Закон есть закон

Довольно часто люди, обладающие властью (даже небольшой, дело не в масштабах содеянного, а в качестве личности), воображают, будто власть, какой бы она ни была, дает им преимущество перед теми, кто властью не обладает. В частности, возможность нарушать закон.
Думал ли об этом президент Израиля Моше Кацав, когда в 2006 году представил в полицию жалобу на некую Алеф (просьба не путать с нашим журналом. – Ред.)? «Эта женщина, — писал Кацав, — пытается меня шантажировать, обвиняя в нарушении норм морали». Полагая себя невиновным в приписываемых ему грехах, президент требовал разобраться и привлечь Алеф к ответу по всей строгости закона.
Дело было заведено, Алеф вызвали на допрос, и оказалось, что все не совсем так, как описывал в своей жалобе президент. Можно было, конечно, предположить, что Алеф лжесвидетельствует, совершая не меньший грех, нежели тот, что она приписывала Кацаву. Проверка на детекторе лжи показала, что Алеф говорит правду. Однако показания полиграфа не являются доказательством в суде, и полицейские следователи занялись кропотливой и неблагодарной работой: анализом показаний Алеф, поиском дополнительных аргументов и доказательств. Секреты в Израиле (если не считать военных) хранятся недолго, и в прессе появились материалы о «деле Кацава».
Тогда-то для Моше Кацава и начался настоящий ад. В полицию обратились еще несколько женщин, обвинивших президента в тех же прегрешениях, что Алеф. Почему они не сделали этого раньше? Да просто боялись — ведь Кацав был их боссом, мог испортить им жизнь. Все та же мысль о том, что «простого человека» никто не станет слушать, если против него выступает некто, обладающий властью...
«Дело Кацава» набирало обороты, показания проверялись и перепроверялись, пресса публиковала разоблачительные материалы, не беспокоясь о том, что вина Кацава не доказана, а презумпцию невиновности никто не отменял. Страна разделилась на два лагеря: на тех, кто был уверен, что Моше Кацава оклеветали («Не мог такой человек поступать так гадко!»), и на тех, кто не подвергал сомнению вину президента. Полиция завершила следствие, передала дело в прокуратуру, там доказательства подвергли еще одной проверке и анализу, и решено было передать дело в суд.
Президент ушел в отставку за две недели до официального окончания его каденции. Будучи президентом, Моше Кацав обладал юридической неприкосновенностью. Став обычным гражданином, он оказался полностью во власти судебной системы, а судебная система — под прессом общественного давления. Силы общественного давления на суд более или менее уравновешивали друг друга: часть общества (в большинстве женщины и особенно феминистки) требовала строгого наказания, другая часть настаивала на том, что бывший президент уже испил чашу собственного унижения, это само по себе достаточное наказание, а еще нужно учесть возраст; и ведь семья от пристального общественного внимания тоже страдает, а это невинные люди!
Учитывая все эти сложные факторы, прокуратура предложила адвокатам Кацава судебную сделку. Согласно условиям сделки, Моше Кацав полностью признает свою вину, раскаивается в содеянном, и тогда прокуратура будет просить судей об условном сроке заключения. Кацав подумал и в конце концов от сделки отказался. «Я невиновен, — заявил он. — Меня оклеветали. На меня клевещет пресса. Суд, безусловно, будет на моей стороне. Пусть суд решает, кто прав, кто виноват».
О чем думал Кацав, принимая такое решение, сказать трудно. Действительно считал себя невиновным? Или надеялся на принцип, описанный Оруэллом: «Перед законом все равны, но некоторые равнее»? Полагал, что суд не сможет осудить первое лицо государства (пусть уже и бывшее)?
Нужно отметить некоторые особенности израильской судебной системы, корни которой уходят во времена британского мандата. У нас до сих пор существует прецедентное право, а сроки заключения по разным статьям обвинения не поглощают друг друга, а суммируются. Иными словами: если человека обвиняют в двух преступлениях, причем за одно он мог бы получить пять лет, а за другое восемь, то получит он, скорее всего, не восемь (поглощение одного срока другим), а тринадцать (суммирование сроков). Потому-то, между прочим, палестинские террористы получают сроки, удивляющие людей, незнакомых с израильской судебной системой: десять пожизненных сроков или больше. Казалось бы, бессмыслица — достаточно и одного пожизненного заключения. Но если доказано, что террорист убил десять человек, а убийство наказывается пожизненным сроком, то и получается десять пожизненных.
По идее, Моше Кацав мог получить за свои преступления 49 лет тюрьмы, что для него равносильно пожизненному заключению. Адвокаты экс-президента в ходе судебных заседаний настаивали на невиновности подзащитного, говорили о том, какую пользу стране принес Моше Кацав, много лет занимаясь политикой и будучи сначала министром туризма, а затем президентом Израиля. Обвинители утверждали, что именно эти деяния являются отягчающим вину обстоятельством: ведь политик — не частное лицо, он представляет страну (тем более — на посту президента!), и любое его преступление является более тяжким, нежели аналогичное преступление «простого гражданина». К прочим обвинениям добавилось, кстати, еще одно: попытка помешать работе следствия.
В конце прошлого года суд завершил работу и признал Моше Кацава виновным по большинству предъявленных ему обвинений. Оглашение приговора было назначено сначала на 8 марта, затем перенесено, и 22 марта судья Джордж Кара тихим голосом зачитал приговор. Заседание транслировалось большинством израильских радиостанций и телевидением, и все могли видеть и слышать происходившее в зале. В ходе чтения судья Кара несколько раз назвал поступки Кацава «постыдными». Экс-президент был приговорен к семи годам тюремного заключения, двум годам условно и выплате пострадавшим компенсации в размере 125 тысяч шекелей. Судейская коллегия состояла из опытных юристов: Джорджа Кары, Мирьям Соколов и Иеудит Шевах. Приговор был утвержден двумя голосами против одного, причем судья Шевах согласилась с доказательной частью и высказала лишь мнение, что можно было ограничиться четырьмя годами (правда, она предложила гораздо большую сумму компенсаций). В том, что Моше Кацав совершил то, в чем был обвинен, у судей сомнений не оказалось.
Комментируя приговор, премьер-министр Биньямин Нетаниягу сказал, что израильской судебной системой можно гордиться. Суд подтвердил полное равенство всех граждан страны перед законом. Президент Шимон Перес назвал день оглашения приговора печальным для еврейского государства, но этот день «продемонстрировал, что в Израиле никто не стоит над законом, даже президент страны».
Авигдор ПАСХИН, Израиль