Ноэль
Сколько мне тогда точно было лет — пять ли шесть — я, конечно же, сегодня не вспомню. Но случилась эта история — да и не история даже, так, эпизод, как я теперь понимаю, — когда брак моих родителей находился в периоде полураспада. Иначе трудно объяснить полную раскоординированность родительских действий при обеспечении единственного отпрыска новогодними радостями. Тогда в первый и единственный раз в моей детской жизни (впрочем, и во взрослой, кажется, тоже) ко мне пригласили Деда Мороза. Даже двух… Но по порядку. Услуга по приходу на дом главного новогоднего персонажа в середине семидесятых была уже освоена службой быта, нанимавшей для этого профессиональных актеров. Понимали советские служители быта, что детское счастье — это не стирка-химчистка, и за радость, доставленную любимым отпрыскам, родители вполне могут заплатить и не по жесткому прейскуранту.
Но была и еще одна, как сейчас говорят, опция: Дедом Морозом назначали кого-то из членов трудового коллектива. Может, провинившегося, может, наоборот, в качестве поощрения, или просто по профсоюзной линии — за будущие отгулы. Назначали, одевали соответствующим образом, вручали заранее купленные родителями подарки и отправляли по детям коллег. Причем, видимо, чтобы женской части коллектива было не обидно или же чтобы было кому потом тащить праздничного героя до исходной точки, в некоторых организациях Деду Морозу придавали внучку Снегурочку.
Итак, предпраздничная неделя, утро. Мама в командировке. Отец на работе. Я, предупрежденный о возможном новогоднем сюрпризе, с вымытыми ушами и специально выученным стихотворением (про вещего Олега — собственный выбор) дышу свежим воздухом на лоджии. О том, как все должно происходить в случае визита дорогого новогоднего гостя, научен: я ему — стихотворение, громко и с выражением, он мне — подарки. И вот дед с бабушкой радостно вытаскивают меня с балкона. Посреди комнаты стоит высоченный широкоплечий мужчина в красной шубе, с белой бородищей по пояс, ярко-красным носом-картошкой и ярко-голубыми глазами под соломенными бровями. И главное — с большущим мешком. Рядом — под стать дедушке — и внучка: руса коса до пояса. Вся в блестках и мишуре. Оба — прямо как на картинках, в фильмах, мультфильмах и на «елках». Настоящие!
«Ну-у, мальчик, здравствуй! — тяжелым басом начал гость. — Я дедушка…» Закончить ему я не дал. Путаясь в рукавах шубейки, судорожно стягивая ненавистный платок, накрученный под шапку, я, не тратя времени на приветствия, затараторил: «Как ныне сбирается вещий Олег…» И так до конца. Не прекращая отчаянной борьбы с резинкой от перчаток.
Гости, похоже, несколько ошалели от такого напористого приема. Они стояли, растерянно улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу, Дед Мороз бросал тревожные взгляды на уже разлитую моим дедом по рюмкам наливку, Снегурка — не менее тревожные — на своего деда. А я, чтобы закрепить успех, принялся за «Тараканище». И еще готов был угостить их «Генералом Топтыгиным», но меня уняли, поспешно вручив подарки.
В целом, несмотря на нереализованный творческий ресурс, я остался доволен: и подарки вполне себе — откуда только этот Дед Мороз узнал, чего мне хотелось, — и сам он такой величественный, и внучку, молодец, симпатичную привел…
Теперь ремарка. Это был, как я узнал уже гораздо позднее, Дед Мороз с маминой работы. А работала мама тогда в некотором научно-исследовательском учреждении, подведомственном МВД СССР. Вот там и определили в Деды Морозы одного из молодых милицейских офицеров, подходящего по всем статьям и статям. А во внучки — соответствующую девушку из младшего состава. Во-о-т. А отец мой тогда работал в вычислительном центре одного из факультетов МГУ…
Свечерело. Я развлекаюсь с подарками, доламываю случайно попавшиеся непонравившиеся. Тут раздается звонок, через пару минут дверь в комнату открывается, и входят дед с бабкой. Довольно растерянные. А следом за ними бодрой такой походкой низенький сутулый мужичок, опять же в красном тулупе и такой же шапке. С белой же бородой, но без Снегурочки. Нос у него вовсе и не красный, но кривой и длиннющий, а на носу этом… очки. В широкой пластмассовой оправе. С толстенными стеклами. Глаза из-за стекол — не пойми какие, а брови над очками густые и черные-пречерные. Правда, тоже с мешком, что немного успокоило мою тревогу от появления странного гостя. Явно — самозванца, и, может быть, даже шпиона…
Дядька, не дожидаясь приглашения, развалился на стуле, поставив мешок между ног, и приветливо кивнул мне: «Здгаствуй, мальчик! Я — Дедушка Могоз, да… А тебя как зовут?» Не желая показывать, что раскусил его, я представился и неуверенно начал: «Как ныне сбирается…» «Ага, — обрадовался нежданный гость. — Пушкин! Пгекгасно!» И, повернувшись к деду с бабкой, энергично покачал бородой: «Вполне газвитой мальчик». И опять ко мне, но уже строго: «А считать ты умеешь? Таблицу умножения знаешь?» Дед крякнул, бабушка что-то пискнула. Но я, благодаря нарисованным дедом «пифагоровым штанам», — знал. Мы немножко посчитали к удовольствию гостя, потом я опознал на подсунутых им картинках каких-то животных, и на этом экзамен завершился. Лже-Дед Мороз вручил мне подарки (почти такие же, что и первый гость, но я был мальчик вежливый и смолчал), уверенно выпил неуверенно предложенную дедом рюмку наливки, пожелал всем «хогошего и сгадкого года» и удалился.
Вечером заехал отец. Я доложил ему о событиях дня, не забыв поделиться подозрениями относительно самозванца и, скорее всего, даже шпиона. «Ну, он, конечно, не шпион… — задумчиво сказал отец. — Но, пожалуй что, и не Дед Мороз». Ага, обрадовался я, значит, все-таки самозванец. «Это был Пер Ноэль!» — радостно и, как мне показалось, с облегчением, заявил отец. Про Пер Ноэля я знал благодаря выпущенной фирмой «Мелодия» мини-пластинке о новогодних приключениях щенка Пифа. До сих пор помню песенку оттуда: «Вести себя тихо давал я зарок, но я всего-навсего только щенок. Тяф-тяф…» — ну и так далее. Так вот, там зоогерой комиксов папы Арналя из «Юманите» был вынужден изображать ихнего французского Деда Мороза, когда настоящий Пер Ноэль застрял в какой-то трубе — примерно что-то такое…
Итак, о Пер Ноэле я слышал, но изображений его никогда не видел, так что — вполне может быть. Но я решил сразу не сдаваться.
– А почему он так говорил странно? Как маленький?..
– Картавил? — понимающе кивнул отец.
– Картавил, — подтвердил я, вспомнив слово.
– Ну так ведь он же француз!!! — отец явно торжествовал.
О том, что французы на своем языке картавят, я уже знал, — отец, когда подучивал французский, иногда зачитывал что-то вслух из, как сейчас помню, «Кола Брюньона». В общем, я удовлетворился объяснением, тем более что мое предположение оказалось недалеким от истины — все ж таки гость был иностранцем. А что еще некоторые, кроме французов и детей, бывает, картавят — да еще поглавней этих французов — я тогда не знал.
…Примерно полгода спустя, когда родители уже развелись и уже снова на какое-то время решили жить вместе, французы в нашем доме стали появляться довольно часто. Это приходили прощаться перед отъездом в прекрасное далеко бывшие отцовские соученики по мехмату и его недавние коллеги. Может, был среди них и мой Пер Ноэль…
Николай ПРОПИРНЫЙ, Россия
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!