Профессор Каплан

Научная специализация Каплана достаточно узкая и редкая — он изучает историю еврейских общин позднего Средневековья и раннего Нового времени. В разное время профессор преподавал в университетах Европы, США, Латинской Америки. Помимо активной научной и преподавательской деятельности ученый является автором нескольких книг по истории, изданных на иврите, испанском и английском языках.
Мы встретились с Йосефом Капланом после одной из его лекций.

– Профессор Каплан, расскажите, пожалуйста, как ваши непростые по содержательному наполнению лекции воспринимают слушатели в Москве?
– Я второй раз выступаю в столице России и очень доволен тем, как меня здесь встречают. Возможно, я идеализирую слушателей, но мне кажется, на лекции приходит настоящая интеллигенция. Мне трудно представить, чтобы в воскресенье в каком-то другом городе собралось так много желающих послушать мой рассказ об изгнании Спинозы из общины Амстердама. А между тем воспринимать информацию непросто: я выступаю на иврите, со мной работает переводчик. Доклад занимает довольно много времени. Тем не менее люди вникают, задают вопросы, благодарят. То же самое и в студенческой среде: молодые люди достаточно хорошо освоили иврит, поэтому я не только читаю лекции, мы также вместе изучаем отдельные письменные источники. Мне очень нравится общаться с российской аудиторией, она внимательная, терпеливая и заинтересованная.
– Какие темы в этот раз вы освещаете для московских студентов?
– Я рассказываю об истории еврейских общин Средневековья и раннего Нового времени, трагической судьбе евреев Испании и Португалии, формировании и развитии крупной общины в Амстердаме. Звучит парадоксально, но, например, я считаю, что деятельность Мартина Лютера — возможно, возвращение христианства к иудаизму, к истокам. Вместе со слушателями мы рассуждаем об этом.
Сожалею, что не могу выступать по-русски, хотя мне так нравится этот язык! Он удивительно мелодичный. Помню с детства, как в семье родители, когда не хотели, чтобы я что-то понял, начинали говорить на русском языке…
– Откуда корни вашей семьи?
– Семейная история очень интересная. Мой отец Давид Каплан родом из Вильнюса. В 1924 году, спасая свою жизнь, он был вынужден бежать через Триест в Аргентину под чужим именем — Мойше Чехановский. У меня в архиве сохранены бумаги. Ему тогда было всего восемнадцать лет. В детстве он говорил на идише, потом стал изучать иврит. Отец рос в светской семье, но всю жизнь был настоящим убежденным сионистом. Он единственный из всего рода, кто уцелел; остальные близкие по его линии все погибли. Брат отца, который был военнопленным у немцев, пережил Вторую мировую вой­ну, после ее окончания уехал в Англию. Но, видимо, травма боли и страданий оказалась слишком тяжелой: он покончил жизнь самоубийством.
Моя мама Сара родом из Польши, из деревушки Мачев. Она росла в глубоко религиозной семье, глава которой, ее отец, был настоящим хасидом. Он приехал в Буэнос-Айрес в 1928 году, потом постепенно перевозил родных: сначала двух дочек в 1932-м, потом в ­1939-м — жену и еще двух девочек. Поэтому мамина семья спаслась. Мой отец, который к тому моменту служил в ­театральной труппе, жил в пансионе для эмигрантов. Там он познакомился с отцом мамы и, как гласит семейное предание, сначала влюбился именно в него — он был заворожен и очарован его знаниями, трудолюбием, преданностью семье. История чувств моих родителей в некотором роде напоминает ситуацию Ромео и Джульетты: для девушки из религиозной семьи брак с бедным актером был тогда почти невозможен. Но ситуация счастливо разрешилась, мама с папой поженились, и на свет в Буэнос-Айресе появился я как плод типичных еврейских историй XX века.
– Родители растили вас в соответствии с еврейской традицией?
– Скажу так: я вырос в настоящей еврейской семье. Обычаи соблюдали далеко не все, но в шабат мама всегда зажигала свечи. Папа выписывал две газеты на иврите и всегда был в курсе новостей. Мама тоже говорила на иврите, настроение в семье всегда было сионистским, так что я предполагал с детства, что могу оказаться в Израиле. Община Аргентины того времени была пестрой и секуляризированной, люди в ней состояли самые разные, встречались даже анархисты и коммунисты, поэтому о строгом следовании традиции говорить не приходилось. Это была очень живая община с динамичной яркой судьбой. Однако в ней царило глубокое уважение к еврейской культуре, многие евреи становились убежденными сионистами. Активно развивалась сеть еврейских организаций, образовательных учреждений.
Я каждый день ходил в две школы — утром в обычную, потом в еврейскую, участвовал в движении еврейской молодежи. Был даже период, когда я ежедневно утром накладывал тфилин, молился и старался соблюдать все предписания. Но спустя несколько месяцев понял, что это не совсем мое. В школе мы учили идиш, иврит, Тору, Танах, еврейскую историю. В 15 лет я завершил обучение в трехлетнем семинаре для преподавателей еврейских школ. Так что, не окончив обычную среднюю школу, я уже стал учителем с возможностью преподавать! После окончания школы я принял решение продолжать образование в Израиле и потом там остался.
– Как складывался ваш путь в науке? Что обусловило выбор тем, которыми вы занимаетесь?
– Я глубоко предан еврейству. Мне всегда хотелось проявить иудаизм в истории, если можно так сказать. Поэтому я решил двигаться в этом направлении, начал заниматься такими темами, как еврейские общины Европы позднего Средневековья и раннего Нового времени. Это настоящая сокровищница событий, информации, достижений в разных сферах науки, культуры, духовности. Мне очень интересны развитие и судьба испанских и португальских общин, история марранов, «новых христиан», события в еврейских кругах Амстердама. Этими темами я занимаюсь давно и глубоко. Сегодня те посылы, с которых я начинал, кажутся немного наивными. Я профессиональный историк, моя задача — объективно проследить все аспекты событий, без какой-либо апологетики. Я воспринимаю еврейскую историю как часть всемирной, поскольку евреи всегда жили в разных странах, испытывали воздействие других народов и культур и сами влияли на них.
Также я разрабатываю интересную тему, касающуюся роли семьи в средневековых сефардских общинах. Широким кругам не так много известно о том, как складывались в традиционном обществе семейные пары. В западных сефардских общинах было много богатых людей. В семейных вопросах чувствам воли не давали, о романтической любви и речи не было. Брак богатой наследницы и бедняка означал бы для семьи потерю состояния, любовь воспринималась как разрушительная сила. Поэтому решение о выборе жениха и невесты принималось родителями на основе разумного расчета, с учетом интересов всего клана, в том числе политических. Иногда бывали случаи, когда пятеро братьев женились на пяти сестрах из подходящей по статусу семьи.
Женщины находились в очень печальном положении, поскольку тогда жениться можно было, просто надев девушке на палец кольцо при двух свидетелях. При этом зачастую «невесты» в силу возраста и наивности даже не осознавали до конца, что происходило, было немало желающих злоупотребить доверием... А потом, соответственно, создать нормальную семью для них было делом крайне сложным. Только с течением времени стали приниматься в расчет чувства, женщина перестала быть объектом манипуляции и расчета.
– А кто ваши любимые истори­ческие герои Средневековья?
– Наверно, в еврейской среде это звучит не очень корректно, но могу сказать, что меня интересует судьба философа Баруха Спинозы. Это личность большого масштаба, интеллектуал, который не боялся высказывать свое мнение, очень много размышлял, анализировал, оставил интересные научные труды. Его судьба витиевата, за свои неортодоксальные взгляды он подвергся великому отлучению — херему, был изгнан из общины Амстердама. Тем не менее его личность не может не волновать меня как ученого, хотя многие считают его антигероем.
– Можно ли прочитать ваши работы на русском языке?
– В настоящий момент готовится к изданию одна из моих книг, перевод уже осуществлен, так что, надеюсь, в ближайшем будущем российские читатели смогут больше узнать о моих научных изысканиях.
Наталья ЛАЙДИНЕН, Россия
Мнение редакции
не всегда совпадает с мнением авторов