Нежное сердце старшины Евграфова
Когда мы еще не были вместе, а только хотели этого, прямо перед пятым курсом МЭИ Стахана отправляют в лагеря для прохождения военной службы. На два месяца. Прошло три дня, и он пишет: «Я здесь умру. Я уже в госпитале». На конверте обратный адрес: Хмельницкая обл., Старо-Константинов... Я приблизительно знаю, как туда добраться, — мои родители из тех мест. Уже почти собралась ехать спасать любимого, но получаю другое письмо. Все не так плохо. Оказалось, не привыкли мы, любимцы публики, вставать рано, вскакивать по команде «подъем» и «строиться», маршировать строем, «как дурак»... А вот в первый же день службы покататься от души на тренажерах и ткнуться в результате головой об землю — это пожалуйста. Нам нравится.
И результат увидел старшина Евграфов. Красавец в два метра и усах... у него была еще одна достопримечательность — его речь. Сказать, что он матерился, значит ничего не сказать. Это был не просто сплошной мат, а залихватский, образный... Без наикрепчайшего русского слова у этого хохла фраза просто не выговаривалась. Ну не складывалось предложение без мата, и все тут!
Итак, увидел это старшина Евграфов, сказал все, что думал и как умел, с полным набором, и наградил будущего офицера авиационного полка и будущего народного артиста России первым нарядом вне очереди. Чистить гальюн. На второй день — опять... Плюс пища. При нездоровой-то печени, как у всякого нормального студента, живущего в общежитии... Вот тебе и лазарет. Вот и письмо это.
Лежа в госпитале, «будущий» судорожно думал, что предпринять, чтобы выжить. Ответ приходит сам собой. Надо найти гитару. И петь. То есть делать то, что он умеет делать хорошо. Иначе — все. Кранты.
Сообщает об идее Евграфову. Тот сосредоточивается, думает о своем, приносит гитару и произносит нежно:
– Играй, мать-перемать твою разэдак.
В госпитале Стахан стал разучивать то, что растрогало даже старшину Евграфова: песни Булата Окуджавы «Ленька-король», «Дежурный по апрелю», «Последний троллейбус»...
И эти два метра в усах оказались такими чувствительными, такими нежными, что услышав песни Окуджавы, притихли, матюгнулись с восхищением и... оставили подольше лечиться — «мастерство отрабатывай, мать твою за ногу четыре раза через ухо».
А как Евграфов переживал от слов «и боль, что скворчонком стучала в виске, стихает, стихает»! Он плакал, он всхлипывал: «Ты даешь, Рахим... ты прям, того... ядреноть в глаз...»
И берег Стахана, как берегут любимую. Утром его НЕ БУДИЛ! В армии-то! А когда уже наступал день, нежно так постукивал по плечу:
– Рахим, может, пойдешь пожрешь?
«Рахим» отмахивался. Хотелось спать.
Тогда старшина Евграфов приносил что-нибудь из столовой и тихо ставил на тумбочку у кровати.
Искусство не только спасло Рахима, но и позволило ему пользоваться особым расположением всего начальства. Ему одному разрешалось питаться в офицерской столовой, днем ложиться на кровать, правда, не разбирая постели...
Там Стахан создал маленький ансамбль. И с ним гастролировал по всей Хмельницкой области. Встречали лучше, чем самых знаменитых артистов. Везде. И ждали постоянно. Особенно жены офицеров. И в частях был праздник: после концерта банкет... танцы... и вообще.
Всем хорошо.
Благодарные слушатели несли артистам еду — фрукты, корзины с яйцами, курицу... Искусство кормит!
...Так прошло два месяца.
Когда пришло время прощаться, старшина заплакал.
Бывает и у старшин Евграфовых нежное сердце.
Алла ИОШПЕ, Россия
Из книги Аллы Иошпе
«В городе белой вороны»
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!