Раб моды

– Валентин Абрамович, вы в детстве случайно крестиком не вышивали?
– Нет, я умел вязать. Мог все резать, кроить, перекраивать, доделывать, подделывать. Но крестиком — нет, не вышивал.
– Помните первую вещь, которую сшили сами?
– Ну конечно, помню. Это было в школе, классе, наверное, в девятом. Тогда еще все носили приталенные рубашки, брюки клеш. И я отцовскую рубашку перекроил так, что она стала модной. Потом долгое время ее носил.
– Где вы чаще бываете: в России или за границей?
– Все-таки в России. В месяц дней 10–12 провожу за рубежом.
– Никогда не думали насовсем перебраться, к примеру, в центр мировой моды — в Париж?
– Нет. (Смеется.) Если и раньше, в более сложное время, не возникало желания уехать, то теперь-то сам Б-г велел работать в России. И разъезжать по всему миру с показами.
– Ответьте, только не задумываясь: кто, на ваш взгляд, лучший кутюрье мира?
– М-м-м... (Пауза в несколько секунд.) Хороший вопрос... Ну, я думаю, Ив Сен-Лоран.
– Почему не назвали свою фамилию?
– (Смеется.) Это было бы неправильно. Да и вообще, как таковых первых сейчас в принципе нет. Исторически первыми для меня были Ив Сен-Лоран и Пьер Карден. У них я учился. Энциклопедичные имена, лучшие мастера классической школы. Огромное счастье, что я с ними знаком.
– Но в десятку-то лучших вы входите?
– Сейчас в моде нельзя ориентироваться только на 2–3 страны. За последние десять лет мода стала популярна почти во всех странах, и почти везде есть свои выдающиеся мастера. Но то, что в области от-кутюр я вхожу в двадцатку, — это точно.
– Избранная каста лучших кутюрье мира не так уж многочисленна — все имена наперечет. Как ветераны высшего света моды восприняли ваше появление в нем?
– Это же было давно. И на фоне интереса ко всему русскому. Шла перестройка, весь мир заново открывал для себя Россию. То есть о русской музыке, живописи и балете было известно. А, оказывается, есть еще и мода. Что, конечно, заинтересовало всех. Потом началась постоянная работа. Которая вызвала удивление: откуда же хватает сил? Потом появилось и раздражение.
– Вы для них были провинциалом, чужаком?
– Да, но я и сам к себе так относился. Конечно, о многом у нас тогда не было и представления. Да и откуда знать-то? Из сезона в сезон, из года в год, по капельке, мы обучались европейской школе. По дороге, по пути проходя все эти университеты. А сейчас, когда я приезжаю работать в Италию, местная критика пишет, что я «очень французский». А мне уже хочется, чтобы писали: «российский». Но, конечно, те годы, что я провел с показами во Франции, не могли не сказаться — по технике исполнения я больше француз.
– Сейчас уже стали своим в касте элитных кутюрье?
– Я думаю, там и свои-то не свои. Нет, ко мне нормально, уважительно относятся. И мне этого вполне достаточно. Очень хорошие отношения у меня с Кавалли. Недавно приезжал во Францию, встречались на больших вечерах с Армани, Гальяно. Но больше всего люблю общаться с Пако Рабанном. Он испанец, на самом деле и художник, и писатель. С ним очень интересно.
– Недавно прочитал высказывание историка моды Александра Васильева, где он утверждает, что западный рынок не для вас. По его словам, у вас никогда не будет клиентов на Западе. Что скажете?
– Ну, это мнение Саши Васильева. Нет пророка в своем отечестве, поэтому появляются какие-то разговоры. А основания — это показатели торговли, а не разговоры. Мы достаточно много продаем: от Америки и Лондона до Арабских Эмиратов. Так что пусть говорят. Если нет разговоров, становится скучно жить.
– А что ответите критикам, обвиняющим вас в излишней помпезности ваших моделей?
– В таких случаях я всегда говорю: посмотрите на французские Дома моды. Они помпезны, богаты. Мы также имеем корни, традиции, историю шикарной, роскошной одежды. Все-таки русский костюм всегда был насыщен и по цвету, и по фактуре, и по форме. Плюс у нас еще и ярко выраженная сезонность присутствует. Поэтому это нормально.
– В России, как известно, два общепризнанных короля моды: вы и Зайцев. При встрече здороваетесь с Вячеславом Михайловичем?
– Да, и постоянно общаемся. Со Славой я начинал, у нас очень хорошие отношения. Но каждый делает свое, у каждого свой круг клиентов, свои поклонники. А что до конкуренции между нами, то я и раньше считал, и сейчас продолжаю считать, что Вячеслав Михайлович — первый, я — второй. Хотя бы по возрасту.
– А дыхание за вашей спиной более молодых конкурентов не напрягает?
– Если бы я боялся конкуренции, не ездил бы за рубеж. Сидел бы дома. Так ведь? Дыхание должно быть. И чем оно более учащенное, тем лучше — я всегда буду в хорошей форме. Наша работа — это в какой-то степени спорт. Надо каждый день быть в теме, каждый день что-то рисовать, что-то искать. А позиция отдыхающего созерцателя меня мало устраивает. Это попросту неинтересно.
– Сколько вам требуется времени, чтобы создать модель от-кутюр?
– На коллекцию, от ее идеи до выхода на подиум, мне требуется четыре с половиной месяца. Мы же говорим о профессиональной работе. Хочется не хочется, а все равно делать надо. Иногда получается лучше, иногда хуже. Но я на все сто процентов согласен с Карденом, который при первой нашей встрече мне сказал: «Экономичнее». Экономичнее в идеях, в делах, поступках. Тем словам и следую.
– Какое количество нулей в счете заказчика может вас заинтересовать?
– Сколько стоит заказ? Ну, в первую очередь, он меня должен заинтересовать с художественной точки зрения. Затем — насколько меня ограничивают в фантазиях. А непосредственно денежную сторону вопроса определяет техника: сколько цветов, сколько кружев, сколько шелка и так далее. Главное, чтобы заказчик почувствовал то, что чувствую я. Потому что если мне не понравится клиент, то он может предлагать любую сумму — я не притронусь к его заказу. В этом плане я счастливый человек.
– Есть ли какая-то конечная цель разрастания империи Валентина Юдашкина?
– Что-то вы какие-то пенсионные итоги подводите...
– Ну почему? Цели, стремления — это же удел молодых.
– Появляются новые линии, новые направления, которые до сих пор мне оставались неведомы. Недавно мы открыли линию посуды, потом — ювелирную линию. Сейчас детскую одежду начинаем выпускать, цирковой спектакль готовим, книгу недавно издали.
– А что можете сказать о «выдающемся вкладе еврейства» в повышение боеспособности РФ?
– Мы разработали эскизы моделей новой военной формы, я сам служил в армии и представляю, что необходимо солдату.
– Если вы увидите в гардеробе вашей жены платье, скажем, от Армани, обидитесь?
– Такого не бывает. Марина носит только мою одежду.
– А себе можете позволить приобрести «чужую» вещь?
– Костюм — только мой. А в отношении других вещей... Вот, например, я люблю кепки, бейсболки. Собрал уже огромнейшую коллекцию со всего мира... Кстати, только сейчас подумал, что наш Дом не выпускает линию кепок. (Смеется.) Надо будет этим заняться.
– Не чувствуете себя рабом моды?
– Думаю, нет. Я, скорее, раб собственных идей. В этом нет самоуспокоения, что меня устраивает.
– А творческий кризис вам не грозит?
– Все может быть. Мода, как погода, — штука переменчивая. Но если ты этим жив — взять паузу невозможно. Публика ведь приходит к тебе удивляться. И я удивляю. А что остается делать?
 

Беседовал Дмитрий ТУЛЬЧИНСКИЙ, Россия