Шнитке. И этим сказано все

Иногда мне кажется, что я — литературный авантюрист: замахнулся — и на кого? — на Альфреда Шнитке! И вот замахнулся: захотелось хотя бы издали приблизиться к музыкальному гению.
Собирал по нитке: факты о судьбе, несравненный Шнитке, лунный след в воде. Действительно, не солнечный Прокофьев, а именно лунный Шнитке. Весь переливающийся. Мерцающий, зыбкий. Между жизнью и смертью. Перешедший грань. И ушедший в вечность...
Пришлось копать и начитывать. Вот только несколько заголовков: «Последний гений железного века», «Композитор судьбы», «По ту сторону отчаяния», «Прорыв во вселенную», «Шнитке пушкинской простоты», «Ушел в бессмертие»...
Альфред Гарриевич Шнитке родился 24 ноября 1934 года в Энгельсе, в центре бывшей республики немцев Поволжья, в захолустном городке, состоящем из неказистых домов, заборов и сараев. Отец — еврей, приехавший из Германии, мать — немка. С младенчества Альфред был двуязычным, приобщенным родителями к трем культурам — русской, немецкой и еврейской. Кем он ощущал себя сам? В детстве его дразнили и за его еврейский нос, и за немецкую фамилию, ну а имя Альфред, сами понимаете, вызывало недоумение.
Уже будучи взрослым, на вопрос, кто же он, отвечал примерно так: «Полунемец, полуеврей, родина которого — Россия». Режиссер Мацкявичюс вспоминает, что однажды в разговоре с ним Шнитке откровенно признался в том, что на нем лежат три проклятия: «Во-первых, я еврей, во-вторых, немец. Представляете, что во время войны могло быть страшнее: быть немцем и быть евреем? Я ощутил на себе эту двойную проклятость. Но после войны я поехал в Польшу, там я понял, что на мне — три проклятия: я — немец, я — еврей и я — из Советского Союза. На том и успокоился...»
Немцев Поволжья советская власть в годы войны выслала в места отдаленные — в Сибирь и Казахстан. Семье Шнитке повезло: их не тронули, а их родственников депортировали. Не выслали потому, что отец Шнитке оказался нужен. И позднее в качестве военного переводчика был отправлен с семьей в Вену. Два года, проведенные Шнитке в Вене, в городе исторически музыкальном, оказались для Альфреда весьма благотворными.
Тут следует отметить, что в роду Альфреда Шнитке не было музыкантов, родители занимались только языками. Впервые, по признанию Шнитке, он начал слушать музыку в 12 лет, до этого она совершенно его не интересовала. И вдруг зазвучала, и не могла не зазвучать: Вена, где жили и творили Гайдн, Моцарт, Бетховен, Шуберт, три Штрауса, Малер, Шенберг, вся Вена насквозь пронизана музыкой, и немудрено, что юный Шнитке потянулся к ней. Но одно дело — исполнять чужую музыку, другое — сочинять свою. И Альфред начал импровизировать первые, естественно, примитивные, наивные вещи, что-то вроде концерта для аккордеона с оркестром, поскольку аккордеон был единственным инструментом начинающего композитора. Сочинять музыку оказалось притягательным, Шнитке стал брать первые музыкальные уроки.
Дальше — Московская консерватория, которую Шнитке окончил в 1958 году, затем — аспирантура по классу сочинения, преподавание в консерватории. И профессиональный композитор оказался на вольных хлебах, а точнее, на вольных нотах, композитор остродраматургического типа, мало похожий на других. А раз так, то все прелести гонений в советские времена: не выпускали на премьерные выступления его произведений на Западе, да и в Советском Союзе частенько запрещали исполнение его произведений. Так, однажды Гидон Кремер получил из Риги от директора филармонии телеграмму, где черным по белому было написано: «Шнитке нам не подходит, играйте Бетховена!» Неприятие творчества Шнитке Союзом композиторов сильно подорвало его здоровье. Но удары судьбы он переносил стоически и никогда вслух не ругал своих гонителей.
В одном из интервью по поводу несправедливого отношения к нему чиновников от музыки Шнитке сказал: «Что же я буду на них обижаться? Жизнь всегда складывается не идеально, и к этому надо спокойно относиться. Надо привыкнуть и к тому, что все человеческие проблемы никогда не будут решены. Оглядываясь назад, я ни о чем не жалею. В какой-то момент, когда стало особенно тяжело, я ушел в кинематограф. В кино я мог погибнуть как серьезный музыкант, но, слава Б-гу, им остался. Работа и общение с Ларисой Шепитько, Элемом Климовым, Александром Миттой очень помогли мне. Сочиняя музыку к фильмам, я часто сочинял ее в стиле предыдущих эпох. Это обогащает: таким образом я приспособился работать...»
И действительно, Шнитке писал для кинематографа разную и, конечно, замечательную музыку (Шнитке и в кино Шнитке!) Достаточно вспомнить такие фильмы, как «Агония», «Шестое июля», «Вызываем огонь на себя», «Белый пароход», «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», «Экипаж», «Маленькие трагедии», «Спорт, спорт, спорт». При этом Шнитке не чурался ни мультипликации, ни документалистики. В дальнейшем удачно сочиненные мелодии композитор использовал и развивал в своих серьезных сочинениях. Ничто не пропадало, все работало на госпожу Музыку.
Примечательно, что к 70-летию Шнитке Московский ансамбль современной музыки дал раритетный концерт из произведений композитора под названием «Шнитке серьезный и не очень». Но все же основное творчество Шнитке — серьезное, даже очень. Пять симфоний, четыре концерта для скрипки с оркестром, а также сочинения для гобоя и арфы, фортепьяно, альта, виолончели, серенады для пяти музыкантов, жизнеописание для ударных инструментов, три балета: «Лабиринты» (1971), «Эскизы» (1985) и «Пер Гюнт» (1987). А еще вокальные и хоровые сюиты на стихи Марины Цветаевой, «История доктора Иоганна Фауста» (1983). Собственно, Шнитке начался со Второго скрипичного концерта, в котором бушевали вечные темы: страдание, предательство, преодоление смерти...
В своем творчестве Шнитке предстал как художник с беспокойным подсознанием и глубокой склонностью к эксперименту. И еще одна особенность музыки Шнитке — многостильность, которая ощутима в его Первой симфонии (1972), где все переплетено: смешное и зловещее, просветленное и угнетенное, заезженная радиомузыка и квази-Вивальди, цитата из Бетховена и небрежно сыгранный похоронный марш, а в итоге — симфония, насквозь театрализованная и являющая собой безумный хаос мира.
Многостильность Шнитке порой напоминает причудливый коллаж, который многим музыкантам был не по душе. В записях Георгия Свиридова творчество Шнитке уничтожается на корню: «Шикарная, отлично выполненная (в своем роде) партитура. Отработанная, умело сделанная конструкция, не лишенная, впрочем, длиннот, главным образом по причине неяркости интонационной сферы. К сожалению, нет своей речи, своей интонации. Компилятивная музыка, смесь самого разного, слышанного уже многократно (в том числе и самого тривиального). Опора на эклектику...» И уничтожение Шнитке: «Комиссионный магазин: все добротное, шикарное, но все ношеное, подержанное, подновленное, чужое».
В истории музыки бывало часто, когда коллеги-композиторы не принимали творчество другого и при этом находили злобные слова. И как контрастируют с оценкой Свиридова слова некролога после смерти Шнитке: в его музыке «открывались глубины мирового зла и фаустовские соблазны века, она несла заряд подлинной человечности, унаследованной от великого русского искусства, от Шостаковича и Достоевского... Его творчество — настоящая энциклопедия культуры... Сталкивая старину и современность, высокое и низкое, банальное и учено-изощренное, Шнитке создавал неповторимую вселенную, личностный космос...»
Так космос или комиссионный магазин?..
Или такой пример: «Пиковая дама», когда блистательная компания в составе Юрия Любимова, Геннадия Рождественского и Альфреда Шнитке сделала попытку осовременить оперу Чайковского и исправить не очень удачное либретто Модеста Чайковского. Тут же 11 марта 1978 года последовал громкий окрик в газете «Правда». В опубликованном письме Альгиса Жюрайтиса (сам писал или только подписал?) был даже не крик, а вопль: «Готовится чудовищная акция! Ее жертва — шедевр гения русской музыки Чайковского... Предлог — будто либретто не соответствует Пушкину. Эдакие самозванцы, душеприказчики Пушкина...» Альфред Шнитке назван в письме авангардистом-композиторишкой. И в конце гневного письма: «Разве позволительно советским гражданам устраивать средневековое аутодафе над обожаемым советским народом, любителями всей земли Чайковским, выступая в роли инквизиторов? Разве пристойно предавать нашу святыню ради мелких интересов дешевой заграничной рекламы?..»
Короче, разразился скандал. В СССР негодовали, а Запад мужественно защищал право художников на свое прочтение, видение и звучание «Пиковой дамы». И, как это часто бывает, скандал пошел на пользу: о Шнитке, в частности, заговорили те, кто был далек от музыки, разоблачительные статьи читали тогда все. Даже шоферы такси, услышав, что везут музыкантов, спрашивали: «Что за ужасный композитор есть у вас, с немецкой фамилией, который испортил Чайковского?» Ну, и, естественно, народ повалил на концерты, где звучала музыка Шнитке, иногда приходилось вызывать конную милицию, чтобы утихомирить всех жаждущих послушать «этого Шнитке». Сам композитор не радовался свалившейся ниоткуда своей популярности, испытывал страх и ненависть к тем, кто раздул весь этот скандал.
К 125-летию Венской певческой капеллы в 1983 году Шнитке сочинил кантату «История доктора Иоганна Фауста». Премьера должна была состояться весной 1984-го в Зале Чайковского, и петь должны были Эрик Курмангалиев и Алла Пугачева. Но Минкульт запретил выход на сцену «оголтелой поп-звезды», и премьера состоялась не в Москве, а в Вене. С оглушительным успехом. Могучее вокальное «мефисто — танго смерти» потрясло слушателей.
Еще один шедевр Шнитке — опера «Жизнь с идиотом» — был поставлен на сцене, опять же, не в Москве, а на Западе — в Амстердаме при участии артистов разных стран. Музыка — Альфреда Шнитке, либретто — Виктора Ерофеева, постановка — Бориса Покровского, сценография — Ильи Кабакова, дирижер — Мстислав Ростропович.
Забавен и трагичен одновременно сюжет оперы по рассказу Ерофеева. Некая супружеская пара (жена постоянно читает Марселя Пруста) по непонятным причинам получает в свою маленькую квартирку жильца, пришедшего из психиатрической клиники. В итоге он отрезает голову поклоннице Пруста, а ее муж Вова (то ли самый большой идиот, то ли гениальный провидец) оказывается в психлечебнице. Он иногда надевает маску Владимира Ленина и под занавес поет: «Я слышу лебединую песнь революции». И красной строкой через всю оперу проходит лозунг: «Идиоты всех стран — соединяйтесь!» Короче, представлена какая-то темная, нелепая, иррациональная жизнь, в которой нет никакой надежды.
Непревзойденный мастер коллажей Шнитке в этой опере превзошел себя, гениально смешав самые разные стили — от Малера до Чайковского, от симфонической музыки до джаза. Недаром композитор называл себя полистилистом. Многообразие стилей, результатом которых становится отсутствие стилей, — это и есть стиль Шнитке.
«Жизнь с идиотом» сверкнула весной 1992 года в Амстердаме в музыкальном театре «Хет мюзиектеатр». Овация на премьере длилась 35 минут. Первой аплодировала нидерландская королева Беатрикс. Главный герой премьеры Альфред Шнитке после очередного инсульта неуверенно стоял на сцене, похудевший, поседевший, сгорбленный и, как заметил Ерофеев, с совиным удивлением смотрел в зал на вакханалию своего успеха.
Что еще важно добавить: в годы перестройки Шнитке решили дать Ленинскую премию, а он отказался ее принять: не хотел иметь ничего общего с властью. Его настигла болезнь. Рок, возмездие, стресс, родовая предрасположенность? Кто знает… В 1990 году он переехал в Гамбург, принял немецкое гражданство. В июле 1994 года Шнитке перенес два тяжелейших инсульта и несколько месяцев находился без сознания.
Спасти композитора не удалось. Альфред Гарриевич Шнитке умер 3 августа 1998 года на 64-м году жизни. Тело Шнитке из Германии перевезли в Москву и похоронили на Новодевичьем кладбище.
Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия