Свет и воздух на полотнах Камиля Писсарро

Поклонники русского реализма и картин передвижников с трудом привыкали к французскому импрессионизму. В конце концов привыкли и полюбили.
Да здравствуют художники-французы!
Рисунок влажен, свеж и полустерт...
Так писала поэтесса Новелла Матвеева. Импрессионизм — это впечатление. Название «импрессионисты», придуманное в насмешку одним журналистом, не только прижилось, но и оказалось весьма верным по определению. «Импрессионист, — говорил Писсарро, — это художник, который никогда не пишет одну и ту же картину, а каждый раз новую». Новый взгляд, новый ракурс, новое освещение — вот вам и новая картина!
В Париже сложилась группа молодых, ищущих свой стиль художников, но им долго не удавалось завоевать любовь публики и уважение критики. Их уделом стал Салон отверженных. Но художники не сдавались и, сплотившись, организовали свою выставку, которая открылась 15 апреля 1874 года — первая выставка импрессионистов с входной платой в один франк. Организаторами ее стали шесть мужчин — Клод Моне, Огюст Ренуар, Камиль Писсарро, Альфред Сислей, Эдгар Дега, Поль Сезанн — и одна женщина, пылкая и одновременно застенчивая Берта Моризо. Они и стали основателями нового направления в живописи. Публика пришла на выставку, но не затем, чтобы насладиться новым искусством, а затем, чтобы позабавиться и посмеяться. Кто-то пустил анекдот, что метод этих художников состоит в том, что пистолет заряжается несколькими тюбиками краски, после чего из него стреляют в холст и завершают работу над картиной подписью.
Известный журналист Луи Леруа написал язвительную статью «Выставка импрессионистов» (именно он придумал такое название). В ней он много потешался и издевался над увиденным: «Увы, форма! Увы, старые мастера! Мы больше не хотим их знать, мой бедный друг! Мы все изменили!..» Как тут не вспомнить отечественных футуристов, которые хотели сбросить Пушкина и других классиков с «парохода современности».
Бойкий журналист живо описал реакцию маститого старого художника Жозефа Винсента на отдельные картины выставки, в том числе на «Вспаханное поле» Писсарро: «При виде этого поразительного пейзажа бедняга подумал, что его стекла затуманились. Он тщательно протер их и снова водрузил на нос:
– Где хвост, где голова, где верх, где низ?
Вот как начиналась слава Писсарро и его товарищей по искусству. А теперь немного биографии.
Камиль Жакоб Писсарро родился 10 июля 1831 года на маленьком скалистом острове Сент-Томас на границе Карибского моря и Атлантического океана, неподалеку от Пуэрто-Рико. Несколько школьных лет провел в Париже, а потом был вызван обратно, и пришлось ему работать конторщиком в торговой лавке отца. Все свободное время Камиль посвящал рисованию. Приходил в порт и в альбом заносил рисунки, как разгружаются суда, какая жизнь кипит в гавани.
Пять лет он разрывался между конторской работой и своим призванием художника. Наконец не выдержал и сбежал из дома в Венесуэлу. А в 25 лет Писсарро отправился в Париж, осознав, что только там он сможет стать настоящим художником. Поступил в Академию Сюиса. Работал в разных мастерских, но ни в одной из них не задерживался надолго. Некоторое время его учителем был Жан-Батист-Камиль Коро. Писсарро воспринял его завет, что именно цвет и исполнение придают работе очарование.
Как правило, Писсарро в своем творчестве обращался к скромным мотивам (городские предместья и бульвары, сельские ландшафты), открывал поэзию в будничном. Со временем художник достиг мастерства и особой тонкости в передаче прозрачности и влажности воздуха, ощущения только что прошедшего или приближающегося дождя.
Как у всех молодых, у Писсарро была мечта: выставиться в художественном Салоне. Один из его пейзажей прорвал блокаду и был вывешен в Салоне в 1859 году, но это ничего не изменило в его судьбе. Он работал много, но цена его холстов колебалась от 20 до 40 франков, а это были совсем небольшие деньги. Больше денег значил для Писсарро отзыв Эмиля Золя: «Господин Писсарро неизвестен, о нем, вероятно, никто не будет говорить, я считаю своим долгом, прежде чем уйти, горячо пожать ему руку. Благодарю вас, сударь, ваш зимний пейзаж на добрые полчаса освежил меня во время моего путешествия по великой пустыне Салона...»
Добрые слова, конечно, приятны, но где деньги, где материальная независимость? Художник покидает Париж и обосновывается в местечке Лувесьен, где с увлечением рисует изумительные пейзажи, открывающиеся из распахнутого настежь окна. Но в творческий процесс вмешивается война между Францией и Германией. Пришлось бежать от надвигающихся вражеских полчищ, оставив в доме картины. В Лондоне Писсарро получил письмо от хозяйки дома в Лувесьене: «...пруссаки натворили много бед... Кое-какие картины нам удалось сохранить, но большинство их эти господа, боясь испачкать ноги, разложили в саду и использовали в качестве ковра».
Война и искусство — вещи несовместимые.
В Лондоне тоже оказалось далеко не сладко. Писсарро писал другу на родину: «Да, мой дорогой Дюре, я не останусь здесь, только за границей чувствуешь, как прекрасна, величественна и гостеприимна Франция. Какая разница с тем, что делается здесь. Встречаешь только презрение, безразличие, даже грубость; среди коллег царят лишь самая эгоистическая зависть и обиды. Здесь нет искусства, существует только сделка...»
Словом, и дым отечества нам сладок и приятен. Летом 1871 года Писсарро вернулся во Францию, и первая написанная им картина, «Дорога Рокенкур», была ясной и праздничной. Писсарро сблизился с Сезанном, и они начали работать бок о бок. «Мы всегда были вместе, — вспоминал впоследствии Писсарро, — но нельзя было отрицать, что каждый из нас, а это важнее всего, сохранял свое ощущение».
Следует отметить, что именно в 1870-е годы Писсарро выработал свой стиль, о котором журналист и критик Дюре писал художнику: «У вас нет ни декоративного чувства Сислея, ни поразительного глаза Моне, но у вас есть то, чем не обладают они: интимное и глубокое чувство природы и сила кисти, в результате чего красивая картина, написанная вами, — это всегда нечто законченное. Если бы надо было дать вам совет, я бы сказал: “Не думайте ни о Моне, ни о Сислее, не думайте о том, что делают они, идите своим путем, путем изображения сельской природы. Это новый путь поведет вас так далеко и высоко, как никакого другого мастера”».
И Камиль Писсарро шел по этому пути. Небеса Писсарро — это трепещущие небеса, где вибрируют волны света, где все голоса воздуха повторяются до бесконечности. И земля, и деревья, и холмы под кистью Писсарро пленяют своим притягательным волшебством. В основе большинства картин художника всегда сдержанный серый тон, но окруженный теплым колоритом и интенсивным светом, — таково мнение специалистов.
Успех скромный и совсем не оглушительный все-таки пришел к Писсарро, и он с удовольствием писал в письме: «Вы правы, дорогой мой Дюре, мы начинаем завоевывать надлежащее место. Нам противостоят некоторые мастера, но разве нам не следовало ожидать этого расхождения во мнениях, когда мы вступили в драку и подняли наше скромное знамя в самом центре жаркого боя?..»
Камиль Писсарро был одним из инициаторов и организаторов первой выставки импрессионистов. Группа объединившихся художников назвала себя так: «Анонимное общество художников, живописцев, скульпторов, граверов и пр.». Затем последовали другие выставки, и этот период с первой до восьмой выставки импрессионистов (1886) длился чуть более двадцати лет. Признание у публики завоевывалось тяжело и, как говорится, с боями. Газеты печатали карикатуры на художников-импрессионистов, они были предметом насмешек на сцене. Но постепенно художники из категории «забавных» и «непонятных» переходили в разряд настоящих и интересных мастеров.
«Я не купаюсь в золоте, — писал Писсарро в одном из писем, — я наслаждаюсь результатами скромных, но систематических продаж. Я страшусь только возвращения прошлого, то есть непризнания, отторжения и бедности».
А теперь перейдем к Писсарро как к личности. В книге «История импрессионизма» Джон Ревалд отмечает, что Писсарро, еврей по национальности, обладал многими характерными чертами семитского типа: густые черные волосы, благородный орлиный нос и большие, немного грустные глаза, которые могли быть и пламенными, и нежными. У него были ясный ум и щедрое сердце. Тот, кто его знал, питал к Писсарро не только уважение, но и искреннюю привязанность. Писсарро никогда не позволял себе необоснованной резкости, он внушал абсолютное доверие, потому что всеми своими поступками и взглядами олицетворял библейскую справедливость.
Единственное, чего ему не хватало, это лидерских качеств: Писсарро обычно оставался на втором плане, уступая лидерство Клоду Моне. Скромность, щепетильность и честность не позволили Писсарро стать преуспевающим художником и, соответственно, богатым. На его долю выпало похвал больше, чем денег. Кстати, когда в Нью-Йорке в апреле 1886 года проходила выставка французских импрессионистов, то все американские газеты единодушно отмечали, что пейзажи Моне, Сислея и Писсарро исполнены неземного покоя и очень красивы.
И еще один штрих из жизни Писсарро. С Эмилем Золя его связывали дружеские отношения, особенно тогда, когда писатель встал на сторону гонимого еврейского офицера Дрейфуса. Но когда Золя опубликовал свой роман «Творчество», в котором он проявил нарочитую жалость к тем, кто не добился успеха, а эта жалость была более обидной, чем презрение, то Писсарро и многие его друзья резко осудили Эмиля Золя и стали избегать писателя.
Ну а теперь вернемся непосредственно к живописи. Первая группа импрессионистов распалась, образовались новые группки и союзы. Писсарро, в частности, сблизился с более молодыми художниками — Сера и Синьяком. Покровительствовал Гогену и Ван Гогу. В последние свои годы Писсарро оказался в положении старейшего, он это понимал и принял без всякого бахвальства: старейший импрессионист! Он по-прежнему оставался уравновешенным и безмерно добрым человеком. Хроническое заболевание глаз мешало ему работать на пленэре, но живопись он ни за что не хотел бросать, более того, на закате лет вернулся к прежним импрессионистическим экспериментам и демонстрировал в своих работах былую свежесть.
Ну и финал жизни. Писсарро простудился, получил осложнение и, проболев месяц, 13 ноября 1903 года умер на острове Сент-Томас. Там, где родился. Он прожил немногим более 72 лет.
Затем с исторической сцены ушли Клод Моне, Эдгар Дега и Огюст Ренуар. Но материализованный ими импрессионизм не исчез. Его принципы развили художники следующих поколений: фовисты, кубисты, экспрессионисты, футуристы, дадаисты, сюрреалисты и другие. Засверкали новые имена: Пикассо, Модильяни. Дерен, Мунк, Матисс, Тулуз-Лотрек, Фламинк, Брак, Кандинский, Шагал, Малевич и многие другие. XX век закипел на дрожжах импрессионизма, импрессионизм сделал свое дело: освободил искусство от деспотизма и тирании классической традиции. Ныне мы наблюдаем ужасающий разлив вседозволенности и безудержной фантазии.
Но виноваты ли в этом первые импрессионисты, в том числе Камиль Писсарро? Не думаю. Они хотели как лучше — афоризм Черномырдина приемлем и в живописи.
Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия