Кумир своего поколения
В моей жизни имя Константина Симонова занимает особенное место. Я, эвакуированный полуголодный девятилетний еврейский мальчик, узнал о нем холодной зимой 1942 года на уроке в школе №5 города Фрунзе.
Помню, как наша худенькая, небольшого роста учительница, развернув номер республиканской газеты «Советская Киргизия», тихо сказала: «Дети, здесь напечатано очень хорошее стихотворение. Его написал поэт Симонов». И с дрожью в голосе стала читать. Ее муж, как отцы и старшие братья многих из нас, в то время воевал под Москвой в дивизии, сформированной в Киргизии генералом Панфиловым. Ни учительница, ни мы не знали, живы ли они. Наверное, поэтому так взволновали нас, мальчишек и девчонок, врезавшиеся в память на долгие годы строки:
Жди меня, и я вернусь.
Всем смертям назло…
Фронтовики, возвратившиеся с войны, рассказывали, что вся армия таскала в карманах гимнастерок газетные вырезки с этим стихотворением. В нем поэт в страшную пору войны сумел выразить самые главные и нужные миллионам людей мысли.
С тех пор прошло почти семьдесят лет. И в том, что более сорока из них я, кадровый офицер, затем пенсионер сотрудничал с военными газетами и журналами, а позже с изданиями «Советская культура» и «Труд», во многом сыграл боевой и творческий путь военного писателя, поэта и журналиста Константина Михайловича Симонова. За годы Второй мировой войны поэт зарекомендовал себя как первоклассный журналист. Он бывал на переднем крае всех фронтов и своими стихами, очерками, рассказами, корреспонденциями помогал победе над немецким фашизмом. Впервые всему миру стало известно о массовом уничтожении гитлеровцами в концлагерях евреев именно после публикации в трех августовских (1944) номерах центральной военной газеты «Красная звезда» очерка Константина Симонова «Лагерь уничтожения», где скрупулезно показан принцип массового убийства людей. Большинство из них были евреями. В 70-е годы, когда о нацистском геноциде евреев не принято было писать, лишь огромный литературный и нравственный авторитет Симонова позволил ему опубликовать свои фронтовые записки о жертвах Майданека и Освенцима. О евреях-героях войны — командире саперного батальона 38-й армии Иосифе Беринском, морских разведчиках — «еврейском гусаре с шумными повадками одессита» майоре Людине и лейтенанте Геннадии Карпове — и о многих других воинах-евреях писатель вспоминал исключительно уважительно и тепло в журнале «Дружба народов» в 1974–1975 годах. Позже эти записки вошли в 8-й и 9-й тома его собраний сочинений.
До последнего времени в печати и на экранах ТВ можно встретить статьи и видеофильмы о Симонове, восхвалявшем Сталина в годы войны. Человек своего времени и своего общества, он существовал по законам этого общества. Как и многие, он привык верить в их справедливость. После войны, обласканный властью, он стал одним из секретарей Союза писателей, редактором журнала «Новый мир». Константину Симонову, безусловно, пришлось в свое время участвовать во многих пропагандистских кампаниях. Где бы он ни был за свою внешне благополучную, а в реальности драматически-сложную жизнь, везде его просили читать военные стихи (и в первую очередь «Жди меня»), которые в авторском исполнении, несмотря на грассирование (поэт с детства не выговаривал звук «р»), всегда звучали особенно проникновенно.
Однажды после выступления на одном из творческих вечеров его спросили: «А вы не еврей?»… Симонов не еврей, но и антисемитом никогда не был. Сын писателя Алексей Симонов так рассказал об истории доклада отца о космополитах в Союзе писателей: «Шел 1949 год. Когда Сталин дал указание заняться космополитами, а к ним относили в основном евреев (достаточно вспомнить убийство Михоэлса и разгром Антифашистского комитета), был нанесен первый удар — раскрыты псевдонимы критиков-«космополитов», чьи настоящие фамилии оказались сплошь еврейскими. Следующим шагом должен был стать разоблачающий доклад генерального секретаря Союза писателей Александра Фадеева. Но он запил, и доклад мог сделать один из двух его заместителей — либо ярый антисемит Анатолий Софронов, который горел желанием расправиться еще с десятком-двумя неугодных евреев, либо мой отец. Вот и весь выбор, какой был у отца… Тем не менее время альтернативы не оставляло. И отец сделал доклад, о котором всю жизнь жалел…» Писатель Аркадий Ваксберг в книге «Сталин против евреев» описывает случай, когда в 1952 году Сталин предложил А. Фадееву «письменно санкционировать казнь виднейшим еврейским писателям. Фадеев попытался этот позор разделить с Симоновым… «Ты, Саша, списки составлял, — сказал ему Симонов, — ты и подписывай, а я подписывать не буду. Баста!» И Фадеев вынужден был подписать сам».
Я уверен, что Константин Михайлович не был антисемитом еще и потому, что две довоенные жены поэта, Ата Типот (гражданская) и Евгения Ласкина (мать его сына, известного литератора и правозащитника Алексея Симонова), были еврейками. Любимым учителем был поэт Павел Антокольский, а близкими друзьями — Евгений Долматовский, Борис Горбатов, Роман Кармен, генерал Давид Ортенберг… Симонов много помогал Борису Слуцкому, смог опубликовать записные книжки поэта-фронтовика еврея Семена Гудзенко и воспоминания о нем, посмертную книгу публицистики о войне Ильи Эренбурга…
ХХ съезд партии кардинально изменил политические взгляды Константина Симонова в отношении личности Сталина. Один из героев его романа «Солдатами не рождаются» говорит о «вожде всех народов»: «Это человек великий и страшный». «Добавлю от себя, — уточняет Симонов, — не только страшный, очень страшный, безмерно страшный…» В ноябре 1965 года на вечере в Центральном доме литераторов, посвященном 50-летию Константина Симонова, отвечая на хвалебные поздравления коллег, юбиляр откровенно сказал: «Я хочу, чтобы мои товарищи знали, что я… не всегда был на высоте. На высоте гражданственности, на высоте человеческой. Бывали в жизни вещи, когда я не проявлял ни достаточной воли, ни достаточного мужества. Помня это, я постараюсь их не повторять, как бы трудно ни приходилось». Свое слово он сдержал.
В 1970-х, будучи офицером, я проходил военную службу в гвардейском мотострелковом полку в Кутаиси. Писателя Константина Симонова, председателя Совета по грузинской литературе при Союзе писателей СССР, обожали в Грузии. На скромной даче в абхазском селении Гульрипши ему хорошо работалось. Здесь он часто встречался с друзьями — талантливыми грузинскими и абхазскими поэтами и писателями, переводил их произведения.
С юных лет Симонов полюбил творчество Владимира Маяковского, который родился в Грузии, в селении Багдади. Там ежегодно проводились Всесоюзные дни Маяковского. Во время празднования 80-летия поэта в Багдади состоялось открытие памятника выдающемуся земляку. На торжества приехал Константин Симонов, стройный, подтянутый, но безмерно усталый, совершенно седой. В те дни мне наконец выпало счастье познакомиться и поговорить с любимым поэтом, исключительно доброжелательным и отзывчивым человеком.
В перерывах между официальными «мероприятиями» Константин Михайлович в своей, наверное, только ему присущей манере, спокойно, будто спрашивая, рассказал мне, что многие годы подражал Маяковскому и считал своим гражданским и писательским долгом заниматься наследием поэта-трибуна. Он также поделился своим замыслом восстановить, показать в Москве и провезти по всей стране выставку «20 лет работы Маяковского». Симонов подробно расспрашивал меня о службе, жизни и самочувствии российского офицерства в Грузии. А после юбилейного собрания в здании кутаисского драматического театра, где самым ярким было выступление Симонова, мы сфотографировались на память. Затем Константин Михайлович подарил мне свою книгу поэзии («Тридцать шестой – семьдесят первый») с автографом. Нынче в Детройте эта книга занимает самое почетное место в моей скромной домашней библиотеке.
Еще до войны Константин Симонов написал такие строки:
Как будто есть последние дела,
Как будто можно, кончив все заботы,
В кругу семьи усесться у стола
И отдыхать под старость
от работы.
До отдыха в кругу семьи и до старости поэт не дожил. Умер, когда ему еще не было и шестидесяти четырех. На Буйническом поле под Могилевом, где впервые он увидел, как воины 388-го полка, мужественно сражаясь, остановили гитлеровские танки, где он поверил в неизбежность победы, на том же памятном фронтовом маршруте, о котором поется в моей любимой «Песне военных корреспондентов» — «От Москвы до Бреста…», стоит огромный валун. На нем высечены слова:
К.М. Симонов 1915–1979
Всю жизнь он помнил
это поле битвы 1941 года
и завещал развеять
здесь свой прах.
Исаак ТРАБСКИЙ, США
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!