Островок духовной свободы

Коллективным детищем Домов был устный «Журнал журналов». Не знаю причины, но руководство Дома журналиста решило отделиться и создать свой устный журнал. Не мудрствуя лукаво, его назвали «Журналист». Быть его главным редактором, конечно, на общественных началах, поручили мне, члену Совета ЦДЖ. Помогли создать редколлегию. В ней стали активно работать журналисты Юрий Гальперин (Гостелерадио), Михаил Злотников (наш постоянный ведущий), Мартын Мержанов (организовывал встречи со спортсменами), Ян Островский (ответственный секретарь «Литературной газеты»), Всеволод Шевцов (ответственный секретарь «Вечерней Москвы»).
Чтобы не обвинили в аполитичности, в начале каждого выпуска делали пятиминутный обзор важнейших политических событий. Всякий раз, когда директор Домжура Иван Иванович Золин предлагал мне включить в журнал какую-нибудь «дежурную» страницу, я его спрашивал: «Вам слушать это будет интересно?» «Мне — нет, но говорят — надо!» — с военной прямотой отвечал бывший контр-адмирал. Я произносил целую тираду, после чего Золин, махнув рукой, говорил: «Ладно, делайте, как знаете!» Работать с ним было легко.
Главным исполнителем наших замыслов была Ирина Александровна Лер, зав. отделом культуры ЦДЖ. Ее знала и уважала вся театрально-музыкальная Москва. Вечера, которые она организовывала в Домжуре, всегда были необычайно интересными. Не припомню случая, чтобы Ирина Лер предоставила сцену пошляку или бездари, а они, как известно, обладают огромной пробивной силой.
Открытие устного журнала «Журналист» состоялось 30 января 1966 года. Самую большую страницу в выпуске предоставили режиссеру Театра на Таганке Юрию Петровичу Любимову и артистам его театра, в частности, Вениамину Смехову и Борису Хмельницкому.
У меня хранятся книги с дарственными надписями, письма ряда известных деятелей культуры, которые выступали в журнале.
На титульном листе своего романа «Нетерпение» Юрий Трифонов написал: «В память о моем неудачном эстрадном опыте в Доме журналистов». Действительно, он не обладал искусством пламенного оратора, но то, о чем он говорил, забыть нельзя. Размышлял он о страшной беде, которую приносил России политический экстремизм.
Леонид Осипович Утесов попросил меня выпустить его побыстрее, так как он торопился. Но выйдя на сцену и начав рассказывать о своей жизни, почувствовал особую атмосферу в зале и тотчас забыл о регламенте, а потом сидел и слушал других выступавших до окончания вечера. Мне он прислал письмо, в котором выразил пожелание нашему журналу: «Живи и здравствуй — долго, содержательно и весело».
В те годы, когда режиссера Анатолия Эфроса поливали грязью софроновский «Огонек» и официальная пресса, мы дважды предоставляли ему возможность встретиться с журналистами. Делясь мыслями о театре, рассуждая о «шедеврах» советской драматургии, Эфрос вспомнил совет Аркадия Райкина: «Зачем вам драматурги? Возьмите в газете передовицу, поставьте перед каждой фразой ремарку: «он», «она» — и диалог готов.
Он: Свою работу закончил съезд КПСС.
Она: Решения съезда с огромным воодушевлением встречены всем советским народом...
И так до конца передовицы».
Неоднократно выступал у нас Эльдар Александрович Рязанов, с болью рассказывал, какие перипетии ему приходилось преодолевать, создавая фильмы. А ведь ныне они признаны классикой не только отечественной, но и мировой кинематографии!
Писатель Григорий Бакланов, выйдя на сцену, не стал рассказывать о своем творчестве, а почти все выступление посвятил маршалу Жукову, возмущался, что не оценена его роль в Отечественной войне. Ко мне подбежала волнованная Ирина Лер и сообщила, что начальство разгневано и желает меня видеть. Председателем Совета ЦДЖ был тогда главный редактор одной из центральных газет. Я прикинулся «простачком» и сказал, что ничего крамольного в выступлении Бакланова не узрел. Тогда перед моей физиономией, как маятник, закачался указательный палец, и мне было сказано: «Не надо упрощать! Он не рассказывал, а противопоставлял!» (Вместо опального Жукова в спасители России продвигали дряхлевшего генсека.)
У меня хранятся мемуары художника Ильи Глазунова с дарственной надписью. В те годы, когда ему перекрывали кислород, не давали выставлять свои картины, мы дважды устраивали своеобразную выставку его работ. Он приносил их из своей студии, а я помогал ему их держать на сцене и показывать зрителям. При этом комментарии его были весьма острыми.
Когда к нам пришла Наталья Ильинична Сац, я за кулисами ей похвастался, что мальчишкой проник на открытие возглавляемого ею Центрального детского театра на Театральной площади. Вскоре она мне прислала свои мемуары, на титульном листе которых было написано: «На память о встрече 50 лет спустя в Доме журналистов с радостью, что мы оба все еще в строю. 1981 г. 30 1Х». Увы, увы!
Пред нашей аудиторией выступали Александр Бовин, Егор Яковлев, Лидия Либединская, Виктор Розов, Рубен Симонов, Андрей Гончаров, Олег Ефремов — перечислять можно долго. Со своим творчеством знакомили Булат Окуджава, Юрий Визбор, композиторы Микаэл Таривердиев, Марк Фрадкин, Оскар Фельцман, Давид Тухманов, Владимир Шаинский…
О спорте рассказывали Михаил Таль (шахматы), Анатолий Тарасов (хоккей), Елена Чайковская (фигурное катание), Николай Старостин (футбол). Юная Алла Пугачева, сама себе аккомпанируя, пела сочиненную ею песнь на стихи Осипа Мандельштама «Ах, Александр Герцевич!»
Александр Ширвиндт и Михаил Державин, выйдя на сцену, спели бетховенского «Сурка». Пел, правда, Ширвиндт, а Державин, внимательно за ним наблюдая, стучал двумя деревянными ложками: «По разным странам я бродил, и мой… — стук, стук — со мною».
Михаил Ножкин, выступая со своей программой «Шуты шагают по планете», держал в руках газету «Правда», складывал ее и в конце надел на голову в виде шутовского колпака. К счастью, все обошлось без последствий.
Как-то после окончания очередного выпуска журнала кто-то из нас нашел на полу за кулисами 10 рублей. Стали всех опрашивать — кто потерял. Все отказывались. А Рина Зеленая вообще заявила: «Отродясь таких денег не имела». Что оставалось делать? Спустились в ресторан, кое-что добавили и повеселились на славу. А «вечерочник» Сева Шевцов, который в тот вечер выступал на сцене и рассказывал о своих встречах с Фаиной Раневской, цитировал ее афоризмы (они тогда были мало кому известны), решил восстановить свои нервные клетки и подошел к бару. На вопрос бармена, какой коктейль ему приготовить, произнес: «Мне 150 граммов водки, и не дай Б-г что-нибудь туда добавить». Он всегда высоко ценил чистоту жанра.
Оглядываясь в прошлое, приятно сознавать, что устный журнал «Журналист» был весьма популярен среди московской интеллигенции. Свидетельство тому — все 20 лет его существования зрительный зал Домжура был полон.
 

Виталий РОЧКО, Россия