МИР БЕЗ ГРАНИЦ ИЛИ ВОЙНА БЕЗ ПРАВИЛ?

В историческом музее Стокгольма произошел неприятный инцидент: посол Израиля в Швеции Цви Мазель нанес ущерб представленной там художественной экспозиции под названием «Белоснежка и безумие правды». Композиция представляла собой небольшой бассейн, заполненный красной жидкостью, имитирующей кровь, где плавал кораблик с портретом Ханади Ярадат — палестинки-смертницы, осуществившей 4 октября 2003 года теракт в ресторане «Максим» города Хайфы, повлекший за собой гибель 22–х израильтян. Цви Мазель в негодовании порвал электропроводку и швырнул освещавшую бассейн лампу в воду. В результате господина посла пригласили в МИД Швеции для дачи разъяснений по факту своего поведения. «Мы должны объяснить ему, — сказала пресс-секретарь шведского внешнеполитического ведомства Анна Ларссон, — что уничтожение произведений искусства недопустимо ни при каких обстоятельствах». Сами собой напрашиваются ассоциации с другим случаем, произошедшим пару лет назад в Москве. В доме-музее Сахарова скромно проходила выставка под названием «Осторожно, религия!» Исходным материалом для части экспонатов служили покореженные и оскверненные иконы и куски евангельских текстов, над которыми авторы прикололись так, как только позволяла их богатая фантазия. Так бы и закончилась выставка по-тихому, отмеченная парой-тройкой коротеньких заметок, если бы в один прекрасный день ворвавшаяся в здание группа верующих, оскорбленных в лучших чувствах, не покрушила от души богохульные шедевры (при этом доосквернив их окончательно. — С. У.) Тут бы и разразиться долгожданной корриде между двумя священными быками — свободным искусством и Русской православной церковью. Но реакция оказалась нулевой. Скандал, вместо того чтобы громко лопнуть, аккуратно сдулся. Вялотекущее судебное разбирательство продолжается до сих пор. Хочу обратить внимание читателя на совпадение фактов: музей, циничная инсталляция, человеческая реакция. Если на стене вашего дома намалевана метровая свастика или, что ничуть не лучше, нецензурное словечко, нормальному человеку следует либо возмутиться, либо стереть, либо прищучить хулиганов. А как быть, если та же пакость торчит в качествеѕ мирового шедевра за музейной цепочкой? В этом случае законопослушному гражданину должно остановиться на пару минут, полюбоваться, щелкнуть фотоаппаратом и спокойно шествовать дальше. И ни в коем случае не трогать экспонат руками. Бред, скажете? Нет, это — толерантность. В одном нашумевшем бестселлере совесть названа еврейским изобретением. Так вот, к толерантности тоже мы руку приложили. После Хрустальной ночи, после Освенцима, после ГУЛАГа, психушек, безнадежных очередей в ОВИРе, после всех унижений, которые несло с собой проклятье пятой графы, принцип толерантности казался панацеей от всякого зла. Конечно, трудно объяснить человечеству, привыкшему к рабству и страху, что соседа можно не бояться, а понимать, что каждый имеет право быть собой и нет ничего дороже свободы личности. Но трудно — не значит невозможно. Толерантности теперь навалом. Англия, Франция и Германия, правда, уже тихо стонут: в их уютном монастыре выросли мощные афро-арабские анклавы со своим уставом, не предполагающим диалога. Столь существенные для нас понятия, как «терпимость», «взаимодействие», «сотрудничество», оказались неактуальны для ряда других культур. Мы полагали, что все народы примут наши правила игры, потому что они ведут ко благу и экономическому росту, но на наших глазах появились государства, успешно процветающие под сенью шариата, чьи законы кажутся нам чудовищным пережитком Средневековья. Соприкасаясь с неприемлемым для нас чужим поведением, мы спотыкаемся, повязанные собственными правилами. Там же, где столкновение полярных взглядов еще не стало камнем политического преткновения, самой удобной нишей для ведения ментальной войны оказывается искусство. Музейная витрина — идеальное поле и для террориста, сменившего вид оружия, и для доморощенного маргинала, которому все равно, из чего устроить экшн. И в том, и в другом случае общество оказывается абсолютно беззащитно против своих, подчас весьма талантливых разрушителей. Свобода творчества священна. Отменить ее — значит рухнуть назад, в инквизицию. На наших врагов работает и право меньшинства, также являющееся неотъемлемой частью демократического общества. Во все времена носители творческой мысли, оказываясь в меньшинстве, подвергались преследованиям со стороны консервативного большинства, пока до человечества наконец не дошло, что фриков надо не выбраковывать, а защищать. Теперь под охраной не только белые слоны, но и целые народы, а заодно геи, инвалиды и неимущие. Мы выстрадали еще один шаг от агрессивной обезьяны к человеку. Более того, у нас выработался условный рефлекс на попрание прав меньшинств — к сожалению, слепой, как и большинство рефлексов. Терпимое, благородное и милосердное либеральное большинство очень переживает, когда Россия и Израиль переходят к решительным действиям в Чечне и Палестине. Дикторы новостных программ с горечью в голосе рассказывают о том, как «маленький гордый народ героически сопротивляется государственной военной машине». Ключевое слово здесь — «маленький». Маленьких обижать нельзя! Одинокая шахидка, хрупкая девочка, обвязанная взрывчаткой, выглядит в кадре этаким скорбным ангелом — ее хочется немедленно спасти, утешить, накормить и удочерить. Видеоролик с «зачисткой», где хмурые парни в камуфляже при помощи тяжелой техники рушат глинобитные домики, у любого порядочного обывателя, выросшего в мирное время, вызывает прямо противоположные чувства. И хотя ежу понятно, что государство может отвечать на агрессию только с помощью законной армии, зрителю, чтобы здраво расставить точки над i, нужно, как минимум, оторваться от экрана, провоцирующего поток голых эмоций. Сделать это практически невозможно. Резкий, хотя вполне обоснованный поступок московских верующих и господина посла — глас вопиющего: они действовали, исходя из повседневной реальности, тогда как остальной мир предпочитает виртуальную. Бедные шведы искренне не поняли: с какого это перепугу взрослый человек расхулиганился в музее? Создавая свободное общество, мы забыли утвердить черту, за которой — предел возможной свободы. Эта черта не может быть обозначена статьей в уголовном кодексе, так как речь не о личной свободе, а о гражданской. Можно называть чужих террористов и собственных растлителей преступниками, но пока они используют вместо тротила культурные символы, никакой УК им не писан. Угодить за решетку из-за оскорбления чьих-то религиозных или национальных чувств очень непросто: при наличии хорошего адвоката и заинтересованных СМИ едва ли не любую подобную выходку можно представить как художественный эпатаж. И взятки гладки — у нас свобода совести! Я не против толерантности. Она — столп цивилизации. Но на одной опоре нам не устоять. Опираться на насилие мы не можем. Языка, на котором можно договориться с соседями, не теряя при этом самости, нет. Его предстоит создать в кратчайшее время, ибо мир без границ, которого все так ждали, оборачивается войной без правил.

---

СПРОСИ РАВВИНА НЕ СТОЙ НА КРОВИ БЛИЖНЕГО Обратимся к недельной главе, в которой описывались похожие события. «И вода в реке Нил превратилась в кровь» Символично, что этот инцидент произошел 17 января, как раз когда мы начинали чтение 2-й книги Торы — «Шмот», или «Исход», где рассказывается о десяти египетских казнях. Как известно, первая «египетская» казнь заключалась в том, что «вода в реке Нил обратилась в кровь» («Шмот», или «Исход», 7:20). Для египтян это было трагедией не только потому, что они были на некоторое время лишены основного источника воды. Главная беда заключалась в том, что Нил было едва ли не главным божеством в Египте, поскольку от разливов этой реки зависели урожай и благополучие всей страны. Свобода и демократия — понятия, священные для европейца, подобно тому, как Нил для египтян, — последнее время все чаще приносят кровавые плоды. Как известно, далеко не все евреи того поколения стремились вырваться из египетского рабства. Были и такие, которых положение сытых рабов вполне устраивало. Эти люди навсегда остались в Египте. Мы же — потомки той пятой части, которые нашли в себе мужество отправиться в пустыню, лишь бы вырваться из рабства. В этом смысле символично, что художник Дрор Файлер, устроивший эту провокацию, сам является евреем и бывшим израильтянином. Именно он, проживающий ныне в сытом европейском рабстве, решил поэстетствовать, поэтизируя поступок арабской террористки. Зато израильский посол, отключивший свет, этой своей явно не дипломатической выходкой доказал, что в его жилах течет горячая еврейская кровь. И наступила «тьма египетская». В отличие от г-на Файлера, у которого, судя по всему, вместо крови вода, подкрашенная краской. И тут уже ничем не поможешь. Раввин Довид Карпов