувства товарищества, близости взглядов, понятий, всего того, что дала нам юность и что не разрушили такие несхожие судьбы».
Более семнадцати лет поэма шла к читателю. Лишь после смерти поэта она была напечатана в четырехтомном сборнике его произведений.

…И вот стою над черноротым рвом,
подавленный и согнутый стою,
не мыслью ощущая, а нутром
нас окружающую тень твою.
Там — ты, непокоренная Дебора.
Руины. Смрад. И пыльная пурга.
Ты — как земля, открытая для взора,
Ты так же беззащитна и нага.
Ты там, Дебора, в тишине покамест.
Свистки эсэсовцев. Овчарочья брехня.
Тебя над яром
Зачеркнули накрест
очередями рваного огня…
…Я горстку пыли взял, а может быть, твой прах
держу я бережно в протянутых руках?..
Семен КИПЕРМАН, Израиль
Фоторепродукции: Илья Гершберг
Отрывок из поэмы «Дебора» в переводе A. Парщикова