Игрушечное зло

Одежда этой марки мало известна в России, однако неплохо раскручена у себя на родине. Коллекции израильских кутюрье нередко отличаются утонченной провокационностью: все-таки Восток есть Восток, запретов много, кровь горяча – отсюда и буйство красок, и эклектичность, и «милитари» в качестве традиционной приправы. Последняя, видимо, приелась – потребовались свежие ходы, способные привлечь внимание, для чего в рекламном ролике «Дан Кассиди» (создатели – «Franco&Co») была использована тематика Холокоста. Особенно впечатляла дистрофичная модель, лежащая под ковшом экскаватора. Общественность возмутилась. От авторов идеи потребовали объяснений, как они дошли до жизни такой. Авторы оправдывались тем, что хотели привлечь внимание к проблеме отрицания Холокоста, широко обсуждаемой зарубежной прессой, так как затрагивает не только нравственные, но и правовые аспекты. Гипотетически можно представить, что в случае победы «отрицателей» во главе с Ираном ряду государств будет предложено пересмотреть законы о штрафных санкциях за некорректные высказывания о жертвах нацизма. Это увесистый камень в еврейский огород, только при чем тут мода? Хотя представители «Дан Кассиди» принесли извинения, их попытки оправдаться выглядят, мягко говоря, надуманными. Чего не нагородишь, чтобы спасти брэнд! Впрочем, дело не в брэнде. В данном случае дизайнеры не придумали ничего нового – лишь подхватили тенденцию, существующую не первое десятилетие. Тема «третьего рейха» давно породила особую эстетику. В двух словах ее можно охарактеризовать как нововременной компромисс между романским и готическим – между тяжелым и хрупким, могучим и утонченным, между мускулистым легионером и болезненным обитателем склепа. Эта эстетика довольно ярко представлена в кино: достаточно вспомнить «Ночного портье» Лилианы Кавани. Это хриплое невыносимое танго, эти детские ключицы Шарлотты Рэмплинг! Едва взглянув на них, хотелось плакать от ужаса и нежности. И ведь плакали, еще как. Хотя режиссеру досталось немало упреков в романтизации нацистского инферно, фильм вот уже тридцать с лишним лет остается бесспорным хитом в категории «кино не для всех». Кстати, примерно в то же время, что и «Ночной портье», вышел в свет отечественный сериал про полковника Исаева – непобедимый шедевр, где «третий рейх» рассматривался пристально, со всеми подробностями. Разумеется, сама мысль, что на эсэсовский мундир можно смотреть без отвращения, в советское время прозвучала бы кощунством. Но кто поручится, что зритель испытывал именно отвращение – ведь стройному штандартенфюреру так шел черный… Разрушению нельзя сочувствовать, но оно по-своему завораживает. Символика смерти притягивает своей неотвратимостью любого смертного, пусть с едва развитым воображением. Людям нравится страшное, и умелый режиссер, писатель или художник не будет шарахаться от этой особенности, а попытается использовать ее: в рискованную форму можно вложить позитивный смысл. Если же вкладывать нечего, получается игра. Тут индустрия моды как раз лидирует. С мрачным юмором висельника она балуется давно и с удовольствием, цитируя то красных комиссаров, то вьетнамских солдат, то полосатых зеков, то нацистов... С последними, правда, приходится обходиться осторожно – не то и костей не соберешь! Зато улица с лихвой компенсирует намеки и обиняки подиума – тут тебе и свастики, и черепа, да и другие символы, изначально наделенные строго определенным значением. Мода, не церемонясь, творит с ними, что хочет. Все давно привыкли и к огромным попсоватым крестам и полумесяцам, украшающим футболки на арбатских развалах, и к дефиле моделей, ряженых под католических мадонн. А что плохого – это ведь не всерьез! В пространстве моды суть любого знака размывается, переворачивается, высмеивается и в итоге обесценивается. Сегодня крылышки нацепим, завтра рожки, послезавтра красные повязки, потом чего-нибудь еще. В вампиров наряжались, так почему бы ни примерить робу узника? Тема, еще недавно отзывавшаяся болью, вплетается в модный дискурс – и это, увы, одна из примет нашей эпохи, в которой хомо люденс, человек играющий, неуклонно торжествует над своим предшественником сапиенсом. Свобода игры стала ценностью, которую игроки готовы защищать если не с оружием, то, по крайней мере, с транспарантами в руках. Чем же она так мила? Да тем, что, в отличие от других свобод, практически освобождает от ответственности. Пока твоя игра не нарушает ничей покой, кто посмеет тебе помешать? К тому же реальность игры пластична: игрок сам создает правила и осуществляет контроль, а это то, чего нашему современнику катастрофически не хватает. Вброшенный в мощнейший поток негативной информации, он чувствует себя, как сейфер, застигнутый цунами. У него просто нет средств, чтобы удержаться на плаву, переварив ужас, постоянно льющийся с экранов, где страшные кадры нацистской хроники мешаются с кровью новостных лент и клюквенным соком блокбастеров. Такой чудовищный винегрет (криминальным передачам отдельное спасибо!) для нормального функционирования психики противопоказан. Нельзя, посмотрев выпуск про очередной теракт, сжевать бутерброд и спокойно отправиться на работу, – но ведь именно это от нас и требуется! Что же остается зрителю, чтобы не сойти с ума? Правильно: отгородиться, убедив себя, что «все понарошку». Если с угрозой нельзя справиться, значит, надо ее уменьшить до безопасных игрушечных размеров. А потом приспособить для повседневного пользования. Волей-неволей мы поголовно стали мастерами такого самовнушения, включая неразборчивых дизайнеров: они ведь в тот же экран смотрят. От ручного маленького зла принято ожидать крупного подвоха. Вдруг люди, заигравшись, захотят попробовать и саму ядовитую начинку, таящуюся под жутковатой, но заманчивой обложкой? Не исключено, хотя обычно игроки, прежде чем «перейти на следующий уровень», быстро отказываются от внешней демонстрации. К примеру, убежденные неофашисты не стремятся выделиться из толпы и к «модникам»-скинам относятся с презрением. Но лично мне опасность видится в другом: общество с «игрушечным» восприятием перестает отличать ложь от правды, рекламу от хроники, реальность от навязанного сценария «мыльной оперы», становясь пассивным созерцателем собственной жизни и истории. Вместе с утратой чувства подлинности теряется идентичность, размывается память о прошлом, истребляется вера в святыни. Существование народа на этом заканчивается – тихо, мирно и без лишнего кровопролития. Извинения, принесенные руководством «Дан Кассиди», можно расценить как обнадеживающий признак здоровья нации. Однако на фоне остального играющего человечества, нечувствительного к подобным «мелочам», израильтяне вновь выглядят не столько победителями, сколько аутсайдерами. Долго ли продержимся, евреи? Марина Гордон, Россия От редакции: Председатель объединения организаций, созданных для оказания помощи пережившим Холокост, призвал компанию «Дан Кассиди» отменить рекламную акцию: «Мы возмущены попыткой использовать мотивы Холокоста для увеличения объемов продаж. Речь идет о полнейшем бесчувствии».