Алеф № 1031,
Март 2013
Джо Брэдли, принцесса Анна и мы все

Я  ненормальная. Я убиваю время. Каждый день. Час за часом. Непонятно, сколько вообще осталось. И осталось ли?
Но диск уже лежит передо мной. Не тратя ни минуты на размышления, тут же нажимаю на пуск, и диск покорно отдается дисководу. Я не ищу оправдания своим поступкам, просто чувствую себя в этот момент прогульщицей. И прощаю себя. Вы тоже прощайте себя с легкостью. Больше не простит никто. Небесный суд обычно карает.
Ритуал — еще в пижаме, успев только выкурить первую сигарету и запить огромной чашкой кофе, я приступаю к просмотру. Это мой драйв, зарядка на целый день, эмоциональная батарейка, отыскать которую можно только на полке собственной души.
Опять и опять, но как будто впервые в нетерпении бьется сердце, и хотя финал известен, как собственная биография, кажется, что закончится чем-то иным. Я не буду вас интриговать: что же такое я все время смотрю? Дорогие мои, всего-навсего черно-белый фильм «Римские каникулы»*.
К счастью, его возраст не уподоблен нам, не узнающим себя в зеркале по утрам.
Грустные тетки — это ты и я?
Седые — разве это мы?
На пленке нет старости, осени, увядания. Там всегда изобильное лето с цветами, арбузами, ящиками с фруктами, купанием в фонтанах. Детским визгом, восторженным гулом Вечного города. Жару можно запить холодным кофе и заесть сливочным мороженым. Там вечно любят, танцуют, носят сандалии, платья с открытыми плечами, короткие стрижки, женщины и их кавалеры никогда не умрут — пока живы мы.
Я вижу эмблему A PARAMOUNT PICTURES в круге из 25 одинаковых звездочек, когда идут начальные титры: GREGORY PECK, AUDRY HEPBURN (одинаково крупным шрифтом), и улетаю из московского дождя (ненастья, снега, холода, мрака, природной тоски и неисполненных желаний) в итальянское экранное лето.
У меня нет крыльев, но я легко, будто ангел, перелетаю из одного пространства в другое, из старости в юность, из скуки и монотонности бытия, умудренности (жизнь била и бьет) в очарование прелестной иллюзии. Я продолжаю смотреть «Римские каникулы», зная наизусть все диалоги.
Тогда казалось, прошлое не наступит, всегда будет только сейчас, в наших сутках было сто часов. И они текли, как густой мед с ложки. Медленно. Один день — целая жизнь. Двадцать четыре часа — вечность.

…Тогда мы шли в уютный кинотеатр «Тридцать лет Комсомола», не зная, что нас ждет. Каникулы в Риме. Об этом и мечтать было невозможно. Сколько же раз мы смотрели этот фильм, покупая за двадцать копеек билет на утренний сеанс?
Плохо одетые школьницы, театралки, сочиняющие дурные стихи и такие же рассказы, сбегающие с уроков в кино, но именно они (мы) и именно в то время, не задумываясь, вложили свои ручонки в цыпках в уста Истины. Чистые души, отважные сердца! Киноромантики, фантазерки, мечтательницы в поисках впечатлений и прекрасных принцев. Это и было явлено во всем блеске фабрики грез.
После первого просмотра не было ни одной девочки, которая не хотела быть похожей на Одри Хепберн. А представление о мужской красоте и достоинстве олицетворял Грегори Пек, полюбившийся нам сразу после фильма «Снега Килиманджаро». Джо Брэдли — идеал 60-х — высокий, сильный, добрый. Герой, возлюбленный, избранник.
«Римские каникулы» — романтическая фантазия. Сентиментальная, чувственная и целомудренная. Не в эротическом плане, а как представление о добродетели и заповедях.
Сколько слез было пролито, особенно в последней части фильма, — море, мы просто умывались слезами. Эти крупные планы, глаза в глаза, улыбки обещания, прощания, невозможность повторения — магия возврата чувств с экрана в зал. Холодок в груди.
И не сентиментальность вызывает слезы при этом молчаливом диалоге. Наше сохраненное умение жить чувствами других, пронесенное через годы, отделяющие нас от фильма «Римские каникулы».
После всех многочисленных критиков кино, писавших о фильме, жанре, постановке, игре актеров, музыке, трудно утверждать свое, разрушая стереотипы. «Римские каникулы» часто ошибочно называют сказкой, подразумевая: мышка бежала, хвостиком махнула, тыква превратилась в карету etc. Но это не сказка. В жизни бывает все. (Работала же Диана Спенсер в детском саду.)
Принцесса уснула на улице, и ее привел к себе домой случайный мужчина. Абсолютно бескорыстно, не только не зная, кто она, но и зачем он это делает. Не оставил лежащей на парапете, не сдал полиции, не бросил на произвол судьбы, а взял за руку и как мог пристроил на ночлег. Добрый жест человека с тех пор, когда он перестал быть нормой, можно считать чудом. Но без фей и волшебных палочек. «Я всегда зависела от доброты первого встречного», — говорит Бланш Дюбуа, героиня пьесы «Трамвай “Желаниe”» Теннесси Уильямса.
Истории повторяются: вариаций много, сюжетов — всего двадцать девять. Мир играет весь этот джаз, даже если слышится хорал.
Сказка — не добрый жанр именно по заложенной в ней жестокости. В изначальном варианте «Золушки», когда туфелька не подошла мачехиной дочке, ей рубили пальчики. Находка для фильмов ужасов. Собственно, в «Четырех комнатах» Квентина Тарантино сказка и становилась былью. Тим Рот рубил пальчики. Единственное отличие — на руках.
Все фильмы о Риме (и о других городах) возбудили интерес к Италии, столь явный, страстный, неутолимый, как голод и жажда. Но именно с «Римских каникул» я полюбила Италию навсегда, как и американское кино.
«Кино — нечто большее, чем набор оптических иллюзий, кино — литература для глаз, такая же вечная, как и книжная. Я научился всегда слушать, что говорится, видеть то, что показывают» (Теодор Рошак. «Киномания»).
Когда смотришь на экран, перед тобой открывается неизвестный мир чужой жизни. Кино — не только впечатление, оно — познание.
Берсальеры? Кто такие? Почему бегут? Дуют в трубы по ходу движения? Зачем длинные перья на голове? Приходилось узнавать: хвост из перьев фазана предписывался для защиты солдат от сабельного удара. Сейчас парадная форма духового оркестра полка берсальеров. Можно увидеть в Риме.
Кто такой Шелли? Где прочесть? А в какой библиотеке можно найти? Точно помню, что томика стихов не было ни у кого. У кого есть Китс?
Английские романтики Перси Шелли и Джон Китс считали годы, проведенные в Италии, самыми счастливыми и навечно в них пребывают. Если спуститься по Испанской лестнице, помните, где Джо Брэдли «случайно» встречает принцессу Анну, то слева будет Музей Китса и Шелли. И похоронены они на Римском протестантском кладбище.
То, что я знаю этих поэтов, не имеет никакого отношения к филологическому факультету университета, который я окончила, сама не знаю для чего. А только к фильму «Римские каникулы», когда впервые услышала эти строки и запомнила:

Если бы я умерла
И вдруг услыхала твой голос,
Мое сердце в могиле сырой
От счастья бы точно забилось.
***
И тогда Ариадна
Со своего ложа восстала
Высоко-высоко в горах
На чистом белом снегу.
Китс или Шелли? Для фильма важно одно: звучание речи, даже во сне, на каменном ложе — она услышала его голос.
Я до сих пор не знаю, чьи именно это строки и о какой поэме идет речь. Хотя долго искала. Переводчик также остался неизвестным. Насколько важно оказалось это знание нам, сидящим в темном зале, а не в светлом библиотечном, показало время — пригодилось все.
Уроки стиля и моды. В своей детской и юношеской бедности мы были далеки даже от представлений о хорошей одежде.
Нас интересовали совсем другие, более важные вещи.
Как держится корона на голове?
Упавшая туфелька шелковая или атласная? Почему она тесна?
Ночная рубашка с розочками очень противная?
Как научиться улыбаться одними глазами? Светиться? Озарять все своим присутствием?
Так одеваться. Завязывать косынку на шее, носить широкий пояс и расклешенную юбку с тайными карманами.
Образец для подражания. Все, кроме парадных туалетов, со временем было скопировано. Только из штапеля и ситца. И носилось с шиком.
А вот наша встреча с Юбером Живанши не состоялась никогда. И это справедливо! Одри Хепберн была той женщиной и той актрисой, для которой создаются модели, а мы — нет!
Режиссер Уильям Уайлер снял черно-белый Рим 1953 года почти так же, как и итальянцы, — с чувством восхищения. Roma Aetema.
Красота во всем и часто, кажется, из ничего — пряди, цветка, тени. Она в памяти, крови, в руках, в хрусталике. ­Итальянцы — гении красоты. И общения.
Продавцы босоножек и цветов — полноценные участники римских торговых улиц. Они, конечно, хотят продать свой товар, но в их поведении много симпатии, предрасположенности к человеку, дружелюбия. Подаренная гвоздика на счастье. Мороженщик, возвращающий сдачу.
Обыкновенные вещи имеют много подтекстов. Они подаются щедро, как презент от шеф-повара в итальянских ресторанах. Их можно трактовать в любой последовательности. В фильме нет пустот, второстепенные и эпизодические роли сыграны столь ярко, что забыть даже мелькнувшее на секунду лицо невозможно. Моментальный уличный портрет.
Парикмахер Марио Делани — мас­тер, художник, творец. Он волнуется, отрезая длинные роскошные волосы. Переживает, даже утирает пот. Ему не все равно, как будет выглядеть его клиентка. Он ведь не знает, что она принцесса, просто делает свое дело хорошо. И все! Детали придают достоверность всему происходящему. Торопящийся к своим трем орущим bambini таксист, нервно вопрошающий: dove andiamo? — куда ехать? Куда ехать? Хозяин квартиры с ружьем, охраняющий спящую принцессу со всей ответственностью данного ему поручения.
Фотограф Ирвин Радович — фанат, помните его фразу во время драки на танцплощадке на Тибре: «Ударьте его еще раз, Смитти», запечатлеть, схватить, сделать кадр. Но это еще не модный фотограф у Микеланджело Антониони в «Фотоувеличении», который вьется вокруг героини, щелкая затвором. В «Римских каникулах» еще существует дистанция между ним и объектом. Еще не забыты совесть, мужское великодушие. Подаренные, а не проданные фотографии.
До Тацио Секкьяроли, Федерико Феллини, Марчелло Мастроянни и «Сладкой жизни» ему осталось дожить совсем немного. И мы уже хорошо будем знать, кто такие Paparazzi. И что они могут…
С точки зрения журналистики, профессии довольно деликатной, но утратившей это качество с космической быстротой, превратившись во вторую древнейшую, герой Грегори Пека безупречен. Доводилось читать много высказываний профессиональных авторов, показавшихся мне удивительными: «не лишенный самодовольства репортер Джо Брэдли из США», «циничный корреспондент American News», «пройдоха Брэдли».
Очнитесь, господа, посмотрите еще раз, как он задает вопросы, как слушает ответы, как строит свой материал, который должен избавить его от унизительной кабалы, от комнатенки, которую принцесса посчитала кабиной лифта, от бесконечного дешевого вина. Конечно, Джо Брэдли блефует, ему выпал шанс изменить жизнь, но ему и в карты не везет. Все надоело до черта за три года работы в газете: мистер Хеннесси, журналистская поденщина, постоянные долги. Невыносимая легкость бытия. Он готов на все. Но, как выясняется в дальнейшем, не любой ценой. Сейчас я не могу назвать ни одного известного мне журналиста, который не продал бы такой материал. Сама, наверное, тоже не удержалась бы. Фильм — внятное послание: не все продается. Не все забывается. Настоящая любовь всегда достается избранным.
И наконец, принцесса Анна — как это ни смешно звучит — понимает свой профессиональный долг «в области общественных отношений». Скорее всего, это ее первое постижение власти, которой она наделена от рождения, чтобы от желаемого и желанного отказаться, всегда нужно себя сломать.
Палаццо Лоренцо Барберини (я думаю, рассматривая знаменитую решетку, что именно здесь снимали, хотя, конечно, могу и ошибаться) — колонны, живопись, гобелены… Невероятный по красоте и акустике зал, где и проходит пресс-конференция, возвращает к реальности. Дворец и каморка на Виа Маргутта, 51. Девы, картуши, пальметты, чрезмерная роскошь барокко — перед сном и облезлый бак для нагревания воды — при пробуждении. Даже потолки из двух миров.
Статусное платье из кружевной тафты и жемчужные украшения — все приближает историю к неизбежному концу расставания. Поношенный костюм и шикарное дизайнерское изделие. Шляпка в форме закрученной раковины.
Единственная наследница престола и один из многих. Принцесса и подданный. Ее королевское высочество и обыкновенный смертный. Европа и Америка. Масштаб расстояния огромен, дистанция непреодолима — слова не нужны, они не могут сказать больше, чем мы видим.
Финал картины не оставляет надежд. Проход Джо Брэдли по дворцовому залу равен пустынному одиночеству заблудившегося странника.
Это конец. Еще до того момента, когда появится надпись The end.
…Когда Одри Хепберн умерла, Грегори Пек на вечере памяти читал ее любимое стихотворение Unending Love («Вечная любовь») Рабиндраната Тагора.

Горько плачем,
страдая от наших разлук,
И стыдимся, чуть встретимся вновь.
Все как прежде, —
лишь в новое платье должна
Облекаться былая любовь.

Мы тоже плачем. Слишком много утрат, слишком много невозвратных потерь.
И уже понимаем, что не мы убиваем время, а время убивает нас.
Но пока мы живы, в Вечном городе вечные каникулы.
София ВИШНЕВСКАЯ, Россия
______
PS. В Риме организована экскурсия на русском языке по адресам и местам фильма «Римские каникулы». Записываться нужно заранее. Желающих слишком много. Ходить по этим местам для меня все равно, что ходить на кладбище. Фильм — лучшее пристанище. Там все живые. С.В.
*Римские каникулы (Roman Holiday), Парамаунт, США. Мировая премьера состоялась в августе 1953 года. Режиссер Уильям Уайлер. Премии: три «Оскара» — за главную женскую роль (Одри Хепберн), сюжет (Далтон Трамбо), костюмы (Эдит Хед).