Смех и слезы. Юмор и сатира

Юмор — непременная черта евреев, следствие и реакция на многовековые страдания народа. Саша Черный — это Александр Гликберг (1880–1932). О нем я писал более или менее подробно в одном из номеров «Алефа», повторяться не буду. Скажу лишь, что Саша Черный к первому изданию своих «Сатир» (СПб., 1910) поставил афоризм Сенеки: «Избежать всего нельзя, но можно презирать все это».
Обращаясь к коту в «Ночных ламентациях», Саша Черный предупреждал:

Никогда у лукоморья
Не кружись, толстяк, вкруг дуба, —
Эти сказки и баллады
До добра не доведут...
Вдруг очнешься: глушь и холод,
Цепь на шее все короче,
И вокруг кольцом собаки...
Чуть споткнешься — и капут.

Но значительно раньше, чем Саша Черный, вступил на литературный путь Петр Исаевич Вейнберг (1831–1908). Он известен своей гражданской лирикой, но не был чужд и другим жанрам, к примеру, выпустил сборник «Юмористические стихотворения Гейне из Тамбова» (1863). Одно из стихотворений — «Взгляд на природу» — было запрещено цензурой. Даргомыжский написал музыку на стихи Вейнберга «Он был титулярный советник, / Она — генеральская дочь...»
В царские времена королем смеха был Шолом-Алейхем (1859–1916). Герой одного его рассказа откровенничал: «Вы говорите “заботы”, “неприятности”? Все у вас называется “заботой”! Мне кажется, с тех пор, как Б-г создал мир, и с тех пор, как существует еврейский народ, таких забот и неприятностей никто и во сне не видел?.. И, скажу я вам, нет на свете ничего лучше и спокойнее, чем быть бедняком: никаких тебе забот, понимаете ли, ни платежей, ни одолжений, ни беготни, ни суеты!»
Увы, сегодня никто не хочет быть бедняком: все хотят зарабатывать, а некоторые делают комбинации из «бумажек», как говорил Шолом-Алейхем, чтобы увеличивать количество «бумажек». Именно «люди воздуха», как определял Шолом-Алейхем, и создают финансовые кризисы. «Мне хорошо — я сирота...» — это уже мальчик Мотл.
О Шолом-Алейхеме известно много, но были в старое давнее время и другие авторы, ныне основательно забытые. К примеру, Лоло. Его настоящее имя — Леон Гершкович Мунштейн (1866–1947). Поэт-фельетонист, драматург, переводчик. В написанной им оперетке «Екатерина Вторая» одному из фаворитов императрицы были посвящены куплеты: «Пусть носит он носки Петра, / Пусть носит парики Петра, / Но скипетра, но скипетра / Ему не увидать».
Активным сотрудником популярного «Сатирикона» был Осип Дымов (точнее, Иосиф Исидорович Перельман, 1878–1959). Дымов написал много и разного, а вот Муни (Самуил Викторович Киссин, 1885–1916) написал мало, хотя проектов, замыслов, планов было множество. Он начинал их воплощать, но почти никогда не заканчивал. Шутя над собой, говорил, что у него, как у Козьмы Пруткова, главные произведения хранятся в кожаном портфеле с надписью «Из неоконченного».
Еще одна любопытная фигура — Петр Моисеевич Пильский (1879–1941), критик и прозаик, неистовый фельетонист. По воспоминаниям современников, Пильский больше всего на свете любил авансы. Обедал в лучших ресторанах Петербурга, никогда не платил, выдавая себя за македонского террориста, у которого в кармане бомба, или за секретаря Григория Распутина. После революции писал антисоветские статьи, был арестован, эмигрировал в Ригу. Выпустил книгу «Гримасы кисти и пера. Сборник русских юмористов».
Осип Львович Оредер (1879–1942), писавший под псевдонимом О.Л. Д’Ор. Сатириконовец. Создал сатирический цикл «Автобиографии великих, малых и крошечных писателей».
Вот начало одной из автобиографий — Александра Блока: «К стыду моему я должен признаться, что кончил университет. Вообще мне сильно не повезло в жизни. Из гимназии меня не выгоняли. На улице не ночевал. Никогда не знал сладости голода и холода. В участке меня тоже никогда не били, хотя я принадлежу к одной очень опасной партии — к партии «П. Д.», то есть «Прекрасной Дамы»...»
Следует отметить, что перу Оредера принадлежит «История России, обработанная “Сатириконом”». Вот пассажик о Борисе Годунове: «Борис велел созвать бояр. Бояре пришли. Борис вышел и обратился к ним белыми стихами: «Достиг я высшей власти...» Бояре переглянулись. Послышался шепот: «У Пушкина украл! У Пушкина украл!» Борис сделал вид, что ничего не слышит, и продолжал: «Седьмой уж год я царствую...»
Еще одно имя — Ефим Давидович Зозуля (1891–1941). Прозаик,
фельетонист. Сотрудник «Нового Сатирикона». Затем активно работал в советской печати. Погиб на фронте. Вырванная фраза из одного рассказа: «Я зарабатываю немало, но почему-то часто выходит так, что денег нет».
Дореволюционный и советский автор — А. Д`Актиль (Анатолий Адольфович Френкель, 1890–1932). Начал печататься в «Новом Сатириконе», после Октября — в журналах «Мухомор», «Заноза», «Смехач»... Прославился песней «Марш Буденного» («Мы красная кавалерия...»). Но, на мой взгляд, лучшие его песни — это «Тайна» («У меня есть сердце, а у сердца песня, / А у песни тайна. / Тайна эта — ты!») и «Пароход» (в блестящем исполнении Леонида Утесова): «Ах, не солгали предчувствия мне, / Да, мне глаза не солгали — / Лебедем белым скользя по волне, / Плавно навстречу идет пароход!»

Не на лирическом пароходе, а на настоящем отплыла из России в 1920 году Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая, 1872–1952), не принявшая революцию. Была постоянной фельетонисткой «Биржевых новостей» и «Русского слова». Как пел Вертинский ариеттку на слова Тэффи:
К мысу ли радости, к скалам печали ли,
К островам ли сиреневых птиц,
Все равно, где бы мы ни причалили,
Не поднять нам усталых ресниц...

Тэффи причалила во Францию, но слава ее осталась в России. Ее читали, ею восхищались. Когда при составлении юбилейного сборника царствования дома Романовых почтительно осведомились у царя, кого из современных русских писателей он желал бы видеть помещенным в нем, царь решительно сказал: «Тэффи! Только ее, никого, кроме нее, не надо. Одну Тэффи!»
Из рассказа Тэффи «Отпуск»: «Потом сели обедать. Ели серьезно и долго. Говорили о какой-то курице, которую где-то ели с какими-то грибами. Иван Петрович злился. Изредка пытался заводить разговор о театре, литературе, городских новостях. Ему отвечали вскользь и снова возвращались к знакомой курице...»
Творческую манеру, стиль ее письма никогда не спутаешь ни с кем, это удивительное сопряжение серьезного и комического, трагедии и анекдота. В эмиграции Тэффи продолжала активно и успешно писать. Как отметил Зощенко, она владела тайной смеющихся слов, с нею она и покинула этот белый свет.
Ну и, наконец, еще одна дореволюционная и эмигрантская знаменитость — Дон-Аминадо. Если отбросить псевдоним, то Аминад Петрович Шполянский, а по-еврейски истинно — Аминодав Пейсахович. Поэт, прозаик, иронист чистой воды. Родился в 1888 году в Елизаветграде, а умер в 1957 году. Блистательные юморески, пародии, фельетоны. Продолжал традицию русского юмора с его состраданием к маленькому человеку. Как отмечали современники, в стихах Дон-Аминадо был лиричен, а проза его напоминала удары рапиры. Сатирик в Дон-Аминадо был сильнее юмориста, однако за тем и другим скрывался тонкий и грустный лирик. Вот «Утешительный романс»:
Что жалеть? О чем жалеть?
Огонек горит, мигая...
Надо все преодолеть.
Даже возраст, дорогая!
Что есть годы? Что число?
Что связать нас может сроком?
Лишь бы только нас несло
Нескончаемым потоком.
Сколько раз свои сердца
Не спасая от контузий,
Мы шатались без конца
По республикам иллюзий!
Сколько тягостных колец
Все затягивалось туже!
Так уж худо, что конец.
А глядишь… назавтра — хуже.

Или вот коротенькое: «Жили. Были. Ели. Пели. / Воду в ступе толокли. / Вкруг да около ходили. / Мимо славного прошли».
А еще Дон-Аминадо был тонким и разящим пародистом. И еще одна грань дарования Дон-Аминадо: он — афорист, и его справедливо называли новым Козьмой Прутковым. Блистательных фраз-суждений множество, выбрать лучшие трудно. Вот несколько навскидку.
• Будьте милосердны не только к домашним животным, но и к домашним вообще.
• Волосы, как друзья: седеют и редеют.
• Нет ничего труднее, как выйти в люди и остаться человеком.
• Чем пьедестал выше, тем угол падения больше.
• Для того, чтобы не сделать ни одного ложного шага, надо все время топтаться на месте.
• В каждом булыжнике дремлют искры, надо только уметь их высечь.
О, Дон-Аминадо умел высекать искры! Ну а нам только остается высекать искры воспоминаний и предстоит вспомнить советский период, где были не только пятилетки, труд и террор, но и пробивавшийся сквозь асфальт юмор и высовывавшаяся из-за угла сатира. Но об этом — в следующий раз.
Ведущий рубрики
Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия