Тогда, в 1979...

К сожалению, единственное, что нам удалось увидеть в Венеции, — это вокзал. (Конечно же, на экскурсию по городу нам поехать не предложили. Это не входило в программу приема беженцев. Но так хотелось хоть одним глазком глянуть на красивейший город мира!) Сам город с его каналами и палаццо остался где-то в стороне. Прямо у вокзала, под охраной итальянской мафии (теперь уже не от мусульманских террористов, а от итальянских коммунистов, для которых беженцы из Советского Союза были идеологическими противниками), нас погрузили в автобус. Автобус должен был проехать через всю Италию и доставить пассажиров в Рим. Кондиционер в автобусе не работал. К полудню наступила невыносимая жара. Не спасали ни открытые окна, ни поток воздуха, проникавший через люк в крыше. Невыносимо хотелось пить. Кузнецовы снова оказались рядом. Запасливая Зина предложила нам бутылочку минеральной воды и даже бумажные стаканчики. Полегчало. Ведь впереди была заветная цель — «римские каникулы», о которых столько хорошего написали в Москву те, кто прошел этот путь до нас.
Наконец, многочасовая поездка по знойной Италии закончилась. Мы благополучно прибыли в роскошное дачное место недалеко от Рима — Казалотти. Нас разместили на чудной вилле, сиявшей позолоченными дверными ручками, керамической плиткой, мраморными лестницами и огромными балконами-верандами. Наша комната сияла чистотой, обилием света и пространства. Да, это тебе не гостиница «Данау». Обслуживали виллу хорошенькие, дружелюбно настроенные к беженцам молодые девицы, которые весьма неплохо говорили по-английски.
Вилла в Казалотти казалась настоящим раем. В магазин за продуктами идти не было надобности. Итальянцы приняли нас на полный пансион. Завтрак, обед и ужин подавали расфасованными в упаковках из фольги, целлофана и пластика. Еда была не слишком вкусной, зато без готовки и в новинку. Словом, настоящий санаторий, который, к сожалению, продлился только десять дней. За это время все эмигрантские семьи были обязаны снять себе жилье в других предместьях Рима: Ладисполи или Остии. Мы с Женей и Кузнецовыми несколько раз ездили туда на поезде. В Ладисполи было немного дороже, чем в Остии, зато красивее. Денег, которые нам выдавал ХИАС, все равно на жизнь не хватало. (Чтобы как-то просуществовать, впоследствии Жене и мне пришлось продавать на толкучке сувениры, одежду, столовые приборы. В ход пошел даже советский фотоаппарат «Зенит».)
Гриша Кузнецов предложил снять квартиру в Ладисполи. «Если уж нам суждено вкусить “римские каникулы”, то эти каникулы должны быть настоящими, вблизи моря и сказочных вилл», — объяснил он. Мы с Женей полностью полагались на житейскую мудрость Гриши и согласились.
Как только мы поселились в Ладисполи, Гриша и Алик Кузнецовы сразу получили в ХИАСе работу разносчиков писем и уведомлений для эмигрантов. Платили мало, но работа была не пыльная. Все же это был дополнительный источник дохода, о котором остальные эмигранты могли только мечтать. Многие откровенно завидовали везунчикам Кузнецовым.
В Ладисполи мы прожили почти три месяца в квартире, которую снимали пополам с Кузнецовыми. Мы были бедны, у нас не было гражданства и паспортов, но зато у нас была молодость, силы и мечты, которые под золотыми лучами итальянского солнца крепли, чтобы потом осуществиться в Америке. Каждый день мы купались в приветливо-теплом Тирренском море и загорали на странно-черном песке. Мы отнюдь не голодали, поедали вволю спагетти, помидоры и фрукты и запивали недорогим итальянским вином. Иногда мы варили кур или жарили котлеты, проворачивая куриное мясо в тяжелых, привезенных из Союза, мясорубках. Нарезали салаты, заправляя их настоящим итальянским оливковым маслом. Обедали почти всегда вместе с Кузнецовыми, которые взяли над нашей «беспомощной» семьей добровольное шефство.
Квартира наша находилась на самом верхнем этаже, и огромная крыша служила нам открытой верандой. Почти каждый вечер мы вытаскивали стол со стульями на крышу и ужинали под открытым небом. Ужины затягивались допоздна. Никогда мне не забыть итальянское звездное небо. Оно было бархатно-черным, как черный песок Тирренского моря, а звезды светили так ярко, что не нужны были свечи. Женя подливал нам с Зиной вина, курил одну сигарету за другой и повторял почти стихами: «Эх, ребята, ребята! Запомните римские ночи, запомните их навсегда!»
Как-то раз сидели мы в нашем «пентхаусе», ужинали: как обычно в том же составе отмечали наше успешное прохождение интервью в американском посольстве. На столе было много разных вкусностей, которые мы с Зиной ухитрились приготовить, невзирая на скромные средства. К вину по случаю торжества наши мужья добавили бутылку водки. Сидели долго, до полуночи, ели, пили, шутили, говорили об Америке. Как-то она примет нас, обласкает ли? Или, быть может, обдаст холодно-презрительным равнодушием? Гриша и Женя изрядно выпили, раскраснелись и вступили в совершенно идиотский спор о выборе страны для эмиграции. Кузнецов как будто забыл, что мы уже прошли интервью в американском посольстве и тупо-пьяно твердил, что в Америку ехать нечего: там эмигрантов и без нас хватает, особенно в Нью-Йорке. Ехать надо только в Канаду или Австралию. В крайнем случае, в Новую Зеландию. В этих странах для нас еще есть какие-то возможности.
Женя уже давно затаил злобу на удачливого Кузнецова. В прошлом преуспевающий московский дантист, Гриша Кузнецов был необыкновенно сметливым. И все-то он знал! Какие вещи взять с собой для продажи в Риме, как вести себя для успешного прохождения эмиграции в Канаду и т. д. Мы с Женей и моей свекровью привезли с собой неимоверное количество вещей, которые в Италии продавались, но, что называется, со скрипом, и для Америки оказались абсолютно не нужными. У Кузнецовых было двое детей, в общем, большая семья, но они сумели обойтись лишь четырьмя чемоданами, и привезли ровно столько и таких вещей, которые были необходимы для жизни в Италии и великолепно распродавались на толкучке. Иностранных языков ни Гриша, ни Зина не знали, но, тем не менее, как в Австрии, так и в Италии Гриша чувствовал себя почти как дома, будто существовала некая рука, которая уверенно вела его семью по тернистому пути эмиграции.
Хмель ударил Жене в голову, и его злоба на Гришу наконец выплеснулась наружу во всем своем пьяном безобразии.
– И все-то ты, парень, знаешь, куда ехать и что брать с собой. Видали мы таких! Ты часом не засланный, не на КГБ работаешь? — выпалил Женя.
– За такие слова в п-п-риличной компании бьют морду! — заикаясь, отпарировал Гриша и встал из-за стола.
– В морду, говоришь, бьют. Ну, сволочь, получай. — Тут Женя тоже встал из-за стола и ударом в челюсть уложил Кузнецова.
Зина закричала: «Караул, убивают!» — и бросилась к мужу. Я пыталась унять распоясавшегося пьяного Женю, но безуспешно. Как только Кузнецов поднялся с пола, Женя нанес ему еще пару ударов, и тот уже не смог встать на ноги, только стонал. Я оцепенела, не зная, что делать. Сообразительная Зина побежала на кухню, налила в кастрюлю холодной воды и окатила водой потерявшего контроль Женю. Подействовало. На этом пьяная эмигрантская разборка закончилась. Разукрашенный побоями Кузнецов грозился пожаловаться в ХИАС и даже обещал позвонить в американское посольство, чтобы «хулигану Жене» не дали разрешение на въезд в Америку. Но обещания так и остались обещаниями, никуда он не позвонил, никому не пожаловался.
– Видно, все же рыльце-то у нашего Гриши в пушку, — многозначительно изрек Женя.
До отъезда в Америку мы с Кузнецовыми больше не общались. Я понимала, что, может быть, Женя в своих предположениях прав, но мне было дико стыдно за эту гнусную пьяную драку. И жалела я не Гришу, который потом несколько недель ходил в темных очках, прикрывая увечья, нанесенные разъяренным Женей, а Зину. «Ей-то за что этот кошмар? Она такая тихая, милая, добрая...» Мне не хватало ее дружбы и сестринской заботы. Перед нашим отлетом в Нью-Йорк я пыталась попросить у нее прощения за Женю, но она со мной даже говорить не захотела.

– А что ты здесь делаешь, в Бруклине? Вы же вроде в Канаду собирались, — удивилась я.
– Не пустили нас в Канаду. Сидели мы в Италии целый год и в конце концов поехали, как и вы, в Америку. Сначала в Чикаго, потом в Нью-Йорк. Жизнь не сложилась. Гриша не сумел сдать экзамен на дантиста. Подрабатывал протезистом на кеш. А полгода назад заболел и умер. Я английский так и не выучила, ухаживала за пожилыми американцами. Дети выросли. У меня четверо внуков. Все уехали в Калифорнию, а я тут пока осталась.
– Зин! А можно я запишу твой телефон? Созвонимся как-нибудь, посидим, поболтаем. Мне тоже есть о чем рассказать. Знаешь, мы ведь с Женей потом разошлись.
– Меня это нисколько не удивляет... Вот мой телефон, записывай.
Елена ЛИТИНСКАЯ, США