«Я себе и автор, и режиссер, и актриса…»

Безответная любовь к театру
Скупые биографические данные Елизаветы Ауэрбах во многом дополняются ее откровенно доверительными рассказами. В них оживают самые разные люди, встретившиеся на ее пути, о которых она писала с душевной теплотой, а сюжеты и образы часто лепила с самой себя.
Елизавета Борисовна родилась 31 июля 1912 года в Москве. Родители разошлись, поделив детей. Маленькая Лиза досталась матери, а ее старший брат — отцу, который вскоре увез его во Францию. Дети росли врозь, не переставая надеяться на встречу.
Лиза была большой фантазеркой, любила придумывать истории, проживать чужие жизни и, конечно, мечтала стать актрисой. Окончив школу, она поступила в театральный техникум, правда, вместо актерского на режиссерский факультет, хотя особого интереса к режиссуре не испытывала. Актерское мастерство преподавал молодой кудрявый Михаил Жаров, а режиссуру — аристократичный красавец Юрий Завадский, и в них обоих был влюблен весь женский пол факультета. А Лиза, кроме того, еще влюбилась в двух студентов второго курса — Георгия Товстоногова и Бориса Покровского, но они об этом и не подозревали.
В 1937 году студентку-второкурсницу Ауэрбах приняли во вспомогательный состав МХАТа. На его сцене она прослужила четверть века, но ее фантазии и любовь к перевоплощениям оказались невостребованными. Творческая судьба актрисы в этом театре не сложилась. Лиза Ауэрбах была некрасива и поразительно симпатична — сочетание не такое уж редкое. Но ей доставались эпизодические роли из разряда «кушать подано».
Удивительно теплым человеком была Лиза, располагала к себе людей, умела дружить и особенно была близка с семьей актера МХАТа Владимира Дамского. Верной и преданной она оказалась и в любви. Вышла замуж, родила сына Мишу. Но в июне 1941 года муж ушел на фронт, а из оккупированной Франции пришло письмо от брата — он сражается в Сопротивлении. Брат останется жив и женится на француженке.

Доктор Время
Актеров стали посылать с концертами на фронт, и Ауэрбах мечтала о такой поездке. Но в первые месяцы войны, оторвавшись от театра, она с годовалым ребенком и матерью оказалась под Свердловском, в селе Баранниково.
О впечатляющей уральской жизни Лиза позднее напишет рассказ. Теперь же она привыкала к крестьянскому труду, работала в поле, на скотном дворе и даже научилась запрягать лошадь. «Да какая ты артистка-то, — интересовались сельские молодухи, — которые в длинных платьях поют или которые уж совсем голые по проводам ходят?»
Сельчане Лизу уважали: «Она же москвичка!» И звали ее помочь то принять роды, то обработать ожоги или погасить ссору. «Ты сошла с ума, — говорила мать, — ведь у тебя театральное образование!» Но не идти нельзя, если в тебя верят. Ей предложили почетную должность почтальона, и как-то раз, разнося письма, Лиза зашла к известной уральской гадалке, слепой Дарьюшке. «А муж твой на фронте, — сказала гадалка, — жив-здоровехонек, и сколько-то лет война ни протянется, ни одной-то на нем царапинки не будет». А тому, что мужа уведет фельд­шерица, Лиза не поверила и рассмеялась — ведь она получала его нежные письма.
Актриса Ауэрбах снова влилась в труппу театра и стала выступать в составе фронтовых бригад. В одной из поездок на Ленинградский фронт симпатичный майор, главный редактор газеты «Натиск», признался Лизе: «Знаете, я до войны не успел жениться, вернее, полюбить. Правда, смешно: если меня убьют, так даже никто не вспомнит...» А когда прощались, он слегка задержал ее руку в своей и, улыбаясь, прочел стихи: «Обманите меня... Но совсем, навсегда...» Глаза у него были грустные.
Они переписывались, но потом письма от него перестали приходить. Война заканчивалась. Лиза тосковала по мужу, которого не видела долгие четыре года, и летом 1945-го приехала к нему в разгромленный Берлин. Но так случилось, что на фронте он встретил свою первую школьную любовь. Эта женщина прошла с ним всю войну и, конечно, была красавицей. Увы, сбылось пророчество уральской гадалки, все до капельки.
Пережить горе, да еще в чужой стране, помогла квартирная хозяйка фрау Квитман. Она показала Лизе свой семейный альбом и со словарем в руках объяснила, что есть такой замечательный доктор, его зовут Время; он залечивает все раны, надо только иметь терпение. А на аэродроме, провожая Лизу в Москву, фрау Квитман нарисовала зонтиком на песке много сердец, написав: «Французское», «русское», «японское»... И проткнув все сердца кончиком зонта, сказала: «Всем больно одинаково».

Всегда ваша Ауэр-Баша
Театральные режиссеры так и не разглядели в чудачке и неудачнице Ауэрбах большую актрису с личным человеческим обаянием. Она была одной из творческих жертв МХАТа, но ждала своего часа. Как всегда, помог случай. Однажды, услышав в московском Доме актера нескладные военные воспоминания своего коллеги-актера, Елизавета Борисовна поняла, что сможет рассказать о войне и фронтовых встречах совсем иначе — сочетая, как в жизни, драматическое, лирическое и забавное.
В 1954 году МХАТ гастролировал в Одессе. Елизавету Ауэрбах, ввиду малозначительности ее статуса, поселили в коммуналке. Об этом узнала преподаватель Одесского университета, филолог и известный театровед Берта Яковлевна Барская и приютила актрису. Так началась их дружба, длившаяся десятилетия.
В те годы многие писатели-евреи осваивали детскую тему — в других сферах советской литературы им не было позволено полноценно себя реализовать. В числе выдающихся детских писателей — вместе с Самуилом Маршаком, Корнеем Чуковским, Львом Кассилем и Агнией Барто — оказалась и Елизавета Ауэрбах. С особой любовью и нежностью она писала рассказы о детях, мир которых хорошо понимала и передавала. Многие помнят ее миниатюру про маленькую девочку, которая путала слова песенки: «Перышки у птички, / У Кати две косички, / Кошка глупая у нас, / Юрка ходит в первый класс».
В начале 1960-х Ауэрбах окончательно уходит из театра на эстраду и выступает с концертами в разных городах России. Ее ранние рассказы связаны в основном с фронтовой тематикой, и авторское исполнение актрисы мхатовской школы сразу стало пользоваться успехом. Она жила трудной жизнью эстрадника, но помогало чувство юмора и умение видеть во всем только хорошее.
Елизавета Борисовна часто приезжала в Одессу, с этим городом у нее была взаимная любовь. Друзья-одесситы ласково называли ее Зюма и ждали в гости эту выдумщицу и мастерицу розыгрышей. Зюма собирала одесские афоризмы типа «Милочка, я никогда бы не позволила себе родить случайно!» — и «дорого продавала» их в Москве.
Ауэрбах снялась в шести кинофильмах. В «Адъютанте его превосходительства» она сыграла маленькую роль Софочки, жены старого ювелира Исаака, создав колоритный национальный характер, мудрый и трагикомичный. С тех пор актрису не отпускали со сцены, пока она не произнесет свою коронную фразу: «Исаак, не валяй дурака, им нужен Федотов!» Фраза стала крылатой, как у Раневской: «Муля, не нер­вируй меня!»
Шли годы, Елизавета Борисовна замужем больше не была. Главными в ее жизни стали гастроли. На сцену выходила худенькая пожилая женщина с оренбургским платком на плечах. Мягкий, слегка глуховатый голос и интонации наивного удивления подкупали публику. Над ее юморесками «Рассказ деда», «Радикулит» или над случаем с таксистом, который ее принял за Татьяну Пельтцер, зрители хохотали до слез.
Считается, что юмор — это мужская территория, а главная причина юмористической отсталости женщин в том, что они лишены самоиронии. Но Ауэрбах не боялась быть смешной и была незлобивой. Она, с ее мягким юмором парадокса, считалась эталоном вкуса и меры.
Когда Елизавете Борисовне звонили по телефону, в трубке раздавалось приветливое: «Слушаю вас с удовольствием!» Это не было актерским приемом. Все, кто знал эту женщину, помнят ее редкую доброжелательность и душевную щедрость. Она всегда трудно жила материально, была трогательно беспомощна в быту, но никогда не жаловалась.
В 1991 году Елизавета Ауэрбах получила звание народной артистки РСФСР, но любовь к ней уже давно была всенародной. Ее короткие рассказы — не только вершина эстрадного жанра, они — настоящая большая литература. Даже Фаина Раневская, Мария Миронова, Татьяна Пельтцер и другие великие «комические старухи» никогда не выступали с собственными импровизациями. Ауэрбах была единственная в своем роде, и до сих пор ее место никем не занято.
Однажды летом 1995 года вместо привычного: «Слушаю вас с удовольствием!» в трубке раздался совсем чужой голос…
«Но всему приходит конец, дикторы пойдут спать, швейцар, повесив на дверь гостиницы табличку с надписью «Мест нет», задремлет в старом кресле… Засну и я, может быть, нам всем приснится что-нибудь прекрасное, потому что оно, конечно, все-таки есть... Всегда ваша Ауэр-Баша».
Нам остались от нее три небольшие книжки, несколько публикаций и аудиозаписи.
Наталья ЧЕТВЕРИКОВА, Россия