Обреченный на сопротивление

Литература была для него спасением, она придавала смысл существованию, она была единственной отдушиной в этом жестко сконструированном мире, она была для него самой жизнью, более реальной, чем та, в которой он пребывал. Здесь он был демиургом и творил собственный, ни на кого не похожий удивительный мир, в котором герои превращались в насекомых, упорно пробирались к неведомому Замку и, не будучи виноватыми, осуждались на казнь.
Но из клетки, на существование в которой он был обречен, был еще один выход — жениться. В этом случае он, уже достаточно взрослый человек, мог наконец-то вырваться из семьи и зажить самостоятельной жизнью. Тем более что создать семью, родить детей и оказывать им поддержку в этом ненадежном мире означало для него осуществление человека. И он к этому постоянно стремился.
В августе 1912 года Кафка знакомится с Фелицией Бауэр. Но Фелица живет в Берлине, а он в Праге. Встречи их довольно редки, отношения уходят в письма. Вечно сомневающийся в себе, постоянно испытывающий приступы отчаяния, не вписывающийся ни в какие привычные рамки жених вызывает непонимание у обычной берлинской фройлен. Она уже внутренне готова к разрыву, но что-то все время останавливает ее, она медлит, она не может решиться сделать последний шаг. Франц же мучает девушку и продолжает мучиться сам. Сомнения терзают его душу, он не может спать, нервы его оголены, он живет обострившимися до предела чувствами и заклинает себя не отчаиваться. 21 июля 1913 года он подводит неутешительные для себя итоги и перечисляет в дневнике все «за» и «против» женитьбы. «Против» оказывается больше и поэтому в конце он, как бичом, щелкает самого себя: «Жалкий я человек!»
Мучительное утро в постели. Будущее настолько неопределенно, что он близок к самоубийству — единственным выходом из ситуации кажется прыжок из окна. Но на самом краю вдруг пронзает мысль, что он все же может сохранить себя в браке. Помолвка с Фелицей длится чуть ли не год, затем следует разрыв. В 1915 году их отношения возобновляются. Им потребуется два года, чтобы обручиться во второй раз, и пять месяцев, чтобы утвердиться в мысли, что из этого союза ничего не выйдет. Кафка сознает, что она несчастлива главным образом по его вине, но ничего поделать с собою не может. Все это напоминает пытку, и эту пытку надо кончать. Теперь они понимают это оба.
Летом 1916 года они встречаются в гостинице в Мариенбаде.
Это начало конца.

Из дневника Франца Кафки
(записи от 5 и 6 июля 1916 года)
Тяготы совместной жизнью. Она держится отчужденностью, состраданием, трусостью, тщеславием, и только на самом дне, может, есть узенький ручеек, который заслуживает названия любви, но который бесполезно искать, — он лишь кратко сверкнул, сверкнул на мгновенье.
Бедная Фелица.
Несчастная ночь. Невозможность жить с Ф. Невыносимость совместной жизни с кем бы то ни было. Отсутствие сожаления об этом. Сожаление о невозможности быть одному. Но дальше: бессмысленность сожаления, примирение с этим и, наконец, понимание...
 

Страх и трепет
…Однако он не оставляет усилий во чтобы то ни стало изменить свою жизнь. С Юлией Вохрыцек повторяется почти то же самое, что и с Фелицией, но знакомство, обручение и расторжение помолвки на этот раз по времени занимает полгода и несколько строк в дневнике. Зимой 1920 года он уезжает в Вену, и там судьба дарит ему Милену Есенску, талантливую журналистку, каждое воскресенье публиковавшую по статье в пражской еженедельной газете «Трибуна». Брак вопреки воле родителей оказался несчастливым. Ее муж, Эрнст Полак, занимавшийся исследованиями в области философии, имел какую-то мистическую власть над женой и делал с ней все, что хотел. Красавица Милена сильно страдала, но… терпела все унижения. Для нее встреча с Кафкой была глотком чистого воздуха. Для Франца — неожиданным, нечаемым везением.
Четыре дня, проведенные им с Миленой в Вене, наверно, были лучшим временем в его жизни. Все доставляло Кафке радость, даже самые обычные посещения кафе, почтамта, магазина. Милена всюду таскала его за собой — она открывала ему свою Вену. И он, несмотря на болезнь, несмотря на свои вечные страхи перед неизвестностью, перед чужими людьми, перед вновь вспыхнувшей так ярко и страстно любовью, бегал за ней как ребенок, наслаждался ранней весной, солнцем, зелеными холмами на окраине города — и был счастлив.
Но ему нужно было возвращаться в Прагу, ей — оставаться в Вене. Все, что связывало их, оборвалось так же внезапно, как и началось. Милена могла принести Кафке счастье, но она не смогла разорвать узы с Полаком. Она была не в силах вырваться из плена, в котором держал ее муж, но она не могла обречь себя и на жизнь с Францем, потому что для нее это означало уйти в аскетизм. Слишком земная женщина, Милена понимала, что тот, с кем столкнула ее судьба, просто не может жить. Не способен жить. И скоро умрет. В одном из своих писем другу Франца Максу Броду она написала: «…я думаю, что все мы, весь мир и все люди больны, а он единственный здоров и правильно понимает и правильно чувствует, единственный чистый человек. Я знаю, что он обороняется не от ЖИЗНИ, а только от ТАКОГО РОДА ЖИЗНИ ЗДЕСЬ…» (Летом Кафка записал в дневник: «Если я обречен, то обречен не только на гибель, но и обречен и на то, чтобы до самой смерти сопротивляться».)
 

Страдание и избавление
…Когда-то он обращался с призывом к самому себе не щадить себя, потому что щадить невозможно.
Когда-то он молил Всевышнего сжалиться над ним, грешным, и не причислять к безнадежным.
Все это было так давно… Сейчас все пришло к своему рубежу — он испытывал страшное, угнетающее волю бессилие. Он не в силах спать, не в силах бодрствовать, он не в состоянии переносить монотонную последовательность жизни.
Внутренние часы убыстрили свой ход, они мчатся в каком-то бешеном нечеловеческом ритме. Внешние идут, как шли вчера, позавчера или десять лет назад. Между двумя мирами — внешним и внутренним — все меньше и меньше точек соприкосновения…
Диагноз профессора Фридля Пика был неутешителен: катар легких, не исключено возникновение туберкулеза. В связи с его телесной слабостью и душевной неуспокоенностью это звучало как приговор. Из всех путей отныне для него открыт был лишь один — в никуда. Но он продолжает надеяться не только на отсрочку, но и на возможность устроить свою судьбу.
В курортном местечке Мюриц на берегу Балтийского моря он знакомится с Дорой Димант. Умудренному, уставшему от болезни и бремени бытия Кафке 40 лет. Лучащейся оптимизмом и здоровьем Доре — не больше 20. Ни к чему не обязывающее знакомство через некоторое время перерастает в захватившее обоих сильное чувство. Наконец-то он получает то, что искал. Жизнь с Дорой в предместье Берлина напоминает почти идиллию, он испытывает творческий подъем и пишет «Маленькую женщину» и «Нору». Он соглашается на издание небольшой книжки рассказов. Единственное, что оставляет желать лучшего, — это его здоровье. 17 марта 1924 года Брод привозит ослабевшего, измотанного борьбой с недугом Кафку в Прагу, затем его помещают в санаторий «Венский лес», а 10 апреля увозят в обычную венскую клинику. Брод записывает в своем дневнике: «Поставлен диагноз: туберкулез гортани. Злосчастный день».
Дора и еще один близкий друг Франца доктор Роберт Клопшток делают все возможное и невозможное, чтобы перевести дорогого им человека в благоустроенный санаторий Кирлинг. Но спасти Кафку уже было невозможно. Малейший кашель душит его. Он постоянно мучается сильнейшими болями в гортани. При приеме пищи они усиливаются настолько, что доставляют ему неимоверные страдания. Процесс туберкулезного распада прогрессирует не по дням, а по часам…
За несколько недель до ухода каждую ночь перед его окном появлялась сова — птица мертвых.
За день до смерти он медленно, очень медленно, стараясь продлить наслаждение, ел привезенную из города клубнику и вишню.
На рассвете 3 июля 1934 года ему стало трудно дышать: он задыхался. Дора позвала на помощь Роберта, тот разбудил лечащего врача. Врач впрыснул камфару. Клопшток хотел отойти от кровати, надо было очистить шприц. И услышал: «Не уходите». — «Я не ухожу», — успокоил он умирающего. «Но я ухожу», — глухо произнес Кафка.
Чтобы облегчить боли, ему сделали два укола морфия и ввели пантопон. Ему немного полегчало, умиротворение разлилось по его лицу, он просил еще и еще… Потом он уснул…

Запись из дневника
от 21 июля 1913 года
На шею набросили петлю, выволокли через окно первого этажа, безжалостно и равнодушно протащили, изувеченного и кровоточащего, сквозь все потолки, мебель, стены и чердаки до самой крыши, и только там появилась пустая петля, потерявшая последние остатки моего тела, когда им проламывали черепичную кровлю.
 

Прощание
Тело запаяли в гроб и перевезли в Прагу.
Гроб опустили в теплую рыхлую землю еврейского кладбища в Стражницах
11 июля в 4 часа пополудни.
Через час с четвертью участники скорбной церемонии возвращались в опустевшую квартиру Кафки на Альтштедтер-Ринг. Все обратили внимание, свидетельствует Макс Брод, что стрелки больших часов на ратуше остановились в те минуты, когда тело предавали земле.
 

Постскриптум I
Последний рассказ, который написал Франц Кафка незадолго до смерти, был «Жозефина, или Мышиный король».
Из трех романов, над которыми он работал в течение жизни — «Процесс», «Замок», «Америка (Пропавший без вести)» — два последних остались незаконченными.
В своем литературном завещании Кафка признал право на существование только за книгами «Приговор», «Кочегар», «Превращение», «В исправительной колонии», «Сельский врач» и новеллой «Голодарь». Обращаясь к Максу Броду, он просил уничтожить все остальное, написанное его рукой, — рукописи, дневники, письма. Брод не исполнил просьбу друга — благодаря ему мир открыл гениального писателя после его смерти.
 

Постскриптум II
Дора Димант скончалась в 1952 году в Лондоне.
Милена Есенска погибла в немецком концлагере Равенсбрюке в 1944-м.
Земной срок Фелицы Бауэр закончился в 1960 году в Америке.
 

Геннадий ЕВГРАФОВ, Россия