Прогулки по «русскому» Талмуду

О приходе Элиягу говорится в книге пророка Малахи, текстом которого завершается Невиим — книга пророков, вторая книга Писания. А текст с Элиягу — завершающие строки Малахи и, соответственно, Невиим, сильный поэтический текст:
Вот я посылаю к вам Элиягу-пророка перед наступлением Дня Господня, великого и страшного.
И возвратит он сердце отцов к сыновьям и сердце сыновей к отцам их, дабы не пришел я и не поразил землю истреблением.
Вот я посылаю к вам Элиягу-пророка перед наступлением Дня Господня, великого и страшного.
(Мал 23–24)
Сердца отцов и детей открываются друг другу, а в более широком плане сердца людей вообще открываются друг другу, тайное становится явным, льды ожесточения плавятся раскаянием. Кроме сердец всяческих фараонов, которые только ожесточатся, но речь не о них. Все это происходит непосредственно перед приходом Мошиаха. Понятно, что «перед наступлением Дня Господня, великого и страшного» все тяжбы должны быть разрешены, все дела улажены. Если не по велению сердца, то исходя из здравого смысла: во избежание больших неприятностей.
«Пока не придет Элиягу» — какие русские эквиваленты прежде всего приходят на ум? «Когда рак свистнет», «До морковкина заговения», «До второго пришествия» и, как там у Уэллса, «Когда спящий проснется» — то есть никогда. Иронические поговорки. Несмотря на кажущееся сходство, они не соответствуют талмудическому оператору ни по духу, ни содержательно.
В контексте Талмуда смысл этого выражения состоит в том, что в ситуации, когда нет информации, позволяющей справедливо разрешить тяжбу, решение следует отложить на неопределенное время, но это вовсе не означает, что тяжба никогда не будет разрешена.
«Неопределенное время» не равноценно здесь «никогда». Со временем могут проясниться важные обстоятельства, стороны могут прийти к соглашению, бывает — редко, но бывает, — что и злодеи раскаиваются, и, что чрезвычайно важно, дело откладывается таким образом, что интересы посягающего на чужое имущество оказываются ущемлены: он не только не получает чужое, но и теряет свое. Так что лучше уж ему, не дожидаясь прихода Элиягу, пойти на попятную. Как это практически работает, можно узнать, заглянув в предыдущий номер «Алефа».
Обратите внимание на разную, более того, контрастную стилистику пророческого текста и апеллирующего к этому тексту Талмуда. С одной стороны, грозная апокалиптическая поэзия, с другой — суховатая юридическая формула. Ну так иудаизм — он весь такой: иное дело Тора, иное — Талмуд, иное — каббала, иное — хасидские рассказы. Совершенно разные риторики. Да, впрочем, и внутри Торы, и внутри Талмуда — разные. Человек, живущий в мире иудаизма, в мире его текстов, воспринимает это как нечто само собой разумеющееся. Ну а если он при этом обладает художественной чувствительностью и литературным вкусом, что, в общем, необязательно, то получает от этого контрастного многообразия еще и эстетическое удовольствие.
Михаил ГОРЕЛИК, Россия