Нью-Йорк глазами израильтянки

Что больше всего меня поразило в Нью-Йорке? Наверное, вы не поверите. Но не забывайте, что я живу в необычной стране, где все события лавируют на грани между миром и войной, а значит, между жизнью и смертью, где каждый день драматичен, неповторим и поэтому особенно прекрасен. В свой путевой блокнот я записала только то, что бросается в глаза, что удивляет, что заставляет восхищаться, что не дает забыть. Я уйду от литературных и киношных схем, от Ильфа и Петрова, Бродского, Лимонова и Довлатова, от пересказов знакомых и друзей. Только самое-самое, без чего невозможно понять этот непостижимый город, каким увидела его я в сентябре 2010-го. Своими глазами. Итак, в объективе:
Новый Вавилон
Мы в самом сердце мира, в Нью-Йорке на Таймс-сквер, главной улице Манхэттена. Здесь всегда праздник, всегда многолюдно и весело. Сверкают огромные рекламные мониторы, с ярких гигантских плакатов вам улыбаются кинозвезды, самые известные бутики приглашают вас сделать шопинг; все крутится, сверкает, кружит голову и отбивает ритм. Здесь не место унылым и растерянным, здесь гуляют. В толпе перемешался весь шар земной — все расы, этносы, религии и социальные слои. Ярмарка человечества — перед вами! Non-stop.
Но я о другом. О том, что на современном языке принято называть эмоциями, а раньше сказали бы: чувства. Я об очень китчевой, наивной и не совсем обычной цветной скульптуре в центре Таймс-сквер. Скульптура Сьюарда Джонсона выполнена по известному старому черно-белому фотоснимку, ставшему для американцев одним из символов Победы во Второй мировой войне. Сюжет знаменитого фотоснимка прост и понятен всем: американский моряк, вернувшийся с войны, молодая медсестра и эйфория, охватившая их…
Так что же произошло тогда в
1945-м на этой знаменитой площади? Кто эти двое? И почему их поцелуй стал символом целой эпохи и вошел в историю?
Очевидцы вспоминали: «14 августа 1945 года. Громадная толпа застыла в ожидании на Таймс-сквер в Нью-Йорке, на так называемом военном островке, где находился пункт набора добровольцев в американскую армию. Наконец, около 7 часов вечера было объявлено о капитуляции Японии. Площадь взорвалась криками радости и облегчения...»
Это был великий день. Конец войны! Все вокруг обнимались, плакали друг у друга на груди и поздравляли с Победой. Начинался новый отсчет времени — без войны, без потерь, без раненых и изувеченных, без похоронок и слез, без человеческих страданий. Мир устал воевать.
И неважно, какая страна. Эмоции людей всегда просты и понятны. О другом, очень похожем, советском Дне Победы мне рассказывали мои родители. В этот день, как и на далекой Таймс-сквер в Нью-Йорке, все были едины и безмерно счастливы. Все ощущали себя победителями, ликовали и любили друг друга.
Сколько раз я видела этот день в кино, в хронике черно-белых кинолент!.. Я помню лица людей на белом экране, их радость и восторг, их надежду и их слезы. Зал всегда затихал, и всегда кто-то, не справляясь с эмоциями, громко всхлипывал... Конец Второй мировой войны означал конец надвигающегося апокалипсиса. Мир торжествовал Победу.
Молодые медсестра и моряк случайно встретились в Великий день человечества. Во всеобщем эмоциональном порыве они потянулись навстречу друг другу. В этой случайной встрече такая гамма чувств, такое запредельное счастье, такой восторг от долгожданной Победы, что и сегодня чувствуешь энергетику того далекого мгновения. Начинался новый отсчет времени для всех — прекрасное ЗАВТРА без войны. У этой истории не было продолжения, но она стала символом Победы и Любви. А еще, для меня — это памятник прекрасному, кристально чистому поколению моих родителей, которые умели честно побеждать, мужественно переносить любые невзгоды и так красиво и нежно любить.
Моментальная фотография Альфреда Айзенштадта получила название «Безоговорочная капитуляция». Она была опубликована в журнале Life и вошла в историю как одно из самых ярких свидетельств XX века.
Эдит Шейн, медсестра, прославившаяся на весь мир благодаря этой фотографии, потом вспоминала: «Этот юноша схватил меня, и я закрыла глаза. Он вернулся с войны, где сражался за нас всех и сейчас просто был счастлив от осознания этого... Он крепко обнял меня и также быстро растворился в толпе, как и появился!»
Известнейший фотограф Альфред Айзенштадт снимал всех знаковых личностей своей эпохи. Ему позировали Эйнштейн и Оппенгеймер, Билл Клинтон и Джон Кеннеди, Мэрилин Монро, Марлен Дитрих, Анна Мей Вонг и Лени Рифеншталь, Софи Лорен и многие другие знаменитости. Но фотохудожник, достигший вершин творчества, был уверен, что самой известной его фотографией на века останется скромное фото обаятельной пары на переломе времен возле пункта набора добровольцев в американскую армию.
«Я буду на небесах, а мои фотографии буду жить. Люди забудут мое имя, но они будут помнить, что был фотограф, запечатлевший американского моряка с медсестрой в конце Второй мировой войны, в далеком 1945-м...», — писал Альфред Айзенштадт в своем дневнике.
И вот жаркое лето 2010-го. Я стою на Таймс-сквер возле красивой пары, застывшей во времени в том далеком 1945-м, и не могу сдержать слез. Я чувствую их легкое дыхание, их волнение. На смуглой шее молодого матроса пульсирует синяя жилка, и ямочки на щеках медсестры так трогательны и нежны... У них впереди вся жизнь, и никому ее не отнять! Дома их ждут матери и отцы, эта встреча у них еще впереди, им надо торопиться вернуться.
Но история войн бесконечна. И я вспоминаю себя...
Как я исступленно ждала конца войны во Вторую ливанскую! Как молилась! Как теряла силы от невозможности что-либо изменить! Я была матерью солдата. Поверьте, это очень страшно, когда нашим детям приходится воевать.
А мир жил своей обычной жизнью в то самое страшное для нас время, когда наши дети месили сапогами грязь на армейских учениях в пустыне, ловили террористов и не спали в ночных дозорах. Это у наших детей были Ливан и Газа, «Литой свинец» и еще, и еще, и еще... Но молодые выдерживают адские перегрузки. Они защищают свой Дом. Им некуда отступать.
Помню, как стало вокруг чудесно, легко и светло, когда закончились безумные дни войны. Наверное, не каждый меня сейчас поймет там, на Таймс-сквер; но здесь, в Израиле, мы знаем цену каждому мирному дню.

«Безвкусица. Слишком сентиментально...» — сказал мой американский знакомый, скучающе глядя на скульптуру.
«А может, ты просто ничего не знаешь об этом?» — тихо спросила я.
«И как хорошо не знать...» — подумала про себя.
Ирина ЦЫПИНА, Израиль