Случай в Кракове

Жил в Казимеже — еврейском ­районе Кракова — один еврей. И так ему не хотелось быть евреем, что и не передать. Правда, до крещения дело не дошло. В наши дни он стал бы реформистом, а в те просто жил, как придется, сменив имя, данное ему при обрезании, на более благозвучное — Зигмунд.
Под этим именем история его и запомнила. То есть в памяти веков он не удостоился остаться евреем, а вошел тем, кем хотел стать, странной личностью с крючковатым носом и еврейским замашками, но с польским именем.
И был этот Зигмунд — не босяк и не шлепер, а большой человек, управляющий всеми землями наследного принца. Приглянулась ему одна разбитная разведенка, еврейская, разумеется, на польке Зигмунд, при всей нелюбви к религии, все-таки жениться не хотел.
Сговорились они между собой, и Зигмунд отправился к раввину Кракова. У него даже сомнений не было, что дело будет решено быстро и вскоре он на законных основаниях поведет разведенку под высокий балдахин своей роскошной постели. Но не тут-то было, раввин ответил решительным отказом.
– Как? — выпучил глаза Зигмунд. — Почему?
– Да потому, — отрезал раввин, знававший еще деда Зигмунда, — что вы, уважаемый, ведете свой род от Аарона, брата Моше, учителя нашего. А значит, являетесь потомком священников, когенов, которым жениться на разведенной женщине еврейский закон не разрешает.
– Знаю я ваш закон, — грубо заявил Зигмунд. — Всю юность, лучшие годы над ним просидел. В нем на каждое «нет» есть двадцать пять оговорок. Вот и потрудитесь, любезнейший, отыскать одну из них и повести меня под хупу в самое ближайшее время.
– Увы, — развел руками раввин. — Как я могу разрешить то, что запретил сам Всевышний?
– А теперь ты меня послушай, — прошипел Зигмунд сквозь побелевшие от злости губы. — Ты, да, ты, лично совершишь обряд бракосочетания. И не далее, чем через два дня. Это я тебе говорю, Зигмунд.
Он круто вертанулся на каблуках и вышел из комнаты. Спустя час Зигмунд уже разговаривал с принцем.
– Что за ерунда такая? — удивился принц. — Ну не хочет человек быть священником. Почему же закон запрещает ему жениться на любимой женщине? Вот я, например, — принц приосанился, — должен стать королем Польши. Но ведь меня никто не заставляет принимать на себя бремя королевской короны. Могу и отказаться. И жениться тогда, на ком захочу!
Он шаловливо посмотрел на советников. На их лицах отразился неподдельный ужас. Еще бы, ведь вся их дальнейшая жизнь, карьера и благосостояние были связаны с будущим принца.
– Ладно, ладно, — усмехнулся принц. — Я пошутил. Но этот достойный человек, — он указал пальцем на Зигмунда, — несомненно, может самостоятельно решать свою судьбу, и никто не вправе стать между ним и любимой женщиной.
Принц подкрутил тоненькие усики и наморщил лоб.
– Пошлите Зигмунда к епископу, — приказал он секретарю. — Пусть его преосвященство встретится с раввином и найдет выход из положения. И пусть все будут довольны, — и принц королевским жестом завершил утреннюю аудиенцию.
Спор епископа с раввином продолжался целую ночь и закончился полным поражением его преосвященства. Епископ рассчитывал отыскать лазейку в виде какого-нибудь раввинского постановления и объявить его недействительным на территории вверенной ему епархии. Но, как назло, раввин все свои доводы подкреплял словами из Пятикнижия. Причем для пущей убедительности он показывал их в Библии, напечатанной на польском языке. Раввинское постановление епископ отменил бы с легкостью, но пойти против прямых слов Библии он не мог.
Когда принцу доложили о результате спора, он пришел в ярость.
– Знать ничего не желаю, — кровь бросилась ему в лицо, а правый усик задергался. — Завтра утром собрать всех евреев на главной площади Казимежа, того, кто не захочет ­прийти сам, гнать плетьми. Плети не помогут — пустить в ход копья и мечи. Свадьбу проведет лично раввин. Лично, и громким голосом, чтоб каждое слово было слышно на всю площадь. И пусть только попробует не согласиться, — лицо принца искривила столь отвратительная гримаса, что дальнейшие слова не понадобились.
Утром следующего дня все евреи Кракова стояли на центральной площади. Посредине, огороженный столбиками с натянутыми между ними пурпурными шнурами, возвышался свадебный балдахин — хупа.
Раввина привели под руки. Его ноги почти не касались земли: два дюжих солдата, крепко взяв старика под локотки, опустили его прямо перед счастливой парочкой.
– Послушайте, — быстро произнес раввин. — Принц гой, инородец, не ведает, что творит. Но вы же евреи, вы должны понимать, что идете на прямое нарушение законов Торы. Отмените свадьбу, прошу вас.
– Кончай болтать, старик, — пренебрежительно произнес Зигмунд. — Делай свое дело.
Раввин закрыл глаза и взмолился. Он просил доброго и всемогущего Б-га не допустить позора, не дать двум сумасбродам с помощью нечестивцев публично унизить Тору. Всевышнего Он просил о чуде. Просил яростно и страстно, хватая воздух пересохшим ртом.
И чудо произошло. С треском качнулась земля, и люди на площади завыли от ужаса. Раввин почувствовал, как почва уходит у него из-под ног, и отскочил. Зигмунд и невеста в белом платье тоже попытались броситься в сторону, но не успели. Прямо под ними разверзлась глубокая трещина, и парочка с дикими воплями упала вниз. Земля еще раз вздрогнула, и трещина затворилась.
На площади стало тихо. Солдаты усиленно крестились, а епископ, наблюдавший за церемонией с балкона ближайшего дома, рухнул на колени и застыл в молитве.
С тех пор прошло три века. Место на площади, где произошла эта трагедия, до сих пор огорожено забором. Польские экскурсоводы, водя гостей по еврейскому кварталу, обязательно останавливаются возле этого забора. Выслушав историю, туристы скептически усмехаются и спешат на осмотр других достопримечательностей Кракова. Но нет большей достопримечательности, чем место чуда, свершившегося на глазах у тысяч людей. Еще одного чуда, совершенного Всевышним для своего народа.
Яков ШЕХТЕР, Израиль