Комик без улыбки, или Человек-оркестр немого кино

Семейная легенда
Великий комик американского кино Бастер Китон родился 4 октября 1895 года в Пикуа (штат Канзас). Семейная легенда гласит: когда малышу было всего несколько месяцев, он чуть не задохнулся в сундуке с театральными костюмами, где его случайно заперли родители. В это время они выступали на сцене и не подозревали, что происходит за кулисами. Но младенец каким-то чудом выжил… 
В шесть месяцев Джозеф упал с высокой лестницы, да так удачно, что не получил никаких серьезных повреждений. Когда ему было три года, в раскрытое окно ворвался смерч, подхватил мальчика и прямо из комнаты перенес к соседнему дому. Приземление прошло благополучно — без единой царапины. В этот же день Джозеф Фрэнк Китон сунул руку в машину для отжима белья, но все обошлось и на этот раз, если не считать размозженного сустава указательного пальца. 
Но на этом несчастья, свалившиеся на голову Китона-младшего, не закончились: он кинул камнем в дерево, камень срикошетил и попал ему в голову. Однако и здесь Джозеф не пострадал… 
Родители и раньше замечали, что их малышу везет, но после всех этих событий окончательно убедились в том, что их мальчик необыкновенный. И что ему пора выступать на сцене в семейном шоу.
Они же, вполне преуспевающие эстрадные артисты, рассказали обо всем великому Гарри Гудини, который выступал вместе с ними. Гудини и прозвал малыша Бастером (buster — «удалец»). Прозвище прилипло и превратилось в имя, под которым Джозеф вошел в историю мирового кино — Бастер Китон.
Но сначала был театр. Семейный театр — «Трио Китонов». Родители вместе с Бастером объезжали города и веси Америки, но избегали мест, где их могли привлечь за использование детского труда, поскольку Бастер появился на театральных подмостках в три года.
Зрители умирали от смеха, когда за спиной Китона-старшего на сцене появлялся его трехлетний двойник, в таком же парике и в такой же одежде, мастерски копировавший все жесты отца. Правда, защитники прав детей неоднократно обращались к властям с требованием запретить шоу Китонов. Дело в том, что каждый раз собственные родители кидали мальчика из угла в угол. Родители выходили на сцену и слово за слово начинали ругаться и швырять друг в друга предметами, попадавшимся под руку. Когда попадался малыш, он тоже не мог избежать этой участи. И каждый раз, когда мальчик с громким шумом падал на сцену, он вставал, отряхивался и невозмутимо извинялся перед зрителями: «Простите, я упал!»
Зрители рыдали от смеха.
Не раз и не два семью Китонов навещали полицейские. Временами родителям удавалось выкрутиться, выдав своего малыша за карлика, временами — нет. «Иногда нас арестовывали несколько раз подряд, то есть моего старика брали под арест, — вспоминал Бастер. — Однажды меня вызвали к мэру Нью-Йорка, где врачи осмотрели меня на предмет возможных переломов и ушибов. Ничего не обнаружив, они дали мне разрешение на работу».
Старший Китон с гордостью сообщал Гудини, что «даже уборщицы в театре бросают свое дело, когда выступает Бастер». Он участвовал в семейном шоу семнадцать лет. За эти годы Бастер стал звездой американского водевиля, певцом и танцором, обучился игре на фортепиано и миниатюрной четырехструнной гитаре. Сам непревзойденный Гудини показал ему карточные фокусы, а знаменитый танцор Билл Робинсон научил искусству чечетки. К двадцати годам Китон блестяще импровизировал, сочинял шутливые скетчи, демонстрировал различные пародии.
Но выступать вместе с отцом становилось все тяжелее и тяжелее — старший Китон пристрастился к алкоголю, на сцене бывал раздражительным, но главное — неосторожным. Теперь, когда он кидал сына из угла в угол, мало кто мог быть уверен, что не произойдет несчастья. В конце концов Бастер поставил точку над «i», и в 1917 году оставил шоу родителей. 
Молодой артист отправился в театральную Мекку Нью-Йорка, где сразу получил работу в одном из лучших бродвейских театров. Но проработал он там всего лишь два месяца.

Дядя и племянник
В те годы умами американцев владел кинематограф. Бастер решил попробовать себя в этом новом виде искусства и явился на небольшую студию своего дяди Роско Арбакля. Родители были недовольны. В кино, только входящем в моду, платили еще не так, как в театре — 40 долларов в неделю против 250 в театрализованном шоу. Кроме того, они считали, что сын изменил принципам семьи, которая кино не признавала. Но Бастер был непреклонен в своем решении.
Дядя предложил племяннику подыграть в одном эпизоде, но тот еще чувствовал себя скованно перед камерой. Когда Арбакль камеру убрал, Бастер расслабился и начал делать то, что у него лучше всего получалось: импровизировать, используя первые попавшиеся под руку предметы. Съемочная группа валялась от смеха.
Несмотря на первую неудачу с эпизодом, на студии ему нравилось все, а особенно камера, которую он попросил Арбакля дать ему на денек домой, чтобы разобраться в ее устройстве. Там он разобрал аппарат до последнего винтика, внимательно изучил его устройство и вновь собрал. На следующий день он пришел к дяде и заявил, что хочет с ним работать.
После съемок трех фильмов Китон стал помощником режиссера, а через какое-то время и сценаристом. Через несколько месяцев он уже пользовался не меньшей популярностью, чем сам Арбакль. 
А к 1920 году Бастера Китона, «комика без улыбки», уже знал весь мир. И хотя ему еще долго не удавалось обойти Чаплина и Гарольда Ллойда, его полюбили с первых же фильмов. За восемь лет он снял 19 короткометражек и 12 полнометражных лент, все они вошли в историю мирового кино.

Своей дорогой
Первая картина, которую снял Китон, называлась «Три эпохи» (1923; в русском прокате «Бен-Акиба клянется»). Это была довольно смешная, эксцентричная пародия на фильм одного из самых известных американских режиссеров Д.У. Гриффита «Нетерпимость». А импровизированная колесница в «древнеримском» эпизоде была первой в ряду знаменитых китоновских «упрямых машин» — мотоциклов и автомобилей, яхт, паровозов и даже воздушных шаров. Это было одно из открытий Бастера Китона — механизмы, созданные человеком, сопротивляются человеку, но в конце концов покоряются ему. Он продолжил эту линию в таких ставших классическими картинах, как «Шерлок-младший» (1924; в русском прокате «Одержимый»), «Навигатор» (1924), «Семь шансов» (1925) и других. Самые различные механизмы терзали невозмутимого Бастера, но победителем всегда выходил он. Выдержанный и бесстрастный, без тени улыбки на лице, сохраняющий каменное спокойствие в любой ситуации. 
Вершиной мастерства Китона стало его трогательное и эффектное обращение с локомотивом в фильме «Генерал» (1927), наиболее прославленной ленте тех лет.
Сам Бастер гордился им больше всего — «Генерал» был одной из первых картин, включенных в Национальное фильмохранилище Библиотеки конгресса США.
Бастер всегда соперничал с Чаплиным, но чтобы на него обратили внимание, нужно было придумать другой персонаж, другую манеру игры, другие приемы монтажа фильма. В отличие от театральной, зачастую сентиментальной манеры Чаплина, Китон выполнял трюки с непоколебимым хладнокровием, сохраняя полное спокойствие во всех переделках. Он позволял себе больше экспериментировать с камерой и лабораторными киноприемами, такими как наложение кадров, множественное изображение или комбинированные съемки.
Бастеру было тесно в рамках грубого комедийного фарса, он шел своей дорогой. Создавал фильмы, где были не только невероятные акробатические трюки, но и тонкая ирония, едкая сатира, а порой и черный юмор, превращая все в высокое искусство: он понимал, что под небом — балаган, но над балаганом — небо. Как правило, он сам придумывал сценарий, сам ставил кадр и сам снимался в своих фильмах, проделывая необычайные трюки и, естественно, что на съемках порой бывали несчастные случаи. Но Китон не обращал внимания на такие «мелочи», как будто не чувствовал боли. 
В 1921 году, когда снимали фильм «Электрический дом», он сломал ногу, защемив ее в ленте эскалатора. Доктора прописали ему полный покой, а он тем временем снял «Балаган», где исполнил танцевальный номер. На съемках «Нашего гостеприимства» (1923) он чуть не утонул в реке, когда оборвался страховочный трос. Через год на съемках «Шерлока-младшего» (1924) Китон сломал шею. А через несколько лет, когда делали «Пароходного Билла» (1927), актер сломал нос. Были случаи, когда он едва не утонул на речных порогах, когда его ударило по голове пушечным стволом. 
Эти кадры дошли до нас, потому что операторы никогда не останавливали своих камер. И Бастер Китон продолжал снимать кино, которое стало его судьбой.

«Странный брак»
В 1920 году Бастер женился на Натали Талмедж. Натали была капризной и неуравновешенной особой. Треть доходов своего мужа — 900 долларов (по тем временам — большие деньги) она тратила на одежду и различные безделушки. Но Бастер любил эту женщину и был готов выполнить любой ее каприз. Это она настояла на том, чтобы муж купил гигантский особняк, который с трудом мог содержать и, тяжело вздыхая, называл «моя итальянская вилла».
Но жизнь в нем не сложилась. С самого начала главой семьи стала теща Китона, она взяла управление хозяйством в свои руки. Под влиянием матери, даже после рождения двух сыновей Натали с Бастером жили как чужие. Тем не менее, этот странный брак продержался девять лет. Китон всегда говорил, что любит жену, и однажды в кругу близких друзей с грустью заметил: «Ни одна женщина в мире не могла бы разлучить меня с Натали — кроме самой Натали!»

«Я говорил: «Это дрянь!» Но мы все равно снимали»
В 31 год он снял 31-ю картину и стал одним из самых популярных комиков мира. Спустя пять лет судьба приведет его к банкротству. В 1936 году он заключил контракт со студией Metro-Goldwyn-Mayer, рассчитывая, что союз с одним из столпов Голливуда принесет ему большие деньги и даст новые возможности. Но ошибся.
Когда-то и Чаплин, и Гарольд Ллойд говорили ему: чтобы сохранить независимость, надо рассчитывать только на себя. Но у него не было сил и средств, чтобы создать собственную киностудию. Вот тогда он и решился на этот контракт, который в конце концов и привел к крушению всех его надежд.
Заключив договор с Metro-Goldwyn-Mayer, он потерял главное — свою творческую независимость. На студии Китону объяснили, что он, снявший три десятка популярных картин, ничего не понимает в кинематографе. Затем продюсеры начали наперебой советовать ему, как надо снимать фильмы. Чем дальше, тем сильнее уставал Бастер от этой изматывающей душевные силы борьбы и сдавал свои позиции продюсерам, навязывавшим стандартные взгляды на кинопроизводство. Ко всему прочему наступала новая эпоха — эпоха звукового кино, в котором искали себя и Чаплин, и Мэри Пикфорд и еще много-много товарищей по профессии.
Много позже Китон рассказывал о своих продюсерах: «Я пытался с ними спорить, но быстро сдался. Они говорили: «Это смешно!» Я говорил: «Это дрянь!» Но мы все равно снимали».
Ему удалось остаться самим собой — прежним Китоном только в «Операторе» (1928). А затем его карьера пошла на спад. Уровень последующих его фильмов резко упал. Продюсеры не могли понять, в чем дело. И от советов перешли к вмешательству в творческий процесс. Они нанимали сценаристов, ставили Китону в кадр партнеров и даже запретили выполнять трюки, чтобы не пугать страховые компании.
Бастеру Китону — человеку-оркестру, который мог играть только один и только свою «музыку», они навязывали свое видение исполнения и своих «оркестрантов». Все шло к развязке.
И наступил день, когда Бастер не выдержал: «Я понимал, что мы снимаем плохой фильм в первый же съемочный день. Но что я мог сделать… — вспоминал Китон. — И я поступил так, как делали многие. Я начал пить».

Крушение и возрождение
В начале 1930-х годов Бастера вынуждают признать себя банкротом и взыскивают с него через суд 28 тысяч долларов. Он продает дом. Его бросает жена, новый брак был неудачен, в течение нескольких лет умирают все старые друзья. Он остается один.
Но самый тяжелый удар нанесла студия MGM, которая уволила его после отказа снимать фильм, показавшийся ему никчемным. Теперь ему ничего не оставалось делать, как придумывать за отдельные гонорары шутки и трюки для других актеров. 
Весной 1934 года его доставили в больницу для принудительного лечения от алкоголизма. Ему было тридцать девять лет. И Китон нашел в себе силы, чтобы выбраться из той пропасти, в которой он оказался. В 1937 году, полностью оправившись от пьянства и уйдя от нелюбимой второй жены, он вновь поступает на MGM в качестве автора гэгов. В 1941 году состоялось его триумфальное возвращение на театральную сцену. В 1949 году журнал «Лайф» вышел с фотографией Китона и большой статьей о его творчестве.
С этого момента и начинается возрождение гениального артиста: фильмы следовали один за другим — он снимается в «Бульваре Сансет» (1950), «Огнях рампы» (1952), «Вокруг света за 80 дней» (1956). В 1959-м Китон был награжден премией «Оскар». А затем последовали «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» (1963) и «Путевой обходчик» (1965). После «Путевого обходчика» судьба отпустила ему еще год жизни.
Легендарный комик умер 1 февраля 1966 года в Голливуде.
 

Виктор ГОРН, Россия