От Скрябина до Васи Шмаровоза
Этот вечер был очень странным: нервозным, с одной стороны, и очень удачным (денежным) — с другой. Как это могло получиться? А вот послушайте. Надо сказать, что до первой эмиграции я был пианистом классического стиля. Конечно, это не означает, что я готов был слушать и играть целыми днями только Баха, Моцарта и Бетховена. Конечно, нет! Более того, где-то годам к сорока мне все ближе и ближе становились композиторы-романтики и импрессионисты: Шопен, Рахманинов, Скрябин, Дебюсси. И это естественно: человек ведь с годами меняется, и, соответственно, могут меняться его вкусы. Тем не менее 18 лет серьезнейшего обучения (с пяти лет!) выработали определенные классические взгляды и критерии, которых я придерживался раньше и, думаю, буду придерживаться всегда.
Но, как все мы прекрасно знаем, в эмиграции, чтобы хорошо жить, а тем более дать детям достойное образование, приходится ломать себя. И многие вынуждены менять профессию. А другие просто делают все, что могут: чему жизнь научила раньше и чему научила теперь.
В первый же вечер работы пианистом в Израиле, в кафе «Белая галерея», я сразу понял, что мне надо молниеносно освоить новый и абсолютно далекий от меня репертуар: я должен заиграть популярную во многих странах музыку.
Причем для достижения успеха я мог идти по двум направлениям: или делать свое исполнение на рояле максимально похожим на исполнение знаменитых и популярнейших певцов — Джо Дассена, Фрэнка Синатры, Барбры Стрейзанд, или сделать ставку на собственную индивидуальность и создавать свою собственную фортепианную интерпретацию, не боясь никаких — и совершенно неизбежных! — сравнений. В общем, это была интереснейшая, очень нелегкая и даже специфическая работа. К сказанному хотелось бы добавить, что добрую сотню песен я играл «по слуху», поскольку искать какие-либо ноты было бесполезно, да и некогда. Играть надо было уже сегодня, завтра, послезавтра…
Но в целом новый репертуар я выучил за две-три недели, после чего успешно исполнял его несколько лет, чередуя, конечно, эти песни с популярными классическими произведениями. И все шло хорошо.
Но однажды — слава Б-гу, что только однажды! — мне пришлось заиграть совсем иное… Посетителей, вошедших в зал, «разъяснить», как сказал бы Булгаков, было совсем нетрудно: все трое — в малиновых пиджаках, у всех троих — очень богатый вид (богаче, чем у сидящих в зале!), и при этом почти полное отсутствие английского. Все было ясно: «новые русские», бизнесмены начала 1990-х годов.
– Ну что, посидим тут? — спросил один из них.
– Давай. А тут еще наш играет!
– Заходите, заходите, — пригласил я парней. — У нас лучший ресторан в Тель-Авиве. И, как все говорят, лучший пианист.
– Хорошо, — заулыбались они. — А тебя как звать?
– Володя.
– Так, Володя, — они двинулись слева от меня по проходу. — Вот это тебе, — и на трех последних басовых клавишах уютно разместилась стодолларовая бумажка. — И поиграй ты нам что-нибудь лагерное, блатное.
– Господи, — меня мгновенно прошиб пот. — И что теперь делать? Что им играть? С лагерным репертуаром проблема — я его просто не знаю! В жизни не мог представить, что он мне когда-нибудь понадобится. С блатным — чуть легче: какую-нибудь гадость из пионерских времен можно попытаться вспомнить. Опять же — что-то из кинофильмов, из Высоцкого. И уж, во всяком случае, не отказываться же от таких денег (старые доллары, 15 лет назад!). Сказать: «Спасибо, но не умею…» — не возьмут, да и деньги-то большие — я за них четыре вечера играть должен!
В общем, играл я тогда, как в тумане, — все, что мог, все, что вспоминалось. А вспоминать надо было быстро! Пока играю одну песню, мысленно готовлюсь к следующей. Играл я поэтому по нескольку куплетов, не торопясь, с чувством. Хорошо помню, что сначала я осчастливил зал полнейшей мерзостью:
Сижу на нарах, как король на именинах,
И пачку «Севера» мечтаю получить…
И заслужил бурные аплодисменты от «своего» стола, а затем, вдохновленный, перешел на совершенно неприличную песню:
Когда я молоденьким мальчиком был,
Я очень военную службу любил.
И тут же получил еще 50 долларов! Понял, что ко мне уже применима известная фраза: «Верной дорогой идете, товарищи!» Но, как и в те сомнительные времена, легче от нее не стало. Сто пятьдесят долларов надо было отрабатывать! Я продолжал играть и лихорадочно вспоминать. К своему изумлению, играл я долго и довольно разнообразно! Конечно, в ход пошли и знаменитые «Облака» Галича, и не менее знаменитая «Молодая, красивая, белая…» Высоцкого, и незабвенная — снова Галича — «А начальничек спьяну о Сталине…», и всплывшая из далекого детства «В один одесский порт ворвался теплоход…», и многое-многое другое. Но моим звездным часом стало, безусловно, восхитительное танго «На Дерибасовской открылася пивная…» Мои клиенты были очень довольны и часто хлопали мне, изредка подкрепляя аплодисменты ободряющими криками: «Браво, Вова!» Я настолько успокоился и обрадовался удачному вечеру, что в какой-то момент, будучи совершенно безголосым, начал даже подпевать себе:
Здесь били девочек — Марусю, Розу, Раю,
И бил их лично Вася Шмаровоз!
И такое пришлось однажды играть. А что было делать? Работа…
Владимир ДЕМБО, Афины, Греция
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!