«С великой любовью»

Полный Малый зал Дома литераторов — ЦДЛ — вечер поэта Александра Ревича. Он будет сегодня читать свои переводы д’Обинье. Знаю об этой книге уже давно, почти с самого начала работы над ней, от самого Ревича, и с нетерпением жду вечера. Александр Михайлович рассказывает об этой работе, о том, как за долгие годы поэзия классика повлияла на него самого, он сравнивает этого поэта с Данте, говорит, что даже почерк его собственный, угловатый прежде, после завершения перевода изменился, стал округлым, похожим на почерк самого д’Обинье. Мистика какая-то! Столько интересных признаний одно за другим.
Вот, например, никак не давалось переводчику предисловие к этой книге, а надо было сдавать рукопись. Издательство торопило, и он вдруг понял, как сделать предисловие: написать венок сонетов! И Александр Михайлович читает этот венок. Он называется «От переводчика “Трагических поэм” Агриппы д’Обинье». Зал был загипнотизирован этими строфами. Не знаю, есть ли что-то подобное в литературе! Это не предисловие! Это удивительная настройка Мастером души читателя для погружения в книгу, в эпоху, в историю…
Откуда-то из глубины веков,
Из бездны сна, неведомо откуда
Врывается в сознанье звон клинков,
Предсмертный страх вплывает из-под спуда.

И вдруг стирается расстояние в пять веков, потому что, очевидно, без собственного трагического опыта поэт не смог бы донести до современного читателя дух «Трагических поэм».
В июне 1941-го девятнадцатилетний Алик Ревич после военного пограничного училища попал сразу на фронт под Одессу в девятый кавалерийский корпус. На реке Прут у станции Березовка приказ командования кавалеристам — атаковать немецкие танки!.. А дальше… Пусть скажет сам Ревич, как было потом на допросе уже у своих: «…Ну и что же? Сорвался прорыв? – Не знаю. – Как же вы, лейтенант, в плен угодили?.. – Очнулся, когда уже был окружен мотоциклистами. – Но ведь вы не были ранены? – Нет. Только расшибся, когда убило коня. – Почему вы не застрелились?..»
Так берегли свои своих!
Побег из плена – Особый отдел – трибунал – штрафбат – ранение – возвращение в строй…
Жизнь не берегла Ревича, но жизнь и судьба — не одно и то же! Судьба вела его, будто кто-то знал его предназначение и что ему предстоит совершить. Можно степенно вести статистику, сколько им написано, сколько переведено, сколько им, профессором Литинститута, выращено учеников, а можно, не боясь красивых и громких слов, сказать, что один его перевод д’Обинье — поэтический подвиг.
Так мне повезло знать этого человека несколько десятилетий, так повезло слышать, как он зовет тебя не по имени, а по-отцовски — «мальчик», так повезло работать под его председательством пятнадцать лет в приемной комиссии Союза писателей, куда он сам тебя и пригласил, так повезло слышать от него дружеские суровые отзывы о своих работах, так повезло, что можно поздравить его с праздником Победы… так повезло, что он пишет тебе на новой книге: «Дорогому Мише Садовскому, Ритулечке и их светлому семейству с великой любовью. Алик Ревич 17.09.2011».
Господи! Перебираю книжки и понимаю, что уже больше не добавят мне книг на эту «автографную» полку ни Николай Панченко, ни Александр Балин, ни Нина Блосинская, ни Евгений Винокуров, ни Александр Межиров, ни Илья Френкель, ни Марк Лисянский, ни Борис Слуцкий, ни Игорь Ринк, ни…
А Александру Михайловичу — 90! И он пишет, пишет, пишет, не уставая и не переставая. «Отписывается» за те годы, когда не мог свободно сказать то, что сегодня в его книгах, когда многие талантливые поэты, как и он сам, вынуждены были уйти в переводчики, а свои стихи складывали в стол, и выходили они в свет редко-редко и не все, а лишь те, что «пропустили».
И снова один сонет из венка сонетов — предисловия книги д’Обинье.

Доносятся тревожной меди зовы,
Взывают гулкие колокола.
Чей это праздник и кому хвала?
Кому здесь плаха и топор готовы?

Вы говорите: даль веков. Да что вы!
Для вечности такая даль мала.
Ведь кровь — она такая ж, как была,
Обиды и страдания не новы.

Меж будущим и прошлым я живу,
Мне самому явились наяву
Огонь и меч, два отпрыска гордыни,

Как истина, что всякий век таков.
Уснуть бы, но в ночной тиши поныне
Доносится чугунный шаг подков.

Хочется цитировать дальше и дальше… но…
Вечность имеет протяженность в обе стороны, и надо беречь не только прошлое, но и будущее.
Михаил САДОВСКИЙ, США

* * * *

P.S.

От редакции

24 октября 2012 года не стало Александра Ревича. Поэт, переводчик скончался на 91-ом году жизни в Москве. «В последнее время Александр Михайлович лежал в больнице», - сообщил секретарь Союза писателей России. Среди работ Ревича - значимые имена мировой литературы. С французского он переводил произведения Малларме, Рембо, Верлена, книги Гюго и Нерваля, с немецкого - Гете и Гейне, с итальянского - Петрарку. Издал несколько сборников собственных стихотворений. Александр Михайлович Ревич родился в 1921 году в Ростове-на-Дону. Участвовал в Великой Отечественной войне. В 1951 году окончил Литературный институт имени Горького, где с 1994 года начал преподавать.

**

Умер Александр Михайлович Ревич - человек героический в самом прямом значении этого слова! Все беды и тяготы страны были так же и страницами его биографии, во все ее победы и достижения он вложил свои силы, свою душу и кровь! Друзья и близкие ему люди звали его всю жизнь Алик, даже когда он ушел далеко от юношеского возраста и не дотянул всего несколько дней до 91 года!

Жаль, что мы не успели передать ему наш журнал за октябрь месяц со статьей о нем, очень жаль... а он работал до последней минуты: писал, писал и публиковал. Его последняя поэма об Александре Галиче вышла в одном из осенних номеров журнала «Дружба народов». Ученики, студенты Литинститута во время долгой болезни Александра Михайловича посещали его, своего профессора, не только чтобы навестить, но показать свои работы - переводы и стихи, и выслушать бесценные замечания мэтра.

Да, он был мэтром простым, доступным, бескомпромиссным в искусстве и снисходительным и понимающим мудрецом в жизни. Он умел любить и быть другом. Тесная от книг и людей квартира Ревича, в которой всегда радостно встречали гостей сам хозяин Алик (Александр Михайлович) и его чудесная жена Мурочка (Мария Исааковна), была местом, где всегда можно было отгореть душу, поделиться печалью и радостью и получить добрый мудрый совет.

Ревич прошел войну, которая «наградила» его такими испытаниями, как вражеский плен, из которого он смог бежать, штрафбат, из которого он вырвался после тяжелого ранения, вернул себе офицерское звание и возможность снова быть в строю, заслужить ордена и медали. И в мирной жизни Алик Ревич был героем - трудно по другому оценить его фундаментальный полный перевод «Трагических поэм» поэта Агриппы Д’Обинье. Этот солидный фолиант вышел в свет в1996 году и отмечен Государственной премией РФ.

Закон жизни неумолим, но и закон памяти тоже: хранить все лучшее, что подарила судьба... а с самим Александром Ревичем можно много и радостно общаться, взяв в руки книги его оригинальных стихов и переводов.

Те, кто знал его, никогда не забудут, те, кто прочтут его, тоже запомнят навсегда!..

Михаил Садовский

**

Алику Ревичу

Листья нас не замечали,

Отрывались и летели.

Вы ушли - так горько, Алик,

Попрощаться не успели!

 

Ворошил листву с улыбкой

Продувной залетный ветер,

Возмущался ворох зыбкий,

Что он с Вами день не встретил.

 

А потом листва слежится,

Станет твердой, станет прахом.

Строчка ветра не боится,

Строчка вечна, строчка - плаха.

 

От забвенья до бессмертья

Сколько дней: столетья малость,

Место каждому на свете,

От кого строка осталась.

 

Грусть бывает неземная,

Да и шар земной не вечен...

Ворох памяти за нами:

Ваши строчки, имя, вечер...

Михаил Садовский