Аттракцион Айши

В самом деле, в свои отроческие годы Айша умела все, что должна делать истинно черкесская женщина: усердно молилась Аллаху, соблюдала посты. А еще стегала одеяла, вышивала шелком, плела кисти для шалей. Если ты черкешенка, то за ночь сумеешь свалять овечью шерсть и скатать джигиту бурку. Айша и это могла.
Аул, где жил род Дудовых, примыкал к городской окраине, и волны другой жизни докатывались до стен черкесской твердыни. Там, в пригороде, обитали девушки, не читавшие Коран. Они не опускали глаз при встрече. Ходили с непокрытыми головами, стриженые и в коротких юбках. Вместо лезгинки они танцевали непотребные танцы. За глаза их называли заводчанками и коммунистками. Айша с опаской наблюдала их издали, но случайно с одной из них столкнулась в больнице, куда ее привел муж.
– Ты, овца, чего со стариком живешь? Не те времена! — девица едва не сдернула с головы черкешенки платок.
Действительно, у мужа даже внуки были старше Айши. Богатство его истощилось, но остались лошади, стадо коров и овцы. Айша привыкала к новой роли. Мужу ни в чем не перечила. Он был угрюм, неласков и молчалив. Айша его побаивалась и сердцем к нему так и не прилепилась. И не напрасно. Вскоре его хватил удар, и умер он в одночасье. Однако юная супруга успела ему родить троих детей, но все трое почему-то не выжили. Вслед за мужем она похоронила и отца. Айша не понимала, за что ее наказывает Аллах, и долго носила траур.
Когда началась война и немцы оккупировали север Кавказа, Айше исполнилось только восемнадцать, и она была вдова. Щуплая, тоненькая, она походила на подростка. Солдаты и немецкие офицеры ее не трогали. Какая из замухрышки фройлин? Впрочем, военным начальством было предписано не посягать на честь кавказских женщин, не заводить связей. Дикое племя: кинжал вонзится раньше, чем выстрелит маузер.
Сводного брата Айши, Азамата, обязали работать в комендатуре, определили плотником. Иногда немцы требовали, чтобы привел с собой сестру. Айша мыла в штабе полы и окна, убирала посуду в офицерской столовой. В селе осуждали Дудовых: прислуживают оккупантам. Но события развернулись иначе…
Обычно Айша и Азамат по утрам угоняли стадо в горы: телок, коров, овец.
Немцы знали Дудовых в лицо и не останавливали их на мосту. Однако черкесская семья и не предполагала, в какую опасную передрягу она добровольно себя ввергнет. 
Случайно от переводчика Азамат узнал, что немцы планируют массовое истребление местного населения. А начнут с евреев. Он рассказал об этом Айше, и она побежала к соседям. Разве можно не спасти от смерти тех, с кем живут годами бок о бок? Это родные люди. Все-все! Часовщик Бьома, опиравшийся на массивную трость, мог починить деревенские ходики и швейцарский «Лонжин». Парикмахер дядя Моисей стриг и брил весь мужской пол в парикмахерской на базаре, да и дома у себя не отказывал никому — усаживал клиента перед осколком зеркала, извлеченного из старого трюмо. А аптекарша Цецилия Леопольдовна, прозванная Цилей? К ней бегали за микстурами и порошками, которые она растирала в фаянсовой ступке. Она называла себя провизором и уверяла, что фармацевтическое образование получила в Европе, в городе Берне. Сквозь аптечное окно было видно, как поблескивает пенсне на ее крупном носу и полыхают рыжие волосы, окрашенные красным стрептоцидом.
Одинокие старики, обреченные на гибель, ночью были спрятаны в подвалах, в сараях и на чердаках у карачаевцев, черкесов, ободзинцев. Но на утро пришло другое страшное сообщение: немцы замыслили новую кровавую акцию. Уже готовы машины, чтобы отловить еврейских детей, вывести в лес и там расстрелять.
– Дети… — Айша рвала на себе волосы. Вертелась волчком: там за речкой жили циркачи. Перед самой войной на время гастролей их разместили по квартирам. Дрессированных зверей успели эвакуировать. Подводы с актерами и скарбом застряли на переправе. А у цирковых — полно ребятишек, и все они выступали со взрослыми в аттракционах. 
Артисты были раздавлены свалившейся новостью. Выслушав Айшу, они приняли ее план, а детям сказали, что поведут их на представление.
Малыши от шести до восьми лет, дети жонглеров, клоунов, музыкальных эксцентриков, надели цирковые костюмы и захватили реквизит. Когда стемнело, Айша и Азамат повели к своему дому маленьких артистов — в полосатых трико, крахмальных пачках, бархатных балахонах и кружевных жабо. Этот ночной парад-алле сопровождали безмолвные флейты, скрипки пикколо и гармоники. И еще одноколесный велосипед с красными педалями, шары и два белых голубя, которых обычно в финале под звуки туша запускали под купол цирка детские руки.
– Всех собрали? — с тревогой оглядывая процессию, спросил Азамат. 
Айша, пересчитав детей, кивнула. Детей разместили в большом сарае.
– Куда едем? Когда? — верещали малыши.
Айша ладонью прикрыла рот, дав знак всем замолчать. 
– Слушайте команду, — приказал Азамат. — Быстро раздевайтесь! Костюмы — в мешок. Все остаются только в трусах. Мы вас спрячем в горах.
Дети, ничего толком не поняв, испуганно молчали. Айша и Азамат взяли их за руки и повели к стаду, которое пастухи собирались гнать на пастбище. Каждого ребенка привязали, прикрутили к коровьему боку. Коровы с тайным грузом шли в середине стада, так что со стороны ничего не было видно и не могло вызвать подозрения у патруля. Заметив и узнав среди пастухов Айшу и Азамата, немец кивнул:
– Шнеллер! — и жестами объяснил, что скоро поедет колонна мотоциклистов, и надо спешить. Так стадо благополучно миновало село.
Роланды, Аделины, Клотильды и Мишели — обладатели звучных цирковых имен, а для домашних — Миши, Баси, Мани, Грини и Изики, прижимались к теплой коровьей шерсти. Покачиваясь, как в люльках, они плыли к своему спасению. Коровы, отгоняя хвостами слепней, шли покорно, мерно, смирясь с непривычный ношей. Стадо двигалось к речке, прошло мост, приблизилось к лесу и вскоре добралось до ущелья. Другие пастухи, предупрежденные о появлении «гостей», быстро освободили от веревок невольных пленников и повели к пещерам. В одной из них был загон для скота, в другой разместили спасенных детей. Малышам дали оглядеться, растерли затекшие тела и напоили молоком.
Возвратившись домой, Айша в конюшне, под кормушкой, закопала детские костюмы, мячи, гармонику, скрипку и флейту. Заодно спрятала свой серебряный пояс с красными камнями — материнское наследство. Одноколесный велосипед прикрыла рогожей. Козленка по кличке Моряк отвела к овцам. Она выпустила в небо цирковых голубей, а те долгое время прилетали и садились на крышу ее дома.
Поздно вечером в дверь постучали. Айша выглянула. На пороге стояла Черная Фатима, известная всему селу злобным нравом. Она стукнула палкой по косяку двери:
– Шакалка! Безмозглая! Ты спасла щенков неверных!
И замахнувшись, прошипела страшное проклятие:
– Пусть в семье твоей не рождаются мужчины! Да не продлится твой род!
Айша в страхе захлопнула дверь. Назавтра она сказалась больной и целый день молилась. «Я спасла детей чужого народа и не нашей веры, — думала она, — но Аллах меня не осудит, а пошлет мне своих детей».
Ночью ей приснились два ангела: один записывал ее добрые дела, другой считал грехи и грозил Судным днем.
Поздно вечером Айша и Азамат собрали взрослых циркачей. В сарае уже скопилось много людей. Пришедшие цирковые артисты были одеты как попало. Никто бы не узнал в серой безликой толпе клоуна Фабри, музыкальных эксцентриков братьев Покинез, ассистентку иллюзиониста мисс Викторию и дрессировщицу синьору Клару. И только иллюзионист Эмиль остался артистом: черная блестящая рубашка, белый атласный шарф. Люди перешептывались и больше молчали. Они были подавлены и страшились неизвестности. Опустив головы, сидели на старой кошме на полу. Эмиль подходил к одной группе людей, к другой. У кого-то из-за уха извлек целлулоидный шарик, у кого-то из-за пазухи вытащил колоду карт. Он подошел к Айше и слегка коснулся волос. Вдруг из косы потянулась алая лента, а следом платки разноцветного шелка. Они то связывались узлами, превращаясь в гирлянду, то разлетались, как диковинные птицы. Айша смутилась, закрыла лицо руками, а все засмеялись. Эмиль подходил к измученным предчувствиями людям и каждому вручал сюрприз — пустяк, мелочь. Страхи улетучивались, и брезжила надежда.
– Собираемся! — шепнул Азамат. — Поешьте перед дорогой.
Он принес лепешек, овечьего сыра и слив. 
На сей раз Дудовы придумали другой способ переправить людей в горы. В семьях соседей они собрали старые папахи, войлочные шляпы, фески и облачили в них еврейских беглецов. Новоявленные «чабаны» растворились внутри коровьего стада. 
– Чух-чух! Хайт-хайт! — привычно погоняли скот Азамат и Айша.
Было раннее утро, почти сумерки. Спало село, спала и немецкая комендатура. Стадо шло. Коровы словно плыли в тумане. От них пахло молоком, травами. Позванивали колокольцы на шеях животных. И казалось, странный караван то плывет по реке, то летит по небу. А иллюзионисту Эмилю мнилось, что это какой-то новый аттракцион, и окончится он криками «Браво!». И будет ослепительный свет рампы, и звуки туша, а под купол цирка взлетят голуби. 
Блеющее и мычащее стадо, внутри которого двигалось неоправданное множество пастухов, еще не один раз пересекало мост и достигало ущелья. Так Айша и Азамат партиями переправили в горы и спасли от немецкой расправы около двадцати еврейских семейств.
Жизнь в селе текла как обычно. Ранним утром коров и овец гнали на пастбище. Но староста стал замечать в стаде Айши и Азамата перевязанных коров.
– Да хворают они, вот и бинтуем, — объяснила Айша, приложив руку к сердцу. На самом же деле она придумала хитрую уловку, чтобы переправлять пищу затворникам. Айша пекла лепешки, караваи и холщевыми полотенцами подвязывала, приматывала к вымени коров, уже не дававших молока. Буренки покорно, словно с пониманием, переносили для страждущих благодатный груз.
Тем временем немцы неистовствовали: куда подевался еврейско-цыганский табор. Как снялся вмиг с мест со всеми своими «киндерами» и исчез? В селе и пригороде устраивали облавы и обыски, но следов беглецов так и не нашли.
Когда спустя месяцы оккупантов вытеснили с кавказской земли, «пещерные» жители вышли на свободу. К счастью, они выжили все и, возвратившись, стали искать Айшу и Азамата. Но дом избавителей был пуст, окна заколочены.
Просто в одну роковую ночь года по велению Сталина целые народы были обвинены в предательстве и преданы анафеме. Ошельмовав, их сгоняли с родных мест и ссылали в чужие дальние края — Казахстан и Среднюю Азию.
Товарные вагоны, в которых везли депортированных, «телятники», были битком набитые карачаевцами, черкесами, лезгинами, чеченцами. Женщины, старики, дети мерли от холода и голода, и их трупы не разрешали хоронить. Охранники выбрасывали тела умерших из вагонов прямо на ходу поезда.
Айшу разлучили с братом. Она сидела в углу, у самого колеса на мешке, в который успела бросить стеганое одело, шаль и несколько лепешек.
Ей снились дети, то ли свои, то ли спасенные, и человек, похожий на фокусника Эмиля. Правда, иллюзионист был усат, одет в белую праздничную черкеску с газырями и сжимал рукоятку кинжала.
– Спаси! Защити! — молила его Айша. Но фокусник не обнажил кинжала, а выхватил из рукава гирлянду разноцветных платков, превратившихся в птиц.
Чудо ли случилось, или Аллах спас страдалицу Айшу, но она выжила в кроваво-ледяной круговерти. В казахском городке Кокчетав, где на станции выгрузили и бросили на снег ссыльных, она нашла приют. Там через год она встретила соплеменника, вышла замуж и родила ему трех дочерей.
Когда через два десятилетия кавказские народы были реабилитированы, она возвратилась на родину. Дом ее был цел, но разграблен. В конюшне под кормушкой, где она зарыла вещи маленьких циркачей и серебряный пояс — семейную реликвию, ничего не оказалось. 
Дочки ее, выросшие в советской среде, не знали ни родного языка, ни обычаев. Они жили другой жизнью и о прошлом знали мало. Когда верующая Айша проветривала белье для вечерней молитвы, они подшучивали над ней:
– Мама, ты уже вывесила свои флаги?
Однажды местная газета прислала к Айше корреспондента. 
Журналист тщетно пытался разговорить женщину, чтобы она рассказала о своем героическом поступке. Та отнекивалась, плакала и говорила лишь о брате, погибшем в лагере. Она не могла вспомнить ни спасенных соседей, ни цирковых детей, никого из циркачей — ни клоуна Фабри, ни дрессировщицу коз Клару. В свои сорок с небольшим она была совершенно седой и почти утратила память. Но прожила долго.
Десятки лет спустя Айшу разыскали и навещали гости из Германии, Америки и Израиля. Они приносили ей подарки и благодарили за то, что в страшные годы войны она им, маленьким, спасла жизнь, спрятав от немцев в пещере, в горах.
Айша безучастно кивала головой, отирая щеки от поцелуев благодарности, и лишь однажды оживилась и вдруг спросила:
– Джаным, душа моя, скажи, а где теперь фокусник?
 

* * *
 

Увековечена ли память о черкешенке Айше в Аллее праведников в Яд ва-Шем в Иерусалиме?
 

Рена ЯЛОВЕЦКАЯ 
Россия